Прутский Декамерон - Алекс Савчук

Я с интересом разглядывал старичка, который, не повышая голоса, так легко выпроводил высокое республиканское, а заодно и местное начальство. Не только я, но и Нина, официантка, стояла удивленная и даже несколько растерянная, привыкшая, что подобные встречи заканчиваются обычно грандиозными попойками, ну а этот случай, похоже, был из ряда вон – какой-то особенный. Да, теперь смело можно было предположить, что проверка по нашему району предстоит серьезная.

Позже, в ходе общения с членами комиссии, я узнал, что старичок этот работает заместителем заведующего отделом ЦК КПСС – и что он, конечно, был для местных, молдавских руководителей очень крупной фигурой, тем более, что он приехал проверять партийную работу нашего района за какой-то там отчетный период, а знающие люди говорили еще, что в основном из-за жалоб на райком партии, которые дошли аж до Москвы. С ним были еще восемь специалистов различных профилей, среди которых, как я уже говорил, две молодые высокие, энергичные – обе на вид моложе тридцати симпатичные женщины, чем-то даже между собой похожие – строгого вида и одной масти темные шатенки; они даже одеты были в практически одинаковые, строгого покроя костюмы, хотя и прекрасно на них смотревшиеся.

У одной из них, у той что помоложе, на отвороте пиджака был комсомольский значок, а я, признаться, питаю слабость к женщинам – комсомольским работникам, считаю, что этот значок каким-то образом прибавляет им сексуальности, а может это, как знать, у меня небольшое такое извращеньице.

Женщине было лет 25–26, красивое и холеное, несколько официальное в данный момент лицо ее оттеняла строгая прическа.

Вторая, та что постарше, внешне была не столь интересна и глядела на окружающих еще более надменно, а может, официальная обстановка или должность не позволяли ей быть другой, и у нее также имелся значок, только покруче чем у первой – депутатский, верховного совета России, как мне кажется, впрочем, я в них не очень разбираюсь.

Я представил нашим гостям список деликатесов на выбор – кто что предпочитает, и, сказав, что все необходимые продукты находятся здесь, в баре, предложил в соответствии с личными вкусами каждого внести сразу после ужина дополнения и замечания в меню на весь период их пребывания, добавив, что официант запишет все, а я и повара «возьмем на вооружение».

Легкая итальянская музыка сопровождала ужин, а ближе к его окончанию Матвей Остапович – так звали главного московского гостя – сказал во всеуслышание:

– Ничего такого особенного, Савва, я думаю, не потребуется, надо жить по средствам и быть скромнее. – И обернувшись к коллегам, сказал: – Правильно я говорю, товарищи?

«Товарищи», активно пережевывавшие в этот момент пищу, согласно закивали, но мне показалось, что никто из них толком его слов не расслышал.

Несколько позже, когда все отужинали, я запустил кофеварку и она вдруг засвистела, запела на разные голоса, сбрасывая через клапан лишний пар (интересное все-таки дело: все приборы, кипятящие воду – будь то обыкновенный чайник, подвешенный над огнем костра или стоящий на газовой плите, электрические чайники и самовары, и даже, как в нашем случае, фирменная кофеварка «Уголини» – поют, хотя и разными голосами, но на один и тот же мотив, радую душу предчувствием скорого вкушения чая. Или кофе). Матвей Остапович настороженно поднял голову и спросил с легким беспокойством:

– А что это ваша кофеварка так свистит, не взорвется ли?

– Не должна, – сказал я, – хотя ее и сделали проклятые капиталисты – итальянцы, до сих пор эта машинка нареканий не вызывала. – И добавил: – Боюсь только, чтобы она не попыталась взлететь и отправиться в родные края, а то, судя по звукам, похоже на то.

Присутствующие рассмеялись, принимая шутку, напряжение первых минут знакомства спало, после еды все немного расслабились; кофеварка перестала, наконец, свистеть, и вся компания, возглавляемая шефом, выйдя из-за стола, стала рассаживаться у стойки. Я сделал несколько чашек кофе и чая – каждому по его вкусу; официантка тем временем убрала со стола, а Матвей Остапович присел напротив меня и стал задавать самые разные вопросы о жизни в нашем районе, о том, чем могут быть недовольны люди – жители района, простые труженики, колхозники, рабочие и мелкие служащие. Затем он стал забирать по темам глубже, коснулся даже философии, и тогда я, сдаваясь, шутливо поднял руки вверх, после чего он перевел разговор на литературу и поэзию, стал перечислять советских и зарубежных писателей и поэтов, при этом он иногда называл имена запрещенных у нас литераторов, спрашивая знакомы ли они мне.

То, что запрещенных литераторов оказалось такое множество, было для меня открытием, и я честно ему в этом признался. Познания мои по сравнению с его собственными оказались, мягко говоря, скудными, но, тем не менее, Матвей Остапович под конец похвалил меня и сказав «спасибо за ужин и за беседу», встал неожиданно легко для своего возраста и пошел на выход, все остальные поднялись со своих мест и направились следом; я вышел на улицу вместе с ними. Уже садясь в машину первого секретаря райкома (Первый по случаю уступил высокой комиссии свою «волгу», пересев в менее комфортабельный «уаз»), Матвей Остапович, задержавшись на секунду, сказал мне:

– Все было сегодня хорошо, замечаний и нареканий нет, только официантку эту в следующий раз видеть не хочу, прошу заменить на другую.

– Будет сделано, – ответил я как солдат. Не спросишь же его, в самом деле, чем эта ему не понравилась, не угодила.

Три машины отъехали одновременно: машина первого секретаря райкома, а также председателей райисполкома и горисполкома, и вереницей направились к гостинице райкома партии, – их хозяевам теперь, в течение десяти ближайших дней, предстояло мотаться по городу и району в обычных «уазиках».

Итак, каждое утро, примерно в районе восьми часов, группа проверяющих приезжала в бар, только уже в усеченном составе – всего пять человек – завтракала, затем отправлялась на работу в райком; другие четверо, как я понял, находились на местах – в совхозах и колхозах практически безвыездно, эти люди даже на ночь не возвращались в райкомовскую гостиницу – то есть, были приняты местными властями на полное довольствие. Примерно через день пятерка в том же составе и ужинала в баре, обедали же всего два раза за весь срок. Никаких гостей эти работники с собой не приводили, вольностей и пьянства не допускали, а Матвей Остапович как-то даже пожурил меня за то, что я дамам вместе с кофе по своему вкусу подал малюсенькие рюмочки, размером с наперстки, с рижским бальзамом. На деликатесы москвичи тоже не налегали, насытились, наверное, этим у себя в столице, поэтому мне приходилось с каждой их трапезой списывать то баночку икры, то балык, то еще что-либо из продуктов, для того чтобы обозначить хоть какое-то движение дефицитного товара, а то по отъезду комиссии директор общепита могла скомандовать сдать остатки на склад, что было бы мне весьма обидно и досадно.