Люди и учреждения Петровской эпохи. Сборник статей, приуроченный к 350-летнему юбилею со дня рождения Петра I - Дмитрий Олегович Серов

Петр I длительно не предпринимал никаких действий в отношении такого глубоко одиозного правительственного деятеля, как Я. Ф. Долгоруков. По данным фискальской службы, Яков Долгоруков покровительствовал ряду криминализованных предпринимателей и госслужащих, приложил руку к расхищению выморочного имущества боярина А. С. Шеина, многократно получал взятки[745].

Предел царскому терпению наступил, казалось, в 1718 г., когда следственная канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова изобличила Якова Федоровича в крупномасштабных финансовых махинациях по «китайскому торгу». По распоряжению Петра I дело сенатора и генерал-пленипотенциара Я. Ф. Долгорукова было передано на рассмотрение особого военно-судебного присутствия — Генерального суда. Но, согласно упомянутой в начале статьи Выписке по делу Якова Долгорукова, Петр I остановил затем судебный процесс[746]. В итоге не пострадавший даже карьерно Яков Федорович отошел во благости в мир иной 20 июня 1720 г. и был погребен с наивозможными почестями, в присутствии царя, в Александро-Невском монастыре[747].

А пособник Я. Ф. Долгорукова в махинациях по «китайскому торгу» — по имени Матвей Гагарин[748] — обрел иное место упокоения: на другом берегу Невы, прямо на эшафоте. Как известно, тело М. П. Гагарина Петр I предписал — для острастки лихоимцев — не снимать с виселицы (25 ноября 1721 г. император дополнительно указал перевесить труп казненного на особо изготовленную цепь[749]). Вот только после обрисованных зигзагов высочайшего правосудия вряд ли кто-то из столичных чиновников устрашался при виде качавшегося на ветру тела Матвея Петровича…

Помимо освобождения от всякой ответственности Я. Ф. Долгорукова, Петр I, случалось, смягчал вынесенные сановникам и им же самим утвержденные приговоры. К примеру, осужденные 15 февраля 1723 г. за соучастие в служебном подлоге и иные «неисправления должности» к лишению чинов, штрафу и домашнему аресту сенаторы Д. М. Голицын и Г. Ф. Долгоруков были уже 19 февраля выпущены из-под ареста и восстановлены в чинах и должностях[750].

Кого не успел простить Петр I, миловала Екатерина I. Скажем, следствие по «счетному делу» А. Д. Меншикова, начет по которому превысил 1,5 миллиона рублей[751] (около 1/5 тогдашнего госбюджета), было прекращено по именному указу от 8 декабря 1725 г.[752] Обрадованный Александр Данилович повелел размножить долгожданный указ типографски и «разослать в колегии и канцелярии и во все городы»[753].

Завершить статью хотелось бы, однако, на иной ноте. На основании вышеизложенного автору затруднительно согласиться с мнением весьма уважаемого им ученого о том, что «буквально все „новопризванные“ Петром люди были мошенниками и подлецами безотносительно к любому времени»[754]. В самом деле, ведь 51 сановник (62 % высших администраторов России первой четверти XVIII в.) — несмотря на бесперебойную работу вездесущей фискальской службы — никак не соприкоснулся с органами уголовной юстиции.

Выходит, большинство лиц в коридорах власти служило все-таки честно. Даже подозрениями в причастности к криминальным делам не запятнали своей репутации в те годы ни генерал-прокурор П. И. Ягужинский, ни глава Канцелярии от строений, а затем сибирский губернатор А. М. Черкасский, ни президент Вотчинной коллегии М. А. Сухотин, ни сенатор В. Л. Долгоруков, ни многие другие «вышние командиры».

И уж совсем напоследок хочется вспомнить линию одной судьбы. Находясь под впечатлением от разоблачения «подрядной аферы», Петр I решил поставить сферу подрядных операций (в которой вращались тогда внушительные капиталы) под государственный контроль. Для этой цели 15 марта 1715 г. была образована особая Подрядная канцелярия, во главе которой царь поставил фронтовика, бывшего командира 3‐й роты Преображенского полка капитана Герасима Ивановича Кошелева[755].

Когда же Подрядная канцелярия вошла в 1718 г. в структуру новоучрежденной Камер-коллегии, Герасим Кошелев также перешел в налоговое ведомство. В коллегии Герасим Иванович занял поначалу должность советника, а 18 января 1722 г. стал ее президентом. На президентском посту Г. И. Кошелев и встретил 5 августа 1722 г. свою кончину. Что же оставил после себя видный петровский администратор, много лет пробывший в прямом соприкосновении с финансовыми потоками?

Вот что по этому поводу в далеком августе 1722 г. написала в челобитной вдова Герасима Кошелева Анна Тимофеевна: «А у твоих императорского величества дел он, муж мой, был безкорыстен, толко служил Вашему величеству с одного жалованья… А по смерти, государь, ево денег осталось два рубли семь алтын. И мне, рабе Вашей, тело мужа моего погребсти было нечем»[756]. Главу налоговой службы империи схоронили в конце концов на средства генерал-прокурора П. И. Ягужинского да генерал-майора А. И. Ушакова. «А по смерти ево денег осталось два рубли семь алтын…» — это тоже грань той эпохи.

ВОРОНЕЖСКИЕ ГУБЕРНСКИЕ АДМИНИСТРАТОРЫ

в криминальной истории России первой четверти XVIII в.[757]

Криминальная история власти — история направленной против интересов государственной службы преступной деятельности должностных лиц — является к настоящему времени малоизученной стороной отечественного прошлого. Особое место в этой криминальной истории, бесспорно, принадлежит событиям первой четверти XVIII в. С одной стороны, обстановка долголетней войны и череды административных преобразований не могла не способствовать росту должностной преступности. С другой — стремясь противодействовать тенденции разложения госаппарата, тогдашнее руководство страны выработало (хотя и с отчетливым запозданием) ряд безусловно новаторских мер как законодательного, так и организационного характера.

Подобная специфика эпохи преломилась и в судьбах руководителей Воронежской губернии. Дело в том, что из семи человек, возглавлявших губернию в 1710–1734 гг., троим (Ф. М. Апраксину, С. А. Колычеву и Г. П. Чернышеву) довелось в правление Петра I оказаться подследственными, а двоим (И. М. Лихареву и Е. И. Пашкову) — следователями, видными деятелями учреждений, образованных как раз для борьбы с преступлениями против интересов службы.

Между тем и противоправная, и правоохранительная деятельность первых воронежских губернаторов и вице-губернаторов недостаточно освещена в литературе. Этот пробел и призвана до некоторой степени восполнить данная работа. Источниковой базой статьи послужили главным образом материалы делопроизводства Кабинета и Сената 1710–1720‐х гг., касающиеся различных аспектов уголовного преследования высших должностных лиц.

Более всего с жерновами правоохранительной системы петровской России довелось познакомиться С. А. Колычеву[758]. Родившийся в 1679 или 1674 г.[759] (а не «около 1660 г.», как традиционно считалось), Степан Андреевич состоял в комнатных стольниках, служил в Бутырском, а с 1695 г. — в Семеновском полку[760], затем вроде бы обучался за границей. В феврале 1705 г. распоряжением А. Д. Меншикова Степан Колычев был направлен «к делам» в Поместный приказ. Судя по тому, что в распоряжении упоминалось о ранениях комнатного стольника и о его пребывании «в Санкт-Питербурхе на морских судах», Степан Андреевич принял участие (хотя, вероятно, не в качестве строевого военнослужащего) в боевых операциях начала Северной войны[761].