Властители рун - Дэвид Фарланд

У кромки воды под деревьями появились движущиеся тени: шесть человек с мечами и луками. Один из них был облачен в чешуйчатую броню. Габорн понял, что разведчики Радж Ахтена снова напали на его след.

Принц припал к склону, укрываясь в высокой траве. Долгих две минуты он наблюдал за солдатами. Надо полагать, они наткнулись на тело убитого товарища и двинулись за Габорном и Рован, ориентируясь по запаху. Взгляды их были устремлены вниз по течению. Преследователи полагали, что Габорн направится туда, — попытается проскользнуть мимо великанов и укрыться в относительной безопасности Даннвуда. Это представлялось единственно разумным решением. Никому и в голову не приходило, что беглец, сумевший выбраться из замка, вздумает вернуться обратно.

Принц проезжал по лесу не далее как сегодня утром. ЕСЛИ бы поиски увлекли врагов в Даннвуд, запах Габорна мог увести их довольно далеко.

Однако малый в чешуйчатом панцире упорно таращился в сторону мельницы. Габорн стоял ниже по ветру, а потому не думал, что командир следопытов его учуял.

А может, внимание врага привлек феррин, — бурое пятнышко, выделявшееся на фоне серой мельничной стены? Жаль, что он почти не шевелится, иначе воин сразу бы понял, что видит всего лишь безобидного карлика.

Обучаясь в Доме Разумения, Габорн не слишком утруждал себя занятиями в Палате Наречий. Кроме родного, рофехаванского, он говорил лишь на ломаном индопальском. Занятие языками принц откладывал на будущее, на те времена, когда он обзаведется еще несколькими дарами ума и сможет схватывать чужеземные наречия на лету.

Однако холодными зимними вечерами Габорн порой наведывался в пивнушки, в компании приятелей с подмоченной репутацией. Один из них, мелкий воришка, приучил парочку феррин приносить ему монетки в обмен на еду. Карлики подбирали деньги где угодно: находили оброненные монеты на улицах, на полях, в лавках и даже воровали из гробниц те, которыми прикрывали глаза усопших.

Приятель знал несколько фраз на языке феррин, примитивном наречии, представлявшем собой смесь резких посвистов с утробным урчанием. Габорну, с его дарами Голоса, не составляло труда воспроизвести эти звуки.

— Еда, — просвистел он. — Еда. Дам еды. Феррин наверху встрепенулся.

— Что-что? — проурчал он. — Слышу тебя. — Габорн знал, что у феррин слова «слышу тебя» зачастую означают просьбу повторить сказанное.

— Еда. Дам еды, — просвистел принц как можно дружелюбнее. Его словарный запас был весьма ограничен. Из леса над мельницей донесся ответный свист.

— Слышу тебя. Слышу тебя, — повторяли карлики на дюжину ладов. Что еще они говорили, Габорн разобрать не мог, хотя, кажется, узнал слово «идем». Звуки были вроде бы знакомыми, но, видимо, здешние феррин пользовались другим диалектом.

Из-под мельничной стены появились крошечные фигурки — не менее полудюжины. Карлики осторожно приближались к Габорну, принюхиваясь и урча на ходу.

— Что? Еда? Еда?

Принц перевел взгляд на следопытов. Сейчас их командир отчетливо видел у мельницы целую стайку феррин. Разум подсказывал ему, что находись беглец там, карлики пустились бы врассыпную.

Немного помедлив, воин в чешуйчатой броне взмахнул широким мечом, указывая направление поисков, и выкрикнул какой-то приказ. Слов Габорн не расслышал — их заглушил шум мельничного колеса — однако следопыты поспешили к деревьям и повернули на юг, явно вознамерившись осмотреть лес ниже по реке.

Убедившись, что они ушли и больше за ним никто не следит, юноша понес Рован вверх по склону.

12. Выбор

Шемуаз Солетт была потрясена до глубины души. Видя как Иом на се глазах лишается красоты и очарования, она едва не лишилась чувств.

Покончив с принцессой, Радж Ахтен вперил оценивающий взгляд в Деву Чести. Ноздри его трепетали от алчного вожделения.

— Ты прелестна, — прошептал Волчий Лорд. — Будешь служить мне.

Шемуаз не могла скрыть отвращения. Ее ближайшая подруга лежала на полу, обезображенная до неузнаваемости. Ее отец валялся на грязной телеге во дворе Башни Посвященных.

Девушка промолчала. Радж Ахтен усмехнулся. Волчий Лорд не рассчитывал получить какой-либо дар: ненависть Шемуаз была так сильна, что поколебать ее не мог даже его Голос. Но он имел возможность взять у нее нечто иное. Радж Ахтен рассматривал красавицу так, словно она стояла перед ним нагая.

— Отведите ее в Башню Посвященных, до поры, — приказал он. — Пусть ухаживает за своим королем и своей принцессой.

Холодок страха пробежал по спине девушки, однако она смела надеяться, что Радж Ахтен про нес забудет.

Стражник поднял Иом с пола и, придерживая за локоть, вывел из зала. Шемуаз последовала за принцессой вниз по лестнице, а затем к Башне Посвященных. Затолкнув Иом в ворота, где уже стоял караул Радж Ахтена, солдат сказал что-то по-индопальски. Караульный понимающе усмехнулся.

Шемуаз поспешила к отцу, которого к тому времени отнесли в Холл Посвященных и уложили на чистый тюфяк.

Трудно было смотреть без боли на этого несчастного человека. Семь лет назад отец Шемуаз, Эремон Воттания Солетт, стал Рыцарем Справедливости. В тот день он поклялся убить Волчьего Лорда Радж Ахтена, освободившись тем самым от присяги, принесенной королю Сильварреста. Путь его пролегал через зеленеющие весенние поля в далекое царство Авен.

Тогда Шемуаз с гордостью взирала на своего отца, великого воина на прекрасном коне. Девятилетней девочке он казался непобедимым. Сейчас его платье пропахло заплесневелой соломой и кислым потом. Руки беспомощно скрючились, подбородок упирался в грудь. Дочь принесла воды и чистую тряпицу, чтобы вымыть отца, но стоило ей начать протирать ему лодыжки, как Эремон застонал от боли. Ноги его были до крови натерты кандалами.

Радж Ахтен шесть лет продержал отца Шемуаз в цепях. Подобное обращение с Посвященным казалось неслыханным. Здесь, на севере, к Посвященным относились с почтением и окружали их заботой. Но Радж Ахтен пренебрегал обычаями. Поговаривали, что ради утоления своей жажды даров, он обращал людей в рабство.

Дожидаясь, когда с кухни принесут похлебку, Шемуаз держала отца за руку, снова и снова покрывая ее поцелуями. Эремон неотрывно смотрел на дочь неспособными мигать глазами.

Из Королевской Башни донеслись крики — кто-то еще отдавал дар. Чтобы отвлечься, девушка начала говорить.

— Отец, я так рада тебя видеть. Я ждала тебя так долго.

Брови Эремона изогнулись в печальной улыбке. Он хрипло вздохнул. Шемуаз не знала, как сообщить ему о том, что она ждет ребенка. Ей хотелось порадовать отца, уверить, что в ее жизни все хорошо. Признать, что она нанесла урон чести принцессы значило усугубить его страдания. Зачем ему знать горькую правду? 'Пусть лучше пребывает в заблуждении, способном дать хоть какое-то утешение.