Загадки римской генеалогии Рюриковичей - Михаил Серяков

Те же самые представления о природе рек мы встречаем и в восточнославянских, в частности в белорусских, заговорах: «Анализ “гидрографической” формулы, описывающей происхождение, истоки водзицы-царицы и ее течение, позволяет отнести рассматриваемые заговоры к кругу космологических текстов. Водзица-царица берет свое начало на небе, движется сверху вниз: с под красного сонца, с под ясного месяца, с под цемнаго булука (облака), терез господнюю колясницу… примечательно отождествление река=молния (…одна рака Дямида, другая Соломида, а трэтьтяя Маланка-блискуха увесь свет освечала, з усяго моря корэньня вымывала…); из центра мира: с под алтыря-каменя; с ключа салтаньского…»{490} Представление у индоиранских племен о Волге как о мифической реке, равно как и одинаковые греко-славяно-индийские представления о природе божественных рек, возникшие, по всей видимости, именно в этом регионе, делают более чем вероятным отнесение появления у предков славян представления о Волге как «всем рекам мати», которое будет рассмотрено ниже, к эпохе индоевропейской общности.

Обратимся к тому, что же говорится об этой великой мифической реке в древнейших индийских и иранских религиозных текстах. В Ригведе, древнейшем собрании священных гимнов индийских ариев, датируемом вторым тысячелетием до н.э., упоминается мифическая река Раса (буквальное значение «влага», «жидкость»), расположенная где-то далеко от Индии. К ней в гимнах за покровительством обращались ведийские поэты-риши:

Да поможет мать, великая Раса, нам вместе с

Покровителями (жертвы), (она) с праведной рукой, праведная (сама). PBV, 41, 15{491}

Как видим, в ведийскую эпоху эта мифическая река не просто называлась великой и матерью, но и мыслилась в антропоморфном облике, причем подчеркивалась ее связь с таким важным нравственно-этическим понятием, как праведность. Из прославления божественных близнецов Ашвинов, детей бога солнца Вивасвата, следует, что данная река была довольно стремительная и полноводная: «Какими (силами) вы наполнили Расу водой стремнины…» (РВ I, 122, 12). В другом гимне, посвященном приготовлению священного напитка сомы, выражение «пусть Раса примет быка!» (РВ VIII, 72, 13) означает, по мнению комментаторов, указание на добавление воды в этот священный напиток, который в данном случае иносказательно называется быком. Именно «через воды Расы» «далеко на чужбину» приходит в поисках угнанных коров собака бога Индры Сарама (РВ X, 108, 1). Следует отметить, что коровы, украденные демонами Пани у бога Индры и спрятанные ими в скале, символизировали собой свет, утреннюю зарю и все блага мира ариев, и данный миф, следовательно, имел и космогонический аспект.

В Авесте, священной книге иранцев, говорится о великой мировой реке Рангха/Раха, являющейся символом края света, максимальной удаленности. Традиционный ее эпитет — «исток и устье которой пребывают далеко (отсюда)», а глубина этой реки в тысячу раз превышает рост человека. По мнению специалистов, образ Рангхи — один из древнейших в иранской мифологической традиции, а И.М. Дьяконов отмечает, что первоначальная форма названия свойственна только языку Авесты и практически не встречается ни в каких позднейших иранских диалектах. «В зороастрийской мифологии мировая река, возникшая в начале творения Ранха протекает на “краю света” (авестийское выражение “у истоков Ранхи” — синоним максимальной удаленности). В пехлевийских текстах иногда говорится, что Pax, вытекая из моря Варкаш или беря начало на склоне горы Хугер (авестийская Хукарья) от источника Ардви, огибает одну из сторон Хванираса, отделяя его от окраинных кешваров, и вновь впадает в Варкаш»{492}.

Так называемая «географическая поэма» «Видевдат» так описывает различные страны, созданные благим богом Ахура-Маздой и тем или иным способом испорченные злокозненным Анхра-Маныо: «В-четырнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: Варну четырёхугольную, где родился Трайтаона, убивший Змея-Дахаку. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный неурочные регулы и неарийских правителей страны. (…) В-шестнадцатых, наилучшую из стран и мест обитания я, Ахура-Мазда, сотворил: [страну] у истоков Ранхи, которая управляется без правителей. Тогда этому в противовес состряпал Анхра-Манью многопагубный зиму, дэвовское творение, и [чужеземных] правителей [из народа?] “таожья”»{493}.

