Кобра и наложница - Бонни Вэнэк

Но она все не переставала плакать. Этот отчаянный плач встревожил его. Тихим голосом он стал напевать колыбельную, которую, как он помнил, Джабари пел своему маленькому сыну.

Бадра перестала рыдать. Вдруг она вздрогнула. Она подняла к нему свое мокрое от слез лицо и засмеялась.

— О, пожалуйста, прекрати. Джабари был прав, — сказала она. — Голос у тебя, действительно похож на крик осла… Помнишь?

Он ухмыльнулся и, сморщив губы, издал какой-то низкий звук, похожий на мурлыканье. Нечто среднее между детским всхлипываньем и смехом сорвалось с ее губ. Он крепко прижал ее к себе. Наконец она успокоилась. Он поправил на ней сползшую с плеча ночную рубашку. Когда она утерла свое лицо, Кеннет ласково погладил ее волосы.

— Расскажи мне, — сказал он мягко. Бадра напряглась. — Расскажи мне, — повторил он настойчиво. — Когда-то ты сказала, что сны не имеют над тобой никакой силы, — убеждал он ее.

Наконец она сдалась. Схватив его за руку, она медленно заговорила. Кеннет слушал ее рассказ, и от гнева его глаза наливались яростью. Проклятый Фарик!

Он опять прижал ее к себе, просто давая ей ощущение уверенности и комфорта в своих теплых и надежных руках. Кеннет поцеловал ее в лоб.

— Больше никогда в жизни, — сказал он нежно. — Я обещаю тебе, моя любимая крошка, что не позволю никому и никогда обидеть тебя.

Он положил ее обратно на постель. Сомкнув длинные ресницы, она заснула. Долго еще сидел Кеннет на постели и смотрел на нее, пока легкий стук в дверь не отвлек его от этого занятия.

Бадра проснулась, еще не понимая, где находится, и стала потирать глаза. Сильный сладкий запах ударил ей в нос. Конечно, это была галлюцинация: восхитительный запах напомнил ей о цветнике и свободе.

Бадра огляделась и от изумления открыла рот. Вся ее постель была устлана белыми цветами жасмина. В многочисленных вазах и керамических горшках по всей комнате стояли ветки живого жасмина. Теперь в комнате уже не пахло старыми духами, застоявшимся дымом и мускусом.

— Доброе утро!

Глубокий голос Кеннета заставил ее вздрогнуть. Она прикрыла простыней грудь. Кеннет сидел на полу около столика сандалового дерева, на котором стоял серебряный кувшин, две фарфоровые чашки и поднос. Над чашками поднимался пар. Она почувствовала острый запах турецкого кофе и свежих трубочек из кислого теста.

— Это подарок для тебя, — улыбнулся Кеннет.

Посмотрев вниз, Бадра увидела что-то красное. Девушка подняла халат, который был усеян маленькими золотыми звездочками. Она в восхищении погладила рукой китайский шелк. Ткань мягко заструилась у нее между пальцами.

— Спасибо, — сказала она.

Она накинула свое новое платье поверх желтой ночной рубашки и прошла в маленькую смежную комнатку, которая служила ванной. Ежеутренняя ванна для наложниц здесь была обязательным ритуалом.

Когда она возвратилась, он предложил ей апельсин. Бадра уселась около столика напротив Кеннета.

Ее новый халат струился красивыми складками.

— Я не люблю апельсины.

— Как можно не любить апельсины? Они похожи на светящиеся солнечные шары.

Он положил дольку себе в рот.

Бадра же взяла трубочку и жадно проглотила ее, запивая обжигающим кофе.

— Должно быть, ты обожаешь апельсины из-за своего имени, Хепри, которое ассоциируется с солнцем. Поэтому, если я захочу немного солнца, я лучше попробую тебя, — заявила она ему с дразнящей улыбкой.

Когда она поняла, что сказала двусмысленность, ее улыбка исчезла с ее лица.

Но Кеннет довольно ухмыльнулся и подмигнул ей.

— В любое время готов испытать на себе крепость твоих зубов. Уверяю, я не стану кусаться в ответ.

Она откинула назад свои непокорные волосы и, повинуясь неясному импульсу, попросила у него прощения.

Кеннет пристально посмотрел на нее, выбрал еще одну дольку апельсина и, положив его на язык, долго и не торопясь стал смаковать его.

— Ох, до чего ж я люблю вкусные вещи! — предупредил он.

У нее жарко вспыхнули щеки.

Кеннет наблюдал за ней своими блестящими голубыми глазами. Она поднесла ко рту чашечку кофе и поглядела на него.

— Меня назвали Бадра в честь полной луны, Хепри. Видел ли ты когда-нибудь луну? Она бледная, холодная, отстраненная. Я думаю, мои родители не без причины выбрали для меня это имя.

— Да, я видел полную луну. Видел, как разливается по темному песку ее серебряный свет, озаряя всю землю серебристым светом. Луну в Египте нельзя забыть, она прекрасна. Она не холодная и вовсе не отстраненная, она заливает Нил, пески, отражается в море, освещает дорогу заблудшему в ночи путнику. И ведь она светится не сама, она отражает свет солнца. Солнца, которое зовется Хепри. Без солнца луна — просто безжизненная планета, мертвая планета. И только солнце дает ей блеск и свет, ты понимаешь, Бадра? Солнце дает ей жизнь — и тогда она сияет в ночи…

Он перешел на шепот. Пронизывающий взгляд его глаз прожигал ее. Когда Бадра поставила свою чашку, ее рука немного дрожала.

Почему он не взял ее прошлой ночью, как она ожидала? Она чувствовала смущение. Несмотря на то, что Кеннет сидел свободно, смакуя апельсины и рассказывая ей о солнце и луне, он выглядел опасным, как хищник, который целеустремленно выслеживает свою цель. Он желал ее. Она была его наложницей. А она… она всячески избегала его и заставляла ждать много лет. И, однако, он оставил ее в покое, не считая того момента, когда на постели закутывал ее, рыдающую после ночного кошмара, в мягкое одеяло.

Бадра медленно отвела от него свой взгляд и продолжила завтрак. Когда она снова подняла глаза, он уже не смотрел на нее так пристально, а просто очаровательно улыбался. Кеннет показал жестом на стопку книг, сложенных на столе.

— Я подумал, что тебе захочется что-нибудь почитать, и прислал это.

Бадра взяла одну из книг, испытывая такой же голод по книжному слову, заключенному в этих кожаных переплетах, как и по пище.

Какие сокровища! Она узнала ту самую книжку мистера Диккенса, которую оставила в Лондоне, в библиотеке герцога и покраснела, вспомнив, что произошло тогда между ней и Кеннетом.

— Когда ты закончишь завтрак, я думаю, мы сможем начать наши уроки.

— Но я умею читать по-английски.

Она повернулась и обнаружила, что он бесшумно подошел к ней. Так же бесшумно, как его тотем — Кобра. Может быть, он и стал герцогом Колдуэллом, но не перестал быть воином Хамсином.

— Никакого чтения, — сказал Кеннет, забирая книгу из ее рук и кладя на стол. — Борьба.

Она в замешательстве смотрела, как он взял ее руки в свои.

— Защищайся. От мужчины, который хочет обидеть тебя, любовь моя.