Проклятые Благословением. Часть 1 (СИ) - Дичковский Андрей

Шелиара покосилась на Иолаю. Та выглядела растерянной, что было совсем на нее не похоже. Забрав у Герцога кубок, Иолая отпила из него и, спустя несколько секунд, пожала плечами. Потом озадаченно посмотрела на остальных.

— Кому-нибудь еще вино кажется странным?

Все присутствующие, включая Альдана, покачали головами. Даже Шелиара удивилась. Вино как вино. Ничуть не хуже того, что она дважды в год пила в Танаане. Даже лучше.

Герцог посмотрел на гостей исподлобья, словно его и впрямь разыгрывали.

— Ладно, налейте-ка мне брама.

Слуга не замедлил с исполнением просьбы. Вскоре Герцог поднес ко рту хрустальный бокал с темной жидкостью, чуть пригубил…

Бокал полетел на другой конец крыши, где и разбился с веселым звоном.

— Да что сегодня не так с алкоголем?! — вскричал Герцог.

Гасфорт, также сделав глоток брама, покачал головой:

— Боюсь, друг, это не с алкоголем что-то не так…

Герцог в ужасе открыл рот. Губы его предательски подрагивали, а плечи ссутулились. Глаза метались по сторонам в отчаянной попытке разгадать тайну случившегося. Шелиаре прежде ни разу не доводилось видеть Герцога столь подавленным.

— Эль! — крикнул Герцог слугам срывающимся голосом. — Принесите эля!

Пока слуга бегал вниз и обратно за бочонком эля, никто не решался не то что пить, но даже издавать хоть какой-то звук. Шелиара посмотрела на Альдана, и тот еле заметно пожал в недоумении плечами.

Наконец, перед Герцогом поставили кружку, наполненную элем. Все замерли в ожидании. Герцог сделал глубокий вдох, глотнул… и раскашлялся, примерно как Шелиара, когда впервые попробовала алхимический табак. С перекосившимся от злости лицом Герцог выплеснул эль под ноги, затем, сжав губы, грохнул кружкой по столу. Затем еще раз, так, что стоящие блюда и кубки задрожали.

— Сволочи! — Громовой удар по столу. Один из кувшинов с вином не выдержал и свалился, расплескав содержимое по скатерти. — Клятые храмовники! — Еще удар. На этот раз не выдержала уже кружка и треснула пополам. — Чтоб вас всех…

— Милый! — Иолая, не в силах наблюдать за этим, бросилась к Герцогу и обняла его со спины. — Успокойся. Прошу… Ну, тссс…

Герцог обессиленно сел и откинулся на спинку стула. Кажется, в уголках его глаз застыли слезы.

В повисшей тишине Альдан решился сообщить:

— Что ж… Похоже, свое Проклятье ты выяснил довольно быстро.

Интуиция подсказывала Шелиаре, что пирушка по случаю новопреображенного Герцога накрылась, не успев и начаться.

Глава 21

Моросящий уже несколько часов подряд дождь навевал Наллару нор Керрано воспоминания о Гальтии.

О небольшом поселке в раскинувшейся между двух гор долине, оставшемся где-то там, в сотнях миль к северу.

О доме.

В родном королевстве, особенно в горных провинциях, дожди — дело обыденное, тем более весной и осенью. В тот день, когда Наллар покидал дом, чтобы отправиться в миссию, небеса с самого утра ревели навзрыд. Гальтиец хорошо запомнил, как сидел у очага, играя с ничего не подозревающими о его скором уходе дочками, пока Кельта в спешке готовила завтрак, одновременно подшивая к его походной накидке оторвавшийся капюшон. Он помнил, как она, всегда твердая и непоколебимая, точно горная скала, едва сдерживала слезы при прощании на пороге дома. Как после долгого и в то же время немыслимо короткого поцелуя стала умолять его послать Гильдию Всевидящей Башни ко всем чертям и остаться.

«Ты ведь понимаешь, что я не прощу ни тебя, ни себя, если ты не вернешься из этой клятой Триамны?» — спрашивала она, шмыгая носом. Трехлетние малютки мотались под ногами, не понимая, куда в такую дождливую погоду собирается папа и почему мама плачет.

«Я обещаю, что выживу. — Наллар знал, что никто — даже самый умелый соглядатай — не мог бы поручиться за такое, но это были те слова, которые Кельта хотела услышать. — Выживу и вернусь. Я не позволю никакому триамнийцу разделить нас. Ты же мне веришь?»

