Салават-батыр (СИ) - Хамматов Яныбай Хамматович

— А и верно. Чего это мы с вами время впустую тратим? Куй железо, покуда горячо. Кабы не пришлось опосля локти кусать, — выпалил он и, видя, что кое-кто все еще колеблется, решительно шагнул вперед. — Да не стану я вас боле упрашивать. Вот сей же миг пойду и самолично Емельку арестую!

Атаманы, как по команде, поднялись со своих мест и послушно последовали за ним.

Не обращая внимания на простых казаков, они гурьбою прошли вдоль улицы на другой конец деревни, к самой приметной избе, и ворвались внутрь.

Коротавший в одиночестве вечер Пугачев удивился неожиданному появлению атаманов.

— Вроде я вас не звал, — приподняв левую бровь, строго произнес он. — Зачем пожаловали?

— Потолковать, царь-батюшка, как нам дале быть… Казаки ропщут. Говорят, харчей нету, брюхо сводит, — начал Иван Творогов. — Надобно чтой-то делать…

Сетуя на трудности, заговорщики незаметно оттеснили Пугачева от стенки, на которой висели его сабля и ружье.

— Так и ноги протянуть недолго, перемрем с голодухи.

— Дай одежа и та — негожа, вконец истрепалась…

— Нет моченьки боле терпеть, — сокрушались атаманы.

Принявший все за чистую монету Пугачев принялся отговариваться:

— Потерпите уж как-нибудь маненько, родненькие. Скоро мы с вами к Гурьеву до Каспия двинемся и у тамошних казаков перезимуем.

— Ну уж нет, баста! — вскинулся на него Творогов. — Сколь мы за тобой шастали. Таперича твой черед за нами иттить!

Смекнув наконец, с какой целью явились к нему без спросу атаманы, Пугачев похолодел, но постарался держать себя в руках.

— Вот, значит, как! В такое-то время вы своему государю изменить вздумали! — с упреком произнес он.

Но те, не ответив, набросились на него.

— Одумайтесь, ироды! — гаркнул, увертываясь, Пугачев. — Сынок-то мой, Павел Петрович, вам не простит!

На кого-то это подействовало. Один или двое из сомневавшихся замешкались и попятились назад.

Пугачев, рассчитывавший на поддержку простых казаков, нарочно тянул время. Но никто из них так и не появился, и он был вынужден протянуть руки вперед.

— Валяйте, вяжите вашего государя! Токмо на пощаду Павла Петровича не уповайте! Уж он-то вам спуску не даст!

— Про то, как Пал Петрович поступит, наперед гадать нечего, — невозмутимо произнес Иван Творогов, связывая ему руки.

Насильно усаженный в седло Пугачев еще долго дергался, продолжая надеяться на то, что простые казаки за него вступятся. Но, как оказалось, ждал он напрасно.

Уже в пути Пугачев поинтересовался:

— И куды ж вы меня везете?

— До Яику, — сообщил ему Чумаков, отводя глаза в сторону.

— А зачем меня где поближе не сдали, командиру какому? Мало ли их ноне окрест ошивается.

— Да ты сам посуди, какой нам от ентих командиров прок. Мы тебя яицкому коменданту сдадим да повинимся. Глядишь, кара страшная нас и минует.

— Ну, ну. Дерзайте, авось и впрямь помилуют, — невесело усмехнулся Пугачев.

Потеряв последнюю надежду на великодушие давних своих соратников, Пугачев, улучив во время очередного привала момент, шепотом обратился к приставленному к нему казаку Алексею Фофанову:

— Веришь ли ты, братец, что я и есть государь Петр Федорович?

— Верю, царь-батюшка.

— А коль веришь, пособи мне, сердешный.

— Я бы рад тебе помочь, царь-батюшка, да как же я супротив атаманов пойду, — робко ответил Фофанов.

— А я от тебя ничего такого и не требую, токмо сообщи бригадиру Салаватке Юлаеву, что меня связанного в Яик везут. И все дела.

— Да где ж я бригадира сыщу, царь-батюшка?

— Как встретишь по дороге какого башкирца, шепни ему, а уж он-то сумеет его разыскать.

— Выходит, мне самому нет нужды ехать?

— Нет, родимый.

Здесь их разговор прервался, но вскоре Алексей Фофанов, набравшись смелости, нарушил молчание:

— Царь-батюшка, а у меня другая задумка имеется.

— Какая задумка?

