Осколки тени и света - Мара Вересень

глазах было столько светлой невыразимой грусти и надежды, что сердце все же дрогнуло. Я обняла его, прижавшись, делясь теплом. У меня много, даже волосы светятся.

— За что мне столько? — удивлялся он и тоже немного светился. Или это просто место такое — Светлый лес, здесь все сияет.

— Тебе было нужно, а я могу. Просто немного тепла.

Я снова прижалась, обхватив его, и отпустила. Он все еще немного сиял, мягким очень бледным золотом.

— Тот голос… что зовет меня… чей он? — дышать становилось сложнее, но можно списать на волнение.

— Я не знаю. И никто тебе не подскажет. Просто слушай. Он будет звучать даже там, где у нас нет голоса. А сейчас нам стоит вернуться. И поскорее.

— Да, поскорее, — согласилась я и поймала себя на том, что касаюсь рукой шеи, будто хочу ослабить тугой воротник.

Мне еще хватило сил и упрямства спокойно попрощаться с Альвине, всю обратную дорогу не спускавшего с меня обеспокоенного и тревожного взгляда, поблагодарить за чудесную прогулку, подняться по лестнице, жалея, что так и не узнала, где комната Ине, и пусть бы потом замучал меня дурацкими шутками, только бы… Он ждал меня на пороге моей, открыл дверь и вышел, едва я отпустила перила лестницы и, ступив в коридор, привалилась плечом к стене.

Поймал, обхватил ручищами и, обзывая на все лады существом с отсутствующим мозгом, оттащил в постель. Без жалости к пуговицам избавил меня от платья и вряд ли любовался и по достоинству оценил шелковое и кружевное, ведь ему пришлось прижать мне руки темными лентами, чтобы я не тянулась к хрипящему горлу.

Касание острой кисти к коже было избавлением. Я снова дышала, жила, а рядом жила и дышала тьма, пахла горячим железом и лавандой, и обзывала идиоткой.

— Ты без лопаты? — не открывая глаз, шепотом спросила я, прислушиваясь, как чуть стягивает кожу от подсыхающих рисунков. — Значит, не такая я и страшная.

— Страшная, — шелестнули угольки.

Я посмотрела.

Он сидел на краю и опирался рукой о постель через меня, едва-едва касаясь голого бока запястьем. Подглядывающая в окно луна бросала резкие тени на лицо, делая ямочки в уголках улыбающихся губ глубже. В распахнувшуюся рубашку была видна гладкая грудь и прочая геометрия хорошо сложенного большого сильного мужчины. Чуть выше сердца ажурной спиралью темнела печать договора, пустившая под кожу отростки-паутинки, как дикий горох усики.

— Страшно глупая. Лопата не поможет. Налюбовалась? — Он выдержал паузу, скользнул взглядом ниже, снова посмотрел в глаза и добавил: — Я тоже.

Едва тлеющие волосы взорвались заревом, а некромант поднялся, набросил на меня простыню, укрыв до подбородка, быстро собрал с придвинутой к кровати табуретки плошки с пузырьками — кисти не было, значит, точно когтем рисовал! — и пошел к двери.

— Ин… — горло перехватило, — Ине…

— Чего тебе еще?

— Ты не сказал это свое страшно магическое «спокойной ночи», — напомнила я, приподнявшись на локтях. — Как теперь уснуть?

— Лит’маре, элле’наар, — шуршащим эхом отозвался он, покосившись через плечо. — Спи, глупый сполох.

Дверь, щелкнув язычком замка, закрылась, затем еще одна, в комнате за стеной слева.

— Лит’маре, Инне’Кайт, — прошептала я, прижимаясь щекой к подушке. — Спи, кто бы ты ни был.

Я ведь обещала не молчать? Я и не молчу. Говорить о важном можно по-разному, например, пожелать спокойной ночи.

Глава 4

В первое мгновение, еще толком не открыв глаз, но чувствуя, кого-то рядом с собой на постели, я решила, что это продолжение сна, в котором тот, кто пахнет горячим железом и зовет меня глупым сполохом, всю ночь оберегал от кошмаров прошлого, но сидящий рядом был эльф, в его волосах играли разноцветные блики, как в нашу первую с ним встречу, только были они не от стекляшек и бусин, а от вплетенных в волосы нитей с крохотными самоцветами и глядящего в окно утра.

— Что ты делаешь здесь, тьен Эфар? — шепотом спросила я на всякий случай. Вдруг это все же сон и он развеется? Очень красиво было. И волосы, и его одежда, цвета топленого молока

— Ты вчера плохо себя чувствовала, я беспокоился. Мне конечно нагорит, что я сбежал сюда вместо уроков, и наставники нажалуются отцу, когда он явится в Эфар-мар, но надеюсь, к моменту его появления страсти улягутся. Получать за огрехи скопом всегда выгоднее, чем по отдельности. По отдельности выходит… дороже.

Эльф поерзал, будто его розгами секли, как в древние времена нерадивых учеников и проказливых детей, и пострадавшее место страдало, точно как мое после верховой езды.

— Ты скоро уедешь и я могу не успеть простится.

Я покосилась на дверь. Мне все казалось, что она сейчас распахнется и явит хмурую физиономию темного, брюзжащего о неженках и принцессах, но я все смотрела, а его все не было.

— Если ты ждешь, что тебя придут будить с лопатой наперевес — можешь не опасаться. Страшный некромансер облюбовал столик в ресторации и на мой вопрос, уместно ли будет подняться, сказал, что мы можем развлекаться в свое удовольствие до тех пор, пока он не поест.

— А потом?

— А потом я не спрашивал, душечка, — беззаботно ответил эльф.

— Очень зря. У этого типа все самое важное — потом. И… душечка?

— Извини, всего два раза с твоим ужасным поговорил, а оно пристало и, кажется, надолго, — прислушиваясь к себе произнес Альвине. — С проклятыми всегда так, наберешься от них разного, и не заметишь, а потом, глядь, а вокруг одни душечки с золотками. Прелесть, правда?

Кажется, наставников ушастого недоросля ждут новые потрясения. Очень уж воодушевленно и предвкушающе поблескивали бирюзовые глазищи.

— В таком случае согласна на искорку, или на это… как ты там меня при нашем знакомстве назвал?

— Заплутавший светлячок, — тепло засиял эльф. Солнышком. Захотелось подползти поближе и с вернуться клубком на коленях, но он спохватился и прикрутил фитиль очарования. — Прости. Ты очень красивая.

Мигом припомнив, что на мне, кроме покрывала и нижнего кружевного совершенно ничего нет, а рядом вполне взрослый красивущий мужчина, я зарделась.

— Сейчас особенно, — рассмеялся Альвине, и чуть смущенно подергал себя за хвостик косички, пустив по волосам новую порцию радуг. — Так мерцаешь. В темноте свет виден издалека, — с совершенно другой интонацией добавил он.

— А получится? — спросила я, снова убежав глазами в сторону входной двери. — Выплутать обратно?

— У тебя исключительно хороший проводник, совершенно не от мира сего, — покивал тьен Эфар и для подтверждения своих слов повертел пальцем над светло-каштановой, золотящейся в утреннем свете макушкой.

— Кто он? Я знаю, что ты знаешь, — прищурилась я, сцапав Альвине за опрометчиво