Царствие благодати - Йорген Брекке

Теперь снова звучал этот особый смех. В последний раз. Теперь он умолкнет и никогда больше не раздастся.

Самой знаменитой достопримечательностью коммуны Эрланн является, без сомнения, замок Эстрот. Здесь жила фру Ингер из Эстрота, последняя представительница родовой норвежской знати. Раньше считалось, будто замок фру Ингер сильно отличался от тех строений, которые теперь стоят в поместье. Принято думать, что замок в своем сегодняшнем виде целиком возведен дворянином датского происхождения канцлером Уве Бьелке. Однако новейшие изыскания свидетельствуют о принадлежности значительной части построек к эпохе фру Ингер.

Когда старший следователь Синсакер несся по извилистым и узким эрланнским дорогам вдогонку за сбежавшей Сильвией Фрейд и вдруг увидел замок Эстрот, мысли его витали очень далеко от подобных исторических и археологических материй. Ренессансная крепость среди зеленых лугов, тянущихся до самого фьорда, и пристань для гостей имения с пережидающими осенние волнения лодками — живописный пейзаж. Но Синсакер видел только небольшой зеленый автомобиль, припаркованный у главного входа в замок. Свою машину он оставил рядом.

Проход в замок Эстрот преграждала большая тяжелая дверь темного дерева. Прямо в ней была врезана дверь поменьше. Сверху большую дверь обрамлял венец сланцевых барельефов, изображающих гербовые щиты. Синсакер выбрался из машины и увидел, что маленькая дверь приоткрыта. Он открыл ее пошире и вошел в замок. Прямо посреди площади стоял господин средних лет. В его облике проглядывало что-то аристократическое. Бороду его Синсакер вряд ли назвал бы типично трёндской — слишком аккуратно подрезана, — а костюм он покупал явно не в Дрессмане. Похоже, его пошили на заказ еще до того, как у его обладателя наметилось кругленькое выпирающее брюшко. В глаза Синсакеру бросился алый галстук-бабочка.

— Прямо нашествие какое-то. — В голосе господина слышались одновременно раздражение и плохо скрытое веселье.

— Я из полиции, — сообщил Синсакер и в подтверждение хлопнул себя по нагрудному карману, однако удостоверение доставать не стал.

— Я так и думал, — сказал господин, но веселых искорок в глазах у него поубавилось. — У нас что, полицейская облава?

— Сюда в замок не забегала женщина, не видели?

— Видел, и именно женщину. Вообще-то замок сегодня для посещения закрыт. Да, забыл представиться: я хранитель музея. Мое имя — Гуннар Винснес. Я оказался столь небрежен, что оставил некоторые двери незапертыми. Пришел сюда сегодня по своим делам.

Синсакеру достаточно было посмотреть на него, чтобы понять: практичность вряд ли входит в число его достоинств.

— Куда она направилась? — отрывисто спросил он.

— В главное здание. Боюсь, я и там оставил открытую дверь.

Хранитель показал на лестницу, за которой шла еще одна, ведущая на парадное крыльцо с колоннами и выкрашенной в красный цвет дверью.

— Очень невоспитанная дама, — добавил он. — Я вежливо с ней поздоровался, но ответа не получил.

— К сожалению, она хуже, чем просто невоспитанная. Прошу вас покинуть территорию музея.

Гуннар Винснес посмотрел на Синсакера с испугом.

— А вы? Что вы будете с ней делать?

— То, что должна делать полиция. Буду ее арестовывать.

— В одиночку?

— А вы еще кого-нибудь видите? — Синсакер неопределенно мотнул головой, показывая, что он вполне управится сам.

Хранитель музея понял намек и шмыгнул к выходу.

«Идиот, не взял табельное оружие, — подумал Синсакер и стал подниматься по лестнице. — Но кто мог знать, что невинная беседа с пожилым фермером закончится такой погоней?»

Преодолев все ступеньки и запыхавшись, Синсакер остановился и нерешительно посмотрел на дверь. На утверждение Невинса об отсутствии у Сильвии Фрейд оружия он полагаться не мог. С другой стороны, она ударила его монтировкой. Разве взяла бы она эту железку, будь у нее что-нибудь понадежнее? Во всяком случае, она может оказать серьезное сопротивление. На один короткий миг ему представилось, как монтировка врезается ему в голову, прямо в оставшийся после операции шрам, голова откидывается назад и он катится вниз по лестнице, по которой он только что поднялся. Ну хотя бы не надо будет больше волноваться об опухоли в мозгу.

