Москва акунинская - Мария Беседина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Зюкин Москву почти не знает, и место действия уточняет Эраст Петрович: «Четверо из… банды, включая оглушенного мной часового, взяты живьем, но толку от них никакого нет. Один использовался для с-слежения за Эрмитажем. Другой был кучером на карете, за которой вы пытались гнаться. Это он стегнул вас кнутом, помните? Но кто сидел в карете, он не знает, даже детского крика не расслышал. Культя велел ему сесть на козлы на Николо-Ямской, проехать определенным маршрутом и потом слезть у Андроникова монастыря» (Культя — один из «хитрованских предводителей», которого использует в своих интересах гувернантка-Линд).
В «Коронации» не указано точно, имеