Прутский Декамерон - Алекс Савчук

Впервые, пожалуй, в моем баре вино пилось так торжественно и грамотно, да и то сказать: данное вино более чем соответствовало тому. Конечно, и я, и гости были, в лучшем случае, обыкновенными любителями и ценителями вина, но на мое предложение Матвею пригласить от винзавода технолога, который мог бы провести дегустацию более грамотно чем я, он сказал:

– Итак, когда мы только выбирали вино, директор завода чуть не плакал, а ты еще хочешь, чтобы мы пригласили технолога, тогда его вообще откачивать придется.

– Скажите, – спросил я, – а кто этот ваш знакомый, который прибыл сюда с охраной?

– А ты разве не знаком с ним? – удивился Матвей. – Это ваш молдавский министр КГБ генерал-лейтенант Н – ко. – И наклонившись к моему уху, добавил: – Его сослали сюда из Москвы, но не думаю, что он тут у вас надолго задержится – не тот уровень.

Действительно, подумал я, когда Матвей отошел и присел к своему другу за столик, в нашей маленькой плодово-ягодной республике и полковник вполне мог бы быть министром, не то что генерал-лейтенант.

Смакуя тягучее, сладкое, непривычное для вкуса вино – а все сорта были с добавлением сахара, иначе они бы не сохранились так долго, – после каждого бокала споласкивая по моему совету рот минеральной почти нейтрального вкуса водой «Нарзан», присутствующие через полчаса возлияний находились уже в довольно приличной стадии подпития и даже я почувствовал, что, употребив пять-шесть бокалов, захмелел.

Матвей Остапович пребывал сегодня в добром расположении духа, все время тонко шутил и смеялся, затем оставив своего друга, который несколькими минутами позднее незаметно покинул бар, сел напротив меня и мы стали по очереди вспоминать и декламировать стихи; я – Блока, Есенина и Пушкина; он – Маяковского, Мандельштама и Пастернака. Время шло, Матвей Остапович пригласил Веронику и Раису принять участие в поэтическом марафоне, так как я уже выдохся, а оставшиеся представители комиссии, отозвав меня в сторону, краснея и стесняясь выпросили у меня четыре 750-граммовые бутылки водки «Сибирской» крепостью 45 %, после чего тихо и незаметно покинули бар.

Часам к десяти я уже с трудом шевелил губами, голова моя работала замедленно и, кроме как рубаи Омар Хайяма, я уже ничего не мог воспроизводить, и это говорило тем, кто меня хорошо знал, что я нахожусь в предпоследней стадии опьянения.

(Последняя – стандартная и известная практически всем: лицом в салат).

Кондрат, появившийся на вечеринке незаметно – охрана, казалось, уже запросто пропускала его везде как своего, сидел теперь у стойки рядом с Вероникой и что-то с улыбкой нашептывал женщине на ушко, а она смеялась, на мой взгляд, игриво и чересчур громко, а может, я попросту ревновал ее к Кондрату. Матвей Остапович тоже, вероятно, почувствовал в какой-то момент, что «нагружен» сверх меры; я, подойдя к нему, завуалировано предложил свою помощь, и он не отказался. Поблагодарив меня взглядом, он оперся на мою руку и мы вместе, словно два товарища, чуть ли не в обнимку выбрались на свежий воздух. Три исполкомовские машины стояли у дверей бара; невозмутимые водители, немало повидавшие на своем веку и умеющие молчать при любых обстоятельствах, сидели внутри своих «волг» и подремывали. В одну из машин погрузился Матвей Остапович с кем-то из коллег; во вторую протиснулась Вероника, сопровождаемая Кондратом – она по пути к машине громко объясняла ему, что истинный джентльмен должен повсюду сопровождать свою даму и находиться с ней рядом. Следом за ними я отправил охранников, после чего машины тронули с места, увозя всех вышеперечисленных товарищей. Вернувшись в бар, я обнаружил на месте одну лишь Раису, которая сидела за стойкой и, казалось, дремала, опустив голову на сложенные руки. При моем появлении она приподняла голову и спросила слабым голосом:

– Все уже ушли, Савва?

– Все ушли, – подтвердил я, присаживаясь рядом и осторожно обнимая женщину за плечи – даже теперь, когда мы остались вдвоем, я не был уверен в том, что, пытаясь с ней сблизиться, поступаю правильно – ведь нельзя же с такой высокопоставленной мадам вести себя как с простой провинциалкой.

Раиса на секунду оторвала руки от своего лица, и я, заглянув в ее глаза, внутренне содрогнулся – они показались мне абсолютно холодными и трезвыми.

– Признайся, бессовестный, – сказала тем временем она, – ведь ты хотел этого, хотел остаться со мной наедине?

– Да, конечно хотел, – сознался я, улавливая в своем голосе фальшивые нотки, которые, надеюсь, Раиса отнесет на счет моего опьянения. – Я хотел, чтобы мы хотя бы один вечер посвятили друг другу.

– И где ты предполагаешь меня соблазнить? – вновь спросила она, загадочно посмотрев мне в глаза, затем обвела взглядом помещение бара. – Прямо здесь?

Я хотел было сказать, что в пяти минутах ходьбы от ресторана у меня есть квартира с удобствами, но, подумав, произнес твердо:

– Да, прямо здесь и прямо сейчас.

– И как это ты себе представляешь? – задала Рая очередной вопрос. – Как ты меня собираешься любить?

– Я буду тебя любить как родную партию, – ответил я, слегка раздосадованный ее вопросами, и, обняв за талию, одним движением стянул женщину с пуфика поставив на пол, – сильно и самозабвенно. Потому, что твои объятия, Рая, обещают мне рай.

Женщина, качнувшись, прижалась ко мне всем телом, я крепко обнял ее и поцеловал в шею. Затем мне пришлось выпустить ее из своих объятий, для того чтобы вытащить и мгновенно постелить матрас, стыдливо накрыв его не совсем свежей простыней. Моя же партийная пассия – кандидат философских наук, между прочим, и жена широко известного в узких кругах писателя, в это время грациозно, но, все же слегка покачиваясь, ступая по коврам бара последовательно снимала с себя по одному предмету туалета бросая их на стулья, в результате чего все стулья теперь оказались завешены ее вещами, а их хозяйка вернулась в мои объятия совершенно обнаженной.

Неплохо, подумал я, укладывая свою высокопоставленную гостью на матрас и взгромождаясь на нее, посмотрим теперь, чего нам можно ожидать от Раисы в постели. Однако в постели она – ответственная работница, заведующая сектором ЦК КПСС по работе с молодежными организациями, – оказалась совсем не нимфоманкой: она лежала подо мной несколько скованная, на ласки мои почти не отвечала и мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем Раиса немного расшевелилась и стала мне неуклюже помогать, подмахивая бедрами, причем делала она это как-то порывисто и не в такт. Но я, признаться, уважаю и таких дам – независимо от возраста и социального статуса – не похотливых и не разболтанных в постели; пожалуй, я был даже рад, что Рая именно такая, а не какая-нибудь развращенная фурия – а вдруг я не смог бы удовлетворить ее начальственное тело так, как ей бы того заблагорассудилось – что тогда? А так я уже почти наверняка знал, что ночь любви у нас будет долгой, и что Раиса, отдавая мне всю себя, имеет еще шанс получить полное удовлетворение.