Оттягивая время, он достал из кармана мобильный телефон. «Нужно просто позвонить Браттберг, — решил он. — Она в пять минут договорится с начальником полиции Брекстада о подкреплении, и приедет машина». Однако вместо этого он продолжал неподвижно стоять на месте и рассматривать резные деревянные скульптуры, расставленные вдоль стены под лестницей. Аллегорические фигуры, сохранившиеся со времен, когда даже язык был другим. Он понятия не имел, что они значат. Внезапно у него закружилась голова. «О дьявол, — подумал он, — головокружение — это плохо». Он повернулся к двери и распахнул ее.

— Знаете, что вас выдало? — спросила Фелиция Стоун. Желания злорадствовать у нее не было. Ей хотелось, чтобы Невинс хоть что-нибудь сказал, поскольку до показавшегося впереди дома Крансосов оставался еще добрый километр пути. После того как Синсакер скрылся в лесу, воцарилась тишина, которая действовала ей на нервы.

Невинс ей не ответил.

— Вы сказали, что плохо знакомы с книжным миром Скандинавии, и соврали. Зачем? Вы, возможно, не знаете, но людей чаще всего выдает именно мелкая и ненужная ложь. Начинаешь даже подозревать, будто они хотят быть пойманными. Ведь это вы показали мне надпись с именем Кнутсона, которая непременно должна была привести нас в Норвегию. Вы хотели сыграть с полицией в кошки-мышки, Невинс?

Невинс по-прежнему молча шел рядом с ней. Наручники не давали его рукам лишней свободы. Фелиция вела его, держа только за предплечье, и не боялась, что он сбежит. Он здесь на чужой территории, как и она. Они уже прошли порядочное расстояние, когда он вдруг решил прервать молчание.

— Вы сказали мне одну вещь, которая почти заставила меня заморозить эту идиотскую сделку.

— Сделку? Значит, так вы это называете?

— Да, сделку, в которой я всего лишь покупатель, и только. Все остальное вы узнаете из других источников. Весной я приезжал сюда на конференцию — по большому счету это был визит вежливости, поскольку Университетская библиотека Тронхейма за несколько недель до того прислала своего делегата к нам на конференцию. Да, по чистой случайности к нам приезжала именно их убитая сотрудница. Но я почти ничего о ней не знаю. Суть дела в том, что в свой первый визит в Норвегию я познакомился с Сильвией Фрейд, и она предложила мне эту книгу. Я соблазнился. Я всегда был одержим коллекционированием книг, у меня достаточно денег, а сделка казалась весьма надежной. Но вы направили мои мысли в другое русло и чуть было не отговорили меня.

— Неужели?

— Я заранее готовился к тому, что книга, попав ко мне, никогда больше не увидит света. Таково непременное условие сделки, ничего не поделаешь. Но во время нашей беседы в Ричмонде ваши слова прозвучали потрясающе убедительно: коллекционировать — значит, прятать что либо от всего остального мира. Но я все-таки не смог остановиться. Особенно после того как Бонд обнаружил эти палимпсесты. Я помогал ему разбирать текст куда больше, чем вам сказал. Затем Бонд существенно продвинулся в расшифровке уже без моей помощи, но я понял достаточно. Я не сомневаюсь: наши палимпсесты как-то связаны с Йоханнесовой книгой, — а история этой книги столь поразительна, что ни одна из известных мне книг не может с ней сравниться. Словно книга живет своей собственной тайной жизнью. Я во что бы то ни стало должен был с ней познакомиться. Звучит глупо, не так ли?

— Может, и не глупо, но противоестественно и весьма эгоцентрично.

— Когда решаешься на преступление, внутри тебя словно открывается потайная дверь. А за ней — неведомые прежде пространства, предназначенные только для тебя. Некоторым людям нравится иметь такое потайное место, где не действуют обычные нормы и правила. Возможно, я из таких. Поэтому мысль о безраздельном, но тайном обладании Йоханнесовой книгой меня не смущала.

Эта неожиданная откровенность ее потрясла. После таких признаний трудно не проникнуться к человеку некоторой симпатией. Он определенно был лучше своего сына. Но все равно оставался преступником.

— Кто бы мог подумать, что меня арестуете вы, вы ведь дружили с Шоном, — продолжал он.

— Мы ходили в одну школу, но не дружили. — Фелиция тут же пожалела об этих словах, сорвавшихся у нее с языка. Они положили начало разговору, который может их очень далеко завести. Ответ Невинса ее удивил.

— Есть два типа людей, — сказал он и ненадолго задумался. — Те, которым нравится Шон, и те, которым он не нравится. Уже в раннем детстве он вызывал у некоторых людей неприязнь. Сначала я этого не понимал. Думал, они просто заблуждаются на его счет. Но время шло и я осознал, в чем дело. Существует по крайней мере две ипостаси Шона Невинса. И одну из них нелегко полюбить даже родному отцу. А теперь еще этот иск.