Не разжимая объятий, Кельта кивала и прижималась к тему, так близко, что он слышал биение ее сердца.

Сколько они простояли на том пороге? Четверть часа? А, может, часа четыре? Наллар не мог бы поручиться. Он только помнил, как напоследок наказал дочкам слушаться маму, поцеловал жену в лоб и, не оглядываясь, зашагал по дороге. Кажется, это было его самое тяжелое прощание.

Усилием воли Наллар отогнал непрошеные воспоминания о доме — как показывал его же опыт, они влияли на него не самым положительным образом — и залпом допил чашу с разбавленным вином. После паромной переправы на Полуостров и еще полутора суток езды они с Ойлегером, наконец, достигли точки, когда их пути расходились, и теперь в последний раз совместно обедали в придорожной харчевне. Харчевня называлась «Пять всадников», в очередной раз подтверждая зацикленность триамнийцев на арканах.

«Интересно, какая харчевня или трактир будет следующим? — подумал Наллар, дожидаясь, пока Ойлегер догрызет баранью ногу. — Может, «Заботливая дева»? «Быстрый слуга»? Или… «У всемудрого архонта»?»

Наллар оперся локтем о стол и огляделся — после того ночного инцидента у переправы он старался всегда быть начеку, опасаясь, что неожиданно из ниоткуда появятся люди в военной форме и начнут задавать вопросы, причем явно не о погоде. Пока что ничего такого не происходило; на отсутствие Гелледана никто не обратил ни малейшего внимания, да и на дорогах Полуострова им с Ойлегером пока что не встретилось ни одного патруля. В харчевне также не обедал никто подозрительный: за соседним столиком сидели средних лет женщина и двое юношей, на вскидку лет четырнадцати. Наллар предположил, что мать везет их в столицу для прохождения Ритуала Преображения. Мимоходом гальтиец задумался, многих ли детей жителям далеких от Полуострова городов удается свозить в столицу, когда тем исполняется четырнадцать. Наверное, нет. Все же путешествия по стране — удел, в первую очередь, торговцев и пилигримов. Ну и, пожалуй, шпионов.

Ойлегер, наконец, бросил в миску идеально обглоданную кость и, опустошив чашу с вином, похлопал себя по чуть выпирающему животу.

— То, что надо, — довольным тоном произнес он. — Ну что, пилигрим. Как насчет недолгой прогулки? Мне показалось, тут неподалеку озеро.

Чуть поразмыслив, Наллар кивнул. В конце концов, и дождь почти что прекратился.

Поблагодарив хозяйку за вкусный обед, они покинули харчевню. Под высоким навесом их ждали две лошади и повозка Ойлегера и, у отдельной коновязи, купленная с утра за восемь серебряных жаворонков кляча, на которой Наллар рассчитывал проделать оставшийся рывок до столицы, где его уже наверняка заждались. Они свернули в другую сторону от харчевни и вышли к небольшому озерцу, поросшему по краям высокой травой. У дальнего берега к небесам вздымались стволы платанов; Наллар предположил, что весной и летом здесь очень красиво. Почти так же, как на горных лугах рядом с домом…

«Прекращай это», — сказал он самому себе.

Порой воспоминания о доме лезли в его голову с навязчивостью портовой девки.

Они медленно шагали по размякшей после дождя земле. Наллар ожидал, что Ойлегер предложит ему сыграть напоследок партию в арканы, но тот не торопился. Вчера во время дневного отдыха они сыграли десять партий, и каждый выиграл по пять. Наллар втайне гордился этим достижением.

Какая-то часть разума гальтийца (скорее всего, та, что отвечала за его инкогнито) изредка, но настойчиво подбрасывала ему мысли о том, что все же не стоит рисковать и оставлять в живых человека, знающего правду о нем. Наллар эти мысли резко отметал. Хватит с него и одного трупа.

Впрочем, в отношении торговца была одна вещь, не дававшая ему покоя последнее время. И Наллар не собирался оставлять ее неразрешенной. Он поравнялся с Ойлегером и, кивнув на темно-серое озеро, сказал:

— Знаешь. Одним из самых удивительных открытий за мою жизнь было то, когда лет… не помню точно, кажется, где-то в пятнадцать… я внезапно понял, что цвет воды в озере или море не самостоятелен, а напрямую зависит от цвета неба над ней.