Меч, палач и Дракон - Александр Рау

Бой в пшенице был ожесточенным. Воздух оглашали крики дерущихся и звон сабель. Много лошадей, потерявших всадников, скакали в сторону от павших хозяев. Синие побеждали. Зеленые сражались до последнего человека, никто из них не побежал. Когда последний враг пал, предводитель синих отрубил голову вражеского командира и поднял его на пике.

Джайхар тронул поводья, все интересное закончилось.

— Два сипахия землю не поделили, — объяснил он, — Это так мелкая стычка, вот в прошлом году Хамди разгневался на бейлер-бея соседней провинции — десять тысяч всадников в битве сошлись. Я тридцать — пятьдесят врагов срубил, все сипахии, часть их земель мне перешла.

В лесу рядом с полем раздавался стук топоров, раяты работали, не обращая внимания на стычку, господ, спорящих за власть над ними.

— Нас спасает их раздробленность, — признался Гийому Луис, — Если бы они объединились, вместо того, чтобы сражаться с друг другом, то Камоэнс бы не устоял.

По пути в Токат — Обитель Верных — путешественникам встречались не только алькасарские деревни. Они не раз проезжали через селенья других народов: задаров, тогов, ламачей и еще доброго десятка других племен.

— Неверные, — всякий раз просто объяснял Джайхар, — Мудрый султан мешает подвластные народы, разбрасывая их по своим владениям.

В таких селениях — легко узнаваемых по отсутствию каменного дома Вечного Пламени — алькасары вели себя как хозяева, брали у жителей все, что хотели и не платили за еду и фураж.

«Неверные» раяты жили гораздо хуже коренных алькасаров. Налоги с них помимо султана и жрецов Пламени брали еще и собственные властители. Последние одевались и вооружались с не меньшей пышностью, чем алькасары. Султан призывал их с дружинами в случае войны в свое войско.

Чем ближе конвой подбирался к Такату, тем больше становилось воинов на дорогах.

— Обрати внимание, — указывал Луису маг, — Воинов самого султана почти не видно. Все дружинники беев и сипахиев, каждый землевладелец со своим отрядом.

— Здесь слишком много воинов в отношении к крестьянами, — соотнес де Кордова увиденное в поездке.

— Обычаи алькасаров обрекают их на воинственность. Мужчине разрешено иметь сколько угодно жен. Обычно у воина их две-три, больше накладно, зато наложниц бывает по десять, за них выкуп гораздо меньше. Много детей. Женщины работают по хозяйству, а сыновья все так же становятся воинами.

Доспехи здесь не дорогие. Кони тоже. В результате — огромная армия, которая всегда воюет. Воюет с Камоэнсом, с Тронто, с кочевниками южной пустыни. Подавляет мятежи подвластных народов. Если бы не внешние войны алькасары давно бы поубивали друг друга.

Наконец, после долгого пути вдалеке показались башни Токата — города Неугасимого Огня — сердца Алькасара. Высокие стройные белые башни то появлялись, то исчезали в туманной думке, затянувшей горизонт.

Джайхар надеялся войти в городские ворота к ужину. Ближе к обеду показались богатые селенья пригорода, обеспечивающие столицу Султаната продуктами. Скорость продвижение замедлилась. Дорогу загромождали бесчисленные обозы, везущие продукты, ткани всех цветов и материалов, оружие, глиняную и фарфоровую посуду, кофе, пряности, припасы для городских ремесленников, дань сипахиям, проживающим в городе.

Джайхар ругался, грозил, бил плетью, но освободить дорогу удавалось не всегда. Чем ближе они приближались к городу, тем больше видели мастерских, специально вынесенных за его стены: ручных сукновален, кузниц, кожевенных и прочих. Шум и гомон стоял такой, что уши закладывало.

Близость большого города так же явственно доказывала крепкая вонь — смесь всех запахов человеческой деятельности. Токат встретил их огромными воротами, придирчивыми стражами и стаями нищих, промышляющих воровством у приезжих. На узких улочках кипела жизнь. Луис, не переставая вертел головой. Токат не зря имел славу одного из крупнейших и красивейших городов мира.

Блеск и красота в нем, как и в любом большом городе, мирно соседствовали с грязью и убожеством. Огромные дома-лавки уживались рядом с десятками уличных торговцев. Кварталы дворцов с садами и храмами, обнесенные стенами, сменялись целыми районами, населенными проститутками, нищими, ворами и грабителями.

Гийом был привычен к лишениям, ему доводилось есть сырых крыс, но все же морщился, видя, как готовят пищу уличные повара. О чистоте алькасары не задумывались, о канализации и не слышали.

Занзий — место обитания султана — представлял собой город в городе. Высокие стены белого камня ограждали его дворцы, храмы, хозяйственные строения, сады и лужайки от остального Токата. За эти стены не проникал шум. Туда допускались лишь избранные — хозяева Алькасара, вершители судеб.

Джайхар, долго объяснявшийся с султанской гвардией — янычарами, провел свой маленький караван через одни из десяти ворот. Их уже ждали слуги султана.

— Не знаю, что вас ждет, северные шахи, но я желаю вам удачи! — сказал на прощание корасар, — Не гневите султана, смерть воина достойна в поле, а не в руках палачей.

Покои, отведенные Гийому и Луису, были просторны, а стражи в дверях суровы и непреклонны. Несколько дней они провели в неведении и беспокойстве. Еды, вина и фруктов было вдоволь, а вот занятий не хватало.

Маг мучился от скуки. Поэту было легче, он слагал хвалебные оды — касыды — в честь соловьев в саду, роз и женщин. Источником его вдохновения служили восточные красавицы, присылаемые в их покои.

— Гийом, я люблю Изабеллу, но неизвестно, придется ли мне еще увидеть ее, — вздохнул Луис, увидев чаровниц в первый раз, и решительно шагнул им навстречу.

Маг колебался дольше, прежде чем притронутся к своей девушке, он тщательно, с помощью магии проверил, не больна ли она. Он много слышал о подобных ловушках.

Бедра твои — как корни в борьбе упругой,

Губы твои — как зори без горизонтов.

Скрытые в теплых розах твоей постели,

Мертвые рты кричат, дожидаясь часа.

— Не знаю, как продолжить, — пожаловался поэт магу.

— Ты утолила мой огонь, теперь пошла отсюда вон! — рассмеялся Гийом, — «Мертвые рты» убери.

— Я серьезно, — обиделся Луис.

— И я серьезно. Здесь не Камоэнс, — в который раз повторил Гийом, — Не читай алькасарам стихи о любви — они не поймут, ибо не знают ее. Читай о страсти, именно страсть испытывает настоящий сипахий к той, что согревает его постель. Страсть к ее красоте и молодому телу, не больше.

Вообще, женщина для настоящего мужчины здесь важна только в двух состояниях. Матери — то есть той, кто тебя родил — конкретной женщины. И объекта сиюминутного желания. Все. Жена — словно объект мебели, к детям они тоже привязаны слабо. Ночные Матери имеют такую власть над алькасарами именно потому, что они — Матери, ждущие своего сына — дитя ночи — Дракона. С этими дамами мы, я уверен, вскоре познакомимся.