Если порядок перечисления этих стран в «Видевдате» соответствует действительному расположению этих стран относительно друг друга, то страна у истоков Ранхи находилась относительно недалеко от «четырёхугольной» Варны, в которой Йима, легендарный первый правитель иранцев, укрыл свой народ от зимы, напущенной на них Анхра-Манью. Поскольку в этом фрагменте речь идет о зиме у истоков интересующей нас реки, очевидно, что само это место находилось где-то на севере.

Эта локализация подтверждается другим упоминанием Ранхи в Авесте в гимне, посвященном Митре, «Михр-яште»:

Мы почитаем Митру…Он длинными рукамиОбманщика хватает:Он на востоке схвачен,На западе сражен он, —Будь он в истоке РанхиИли в земли средине{494}.

Иранцы, как и многие другие народы древности, считали, что их страна находится в середине земли. Если мы примем во внимание, что в данном контексте под срединой земли понималось место обитания иранских ариев на своей новой южной родине, то в таком случае в данном яште перечислялись все четыре стороны света, причем истоку Ранхи вновь соответствует север.

Упоминается эта река и еще в одном авестийском гимне, «Варахран-яшт»:

И дал ему Вэртрагна,Создание Ахуры,Мощь рук, мужскую силу,Здоровье всего тела,Выносливость и стойкостьИ зренья остроту,Такую, как у рыбы,Живущей в водах Ранхи(Широкой и глубокой,В рост тысячи мужей),Которая заметит Водоворот подводныйИ в волос толщиной{495}.

Этот фрагмент показывает, что Ранха мыслилась древними иранцами как весьма большая река. Понятно, что глубина в рост тысячи мужей является преувеличением, однако и оно показывает, что речь в Авесте идет не о какой-то обычной реке, пусть даже средних размеров, а именно о великой и полноводной реке. Также следует отметить, что название мифической рыбы Кара, живущей в водах Ранхи, иранцы заимствовали от своих северных финно-угорских соседей (общеуральское kala — «рыба»){496}. Это обстоятельство дополнительно подтверждает, что Ранха находилась в зоне контактов предков обоих этих народов.

Несомненный интерес представляет и еще один миф, изложенный в «Ардвисур-яшт»:

Молился Ардви-СуреТот Паурва вдохновенный,Трайтаоной могучимЗаброшенный высокоВ обличье хищной птицы.Вот так там и летал он,Летал три дня, три ночиИ вниз не возвращалсяОн к дому своему.В конце же третьей ночи,Когда заря сверкнула,Взмолился на рассветеТогда он Ардви-Суре:«Благая Ардви-Сура,Скорей спеши на помощь.Мне окажи поддержку,И тысячу свершу яЧто хаюму содержатМолочных возлияний,Очищенных, священных,Если живым достигнуЗемли, Ахурой данной,Воды широкой РанхиИ дома своего».Явилась Ардви-СураПрекрасной юной девой,Могучею и стройной,Высокой и прямой,Блестящей, родовитой,Вкруг голеней обвитойТесьмою золотой.Она его рукамиемедленно схватилаТак, что достиг он быстроЗемли, Ахурой данной,И дома своегоЗдоровым, невредимым,Таким, как прежде был{497}.

Поскольку в данном мифе иранская богиня Ардви-Сура Анахита упоминается если не у самой Ранхи, то во всяком случае в относительной близости от нее, с этим следует сопоставить еще одну весьма интересную черту, характеризующую эту же богиню. В том же гимне Анахита описывается как богиня, одетая в бобровую шубу:

Бобровую накидку Надела Ардви-СураИз шкур трехсот бобрих,Четырежды родивших(Когда они шерстистей,Когда их гуще мех)…{498}

Однако бобры ни на территории современного Ирана, ни на территории Средней Азии, откуда далекие предки современных иранцев могли прийти на Иранское нагорье, не водятся. Кроме того, общеиндоевропейское слово b(h) ib(h) er/b(h) eb(h)er первоначально означало просто «коричневый», «блестящий». Живущее в воде животное оно стало означать только у ограниченного круга народов: авест. bawra-, bawri-, лит. bebrus/ bebras, прус, bebrus, русск. бобер, др.-в.-нем. bibar, др.-англ. beofor. Весьма показательно, что в санскрите данный корень продолжал означать просто определенный цвет, а не бобра, что говорит о том, что название бобра появляется у иранцев относительно поздно, уже после распада индоиранской общности. Кроме того, в этом же ареале он оказывается связан с нижним миром: в Авесте бобер связан с богиней вод Анахитой, в славянских песнях «черные бобры» соотносятся с корнями мирового дерева, а в латышских народных песнях божественные близнецы пляшут в шкурах бобра и выдры.