Прах и Тьма - Кортни Гулд

Смешно было думать, что он не сможет пройти даже такое расстояние в одиночку.

Он шагнул в ночь и закрыл за собой дверь. Без скрежета кондиционера и бессвязного бормотания телевизора на улице было тихо. Тишина подействовала как прохладный бальзам на лихорадочно работающий мозг Элексиса, успокаивая нервы, которые в комнате мотеля были натянуты как струна. Без Ника он провел последний месяц, играя в видеоигры, пока не почувствовал, что его глаза скоро совсем ввалятся.

Правда заключалась в том, что после Ника казалось, что мир движется слишком быстро. Элексис пока устоял на ногах, но Ник был единственным человеком в Снейкбайте, которому он мог звонить в любое время, не беспокоясь о том, что тот будет раздражен. Ник был единственным человеком, который заставлял его чувствовать себя менее одиноким.

Ник заставлял его чувствовать Снейкбайт своим домом.

Он умер в одиночестве, и теперь Элексис был жив в одиночестве. Было несправедливо злиться, но иногда Элексис не знал, куда девать боль в груди. В такие ночи, как эта, он улучал минутку, чтобы прислониться головой к двери мотеля и просто подышать.

Он добрался до мусорного бака, прежде чем услышал это.

Ботинки громко и быстро отдавались эхом от тротуара.

Элексис повернулся, но незнакомец схватил его прежде, чем он успел закричать, и зажал ему рот ладонью. Он сильно толкнул Элексиса к мусорному контейнеру, прижав его щеку к липкому металлу. Он был крупнее Элексиса, но ненамного. Когда он наконец заговорил, его голос был хриплым.

– Успокойся, – пробормотал человек. – Ты не умрешь.

Элексис корчился, прижатый незнакомцем. Он хотел закричать, но звук застрял у него в горле. Сердце билось так быстро, что он думал, как бы сердечный приступ не убил его прежде, чем у незнакомца появится шанс.

Вот как умер Ник.

Вот как Элексис должен был умереть.

– Стой спокойно, – сказал человек.

Что-то проползло по спине Элексиса, прохладное и скользкое, как масло. Он пнул мусорный контейнер, лихорадочно призывая кого-нибудь с парковки, кто мог бы ему помочь, но никто не пришел. Никто не мог его услышать. Вещество на его шее змеилось вдоль ключицы, а затем медленно просачивалось в кожу.

Он вздрогнул, но желание закричать прекратилось.

Все остановилось.

– Не бойся, – прошептал ему чей-то голос. Голос обладал тембром и глубиной великого океана. Он заманил Элексиса в свои воды, и, прежде чем тот понял это, он погрузился под воду. Незнакомец продолжил: – Я только хочу тебе помочь. Разве ты не хочешь вылечить свое одинокое сердце?

Он хотел. Он больше ничего другого не хотел.

Он не был уверен, почему.

– Тебе нужно место для твоей боли. Я знаю, чья вина в том, что ты один, – голос звучал так, словно исходил из самой тьмы. – Ты хочешь, чтобы этот город чувствовал то, что чувствуешь ты. Ты хочешь, чтобы они чувствовали себя одинокими. Ты хочешь, чтобы они чувствовали себя последними живыми людьми.

– Я… да, – пробормотал Элексис.

– Хорошо. – Тьма окутала грудь Элексиса, а затем влилась в его сердце. Она была гуще крови и текла по нему как смола. Это было все, что он мог чувствовать. Грозовое небо над головой было усеяно серыми полосами и вспышками молний, но Элексис видел только темноту. – Ты поможешь мне, Элексис Каррильо. Но прямо сейчас ты собираешься спать.

Последнее, что увидел Элексис перед тем, как погрузиться во тьму, была его бабушка, смотрящая телевизор в окне, и злобное пятно неба, пока он падал, падал и падал.

31

Большое представление для непосвященных

От кладбища до берега озера путь был недолгий. Логан, спотыкаясь, побрела вдоль по обочине шоссе и остановилась у небольшой бетонной плиты, вкопанной в землю. Стол для пикника был привинчен к бетону, ржавый и выцветший, как будто им никогда не пользовались. Эшли остановилась где-то позади нее; Логан чувствовала ее там, осторожную и напуганную, как будто она думала, что говорить опасно. Ветер раздувал волосы Логан, и они хлестали ее по лицу, прилипая к дождевой воде на щеках.

Логан выдохнула.

– Мы можем присесть на секунду?

Эшли кивнула. Они забрались на стол для пикника у кромки воды и позволили тишине окутать их. Все это было неправильно. Мир пошатнулся под ногами Логан, как будто из фундамента вытащили слишком много камней. В могиле должны были быть ответы, но она раскопала ее, и у нее появилось только еще больше вопросов.

Она закрыла лицо ладонями.

– Это кажется нереальным.

– Письмо? – спросила Эшли. – Или?…

– Боже, все из этого. – Логан потянулась в карман за испачканным листком. Почерк принадлежал Брэндону, но она не могла разгадать смысл. Извинение, но в нем не было сказано, за что извинялся Брэндон. Логан проследила за буквами – они были неровными и бесформенными, как будто он нацарапал их в панике. Буквы были такой формы, как будто ему больно было их выводить. – Кто бы это ни делал, я думаю, ты была права. Брэндон связан с этим. Я тоже.

Эшли посмотрела вниз.

– Я не должна была этого говорить.

Логан пренебрежительно махнула рукой.

Сумерки опустились в долину, когда грозовые тучи рассеялись. Горизонт представлял собой корону из черных холмов, покрытых тенями, а за ними было небо, кроваво-красное и яркое, как огонь. Пятна белого звездного света пробивались сквозь закат, обещая, что до ночи осталось всего несколько минут. Темная вода плескалась о каменистый берег, ритмично и спокойно, как биение сердца. За исключением стрекота сверчков, воды и нежного, осторожного дыхания Эшли, вокруг была тишина. Ночь пахла можжевельником и слабым предвкушением.

Логан закрыла глаза.

– Готова поспорить, люди думали, что это рай.

– Ага. – Эшли смотрела на холмы за водой, и ее глаза были полны заката. – Я да. Может быть, я все еще так думаю. Не знаю. Смотрю на это и больше нигде не хочу быть.

– А я нет, – сказала Логан.

– Я бы хотела, чтобы ты увидела его до всего этого, – сказала Эшли. – Раньше такого не было. Раньше мне действительно нравилось чувствовать, что мы единственные люди в мире. В нескольких часах езды здесь нет никого. Ты можешь делать здесь все, что захочешь, и это не будет иметь значения ни для кого другого.

Смех Логан был горьким уколом. Она не ожидала, что будет смеяться. Этот звук исходил как будто из пустоты в ее груди.

– Это ужасно. Это объясняет, почему у вас трое мертвых детей и никому за пределами Снейкбайта нет дела.

Лицо Эшли помрачнело, и Логан слишком поздно поняла, что она сказала.

– Ты думаешь, он мертв?