— Дружки у меня есть закадычные среди казаков: Михайло Маденов, Кононов Васька да Сидорка Кожевников. Попробую снестись с ими. Можа, придумаем, как тебя вызволить, а?

— А оне надежные?

— Дюже надежные ребята. За тебя, царь-батюшка, голову сложить готовы, — с жаром проговорил Фофанов и осторожно перекрестился. — А уж коль сорвется, тады и дадим знать башкирцам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Пугачев подмигнул ему в знак согласия.

— Не откажи мне в просьбе, братец, — обратился он к казаку после недолгого молчания. — Уж больно крепко меня связали. Веревка до крови впилась. Будь любезен, пособи. Сделай так, чтоб я мог сорвать ее при случае.

— Слушаюсь, царь-батюшка!

Только он было приготовился ослабить веревку, как подоспел Иван Творогов. Осмотревшись с опаской по сторонам, он смерил Фофанова недоверчивым взглядом.

— И об чем же вы тут шушукались?

Казак побледнел от страха и невольно выпрямился.

— Никак нет, Ва…вашбродие… — начал было он, заикаясь, но Пугачев пришел ему на выручку.

— Водицы я у него попросил. Токмо и всего. Так он не согласился, мол, при исполнении… А у меня в горле пересохло. Дали бы жажду утолить!

Творогов кивнул казаку.

— Ступай за водой.

— А кто за царем-батюшкой присмотрит?

— Покуда я тута, никуда твой батюшка не денется, — с усмешкой произнес Иван Творогов.

Испив принесенной казаком водицы, Пугачев приподнял плечо и попытался утереть обмоченные усы и бороду.

— За то, что ты измываешься надо мной, над ампиратором расейским, тебе еще крепко достанется, Иван! Ты еще поплатишься за грех свой, иуда…

— Ух, и достал же ты меня своими сказками! Кажный день одно и то же талдычит! — с досадой произнес тот и тут же заменил Фофанова другим казаком.

«Не доверяют мне», — с обидой подумал Алексей и решил ускорить освобождение «царя-батюшки».

Однако планам его не суждено было сбыться. Затесавшийся среди казаков предатель выдал Алексея Фофанова, Михаила Маденова и других их товарищей заговорщикам.

Лишившись поддержки выказавших ему верность людей, Пугачев рассвирепел. Бессилие сводило его с ума. И он стал выжидать удобный момент, чтобы перейти к решительным действиям.

Как-то, во время одного из привалов, когда казаки остановились, чтобы покормить лошадей, Пугачев приметил оставленную кем-то на земле шашку. Воспользовавшись всеобщим замешательством, возникшим из-за очередной потасовки, он схватил саблю, обнажил ее и бросился на зачинщиков заговора, призывая казаков поддержать его.

— Ребята, за мной! Хватайте продажных тварей, вяжите их!

Но те, то ли убоявшись атаманов, то ли не пожелав с ним больше связываться, на призыв не откликнулись. Пугачева схватили и, заломив ему руки за спину, связали. Однако и теперь Ивана Творогова не оставило чувство тревоги.

— Батюшка-то наш похлеще дикого зверя будет! Глянь-ка, как зенками сверкает, ажно страх пробирает! А ну как веревку сорвет и вдругоряд шашкой размахивать зачнет, вот уж кому-то не поздоровится. Опасно его так везти. Мало ли чего в дороге приключиться может. Видно, придется из Яика подмогу просить, — рассудил он и отправил к коменданту Яицкого городка группу верховых во главе с бывшим пугачевским генерал-фельдцейхмейстером Чумаковым.

Комендант Симонов незамедлительно выслал им навстречу сотника Харчева и сержанта Бардовского. Пятнадцатого сентября забитого в колодки Пугачева сдали члену секретной комиссии капитан-поручику Савве Маврину.

IV

Вести о последнем поражении Емельяна Пугачева и об измене казаков, доставивших его в Яицкий городок, дошли до Салавата не скоро. Пребывая в неведении, он с тем же пылом и страстью продолжал бороться за освобождение своей родины.

К отцу, как и прежде, стоявшему под стенами Катав-Ивановского завода, он приехал сразу же после сражения со Штеричем. Из двенадцати твердышевских заводов уцелели к тому времени и держались лишь два. Усть-Ивановский был одним из них.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потеряв терпение, Салават, чтобы хоть как-то ускорить события, предложил отцу направить его жителям очередное письменное обращение, в котором среди прочего говорилось: