Властители рун - Дэвид Фарланд

Брови Эремона изогнулись в печальной улыбке. Он хрипло вздохнул. Шемуаз не знала, как сообщить ему о том, что она ждет ребенка. Ей хотелось порадовать отца, уверить, что в ее жизни все хорошо. Признать, что она нанесла урон чести принцессы значило усугубить его страдания. Зачем ему знать горькую правду? 'Пусть лучше пребывает в заблуждении, способном дать хоть какое-то утешение.

— Отец, я ведь теперь замужем, — прошептала она. — За сержантом Дрейсом, из дворцовой гвардии. Помнишь его? Он был мальчишкой, когда ты уехал.

Эремон чуть заметно склонил голову в сторону.

— Он славный, добрый человек. Король пожаловал ему земли возле самого города.

Тут Шемуаз осеклась, испугавшись, не наговорила ли она лишнего. Даже самым лучшим сержантам редко даровали земельные владения.

— Мы живем с его матушкой и сестрами. Очень хотим ребенка — и он, и я. Так что я жду дитя.

Она не могла рассказать о том, что ее возлюбленный погиб от руки посланного Радж Ахтеном убийцы, рассказать, как призывала она дух в том самом месте, где не раз предавалась запретной страсти, навлекая позор на свою семью и свою принцессу. В ту ночь холодная тень проникла в ее чрево и Шемуаз впервые ощутила, как шевельнулся младенец. Это казалось чудом.

Она бережно распрямила сведенные судорогой пальцы отца и тот пожал ей руку в знак признательности и любви. Однако пожатие Эремона, сохранившего дары мускульной силы, причинило ей боль. Несколько секунд Шемуаз терпела, но потом не выдержала, и прошептала:

— Отец, не надо так сильно.

Эремон попытался разжать руку, но не смог: человек, лишившийся грации, почти не способен расслабить мышцы. Его усилие привело лишь к тому, что хватка стала еще крепче. Шемуаз прикусила губу.

— Отец… — взмолилась она, — отпусти, пожалуйста отпусти.

Бедняжке показалось, что он разгадал обман и хочет ее наказать. Лицо Эремона исказила страдальческая гримаса. Собрав всю волю, он снова попробовал ослабить хватку. В первое мгновение, рука его стиснула нежное запястье дочери еще сильнее, но потом пальцы все же разжались.

Похлебку все еще не принесли, а утративший эластичность желудок Эремона мог переваривать только жидкую пищу.

— Отец, — пролепетала Шемуаз сквозь слезы. — Я ждала тебя так долго. Если бы ты мог рассказать, что с тобой случилось…

Эремон Воттания Солетт был захвачен в плен в Авене, в зимней, приморской резиденции Радж Ахтена.

Вскарабкавшись по белокаменной стене, он забрался в окно, прикрытое кисеей бледно-лиловых занавесей, и попал в помещение, где курился жасминовый фимиам, а на низких кушетках спали темноволосые, нагие, если не считать полупрозрачных вуалей, женщины. То был гарем Радж Ахтена. На сандаловом столике — латунный кальян с восемью трубками, отходившими в стороны как щупальцы осьминога. Черно-зеленые шарики опиума внутри уже прогорели почти до пепла. На какой-то миг рыцарь позволил себе помедлить, залюбовавшись обольстительными красавицами. В расставленных между кушетками золотых жаровнях тлели уголья, наполняя комнату приятным теплом. Мускусный аромат красавиц казался бы райским, но впечатление портил резкий запах опиума.

Из соседней комнаты послышался прерывистый женский смех и сладкие стоны. Эремона охватило возбуждение, у него появилась надежда застать Радж Ахтена врасплох. Напасть на Волчьего Лорда когда тот, обнаженный и безоружный, предается любовным утехам.

Прижавшись спиной к стене, облаченный в черное, воин уже вытащил свой кинжал, когда одна из одалисок неожиданно открыла глаза и увидела за занавеской темную фигуру.

Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, воин вонзил кинжал в горло несчастной женщины, но было уже поздно. Та успела издать крик.

Увлекшись лицезрением красавиц, Эремон не приметил маленького алькова, где дремал страж гарема. Пробужденный испуганным воплем евнух выскочил оттуда и обрушил на голову рыцаря тяжелый посох За поимку убийцы этот упитанный малый с женоподобными, как свойственно евнухам, чертами, высоким голосом и мягкими, словно у лани, карими глазами получил от Радж Ахтена щедрую награду. Евнуху по имени Салим аль Дауб было позволено принять дар грации у самого Эремона.

Возможно, Рыцарь Справедливости предпочел бы смерть необходимости уступить дар слуге Волчьего Лорда, но он остался в живых, ибо в сердце его теплились две великих надежды. Первая заключалась в том, что он надеялся вернуться когда-нибудь в Гередон и хотя бы разок взглянуть на свою дочь

Сейчас, видя перед собой юную женщину, столь же прекрасную, какой была ее мать, Эремон не мог сдержать слез. Мечта его стала явью.

С болью в душе взирала Шемуаз на отца. Каждый вздох давался ему с великим трудом. Казалось немыслимым, что человек мог выдержать такую муку в течение долгих шести лет.

— Отец, милый, что я могу для тебя сделать? — спросила она.

Несколько долгих мгновений Эремон силился заговорить, и под конец сумел вымолвить всего два слова.

— Убей… нас.

КНИГА ТРЕТЬЯ

ВРЕМЯ ХИТРИТЬ И ОБМАНЫВАТЬ

Месяц Урожая день двадцать первый

13. Прагматичный король Ордин

В тридцати милях к югу от замка Сильварреста, возвышаясь на четыреста футов над Даннвудом, уходила в небо гора под названием Тор Холлик, с утесов которой отлично просматривалась вся местность вокруг.

Когда-то, много лет назад, тут стояла крепость, от которой теперь осталась лишь маленькая груда камней. Остальные растащили крестьяне, с успехом использовав их при постройке своих домов.

Король Менделлас Дракен Ордин без особых удобств пристроился на обломке покрытой лишайником колонны, глядя вдаль на окрестные холмы. Чашка очень сладкого, ароматного чая приятно согревала руки. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев, играл парчовым плащом короля. Над его головой на своих кожистых крыльях кругами летала пара грааков. Их негромкие призывные крики были отчетливо слышны в ночной тишине, а похожие на летучих мышей тела казались огромными по сравнению с крошечными точками звезд.

Король Ордин, однако, их не замечал. Его внимание было сосредоточено на огне, пылавшем на одном из дальних холмов. Что это? Неужели и впрямь горит замок Сильварреста?

Мысль об этом причиняла ему невыносимую боль, терзала не только сердце, но разум и душу. За те годы, что он бывал в этом королевстве, и оно само, и его король стали очень дороги ему. Может быть, даже слишком дороги. Во всяком случае, именно эта привязанность привела сейчас к тому, что сейчас ему угрожала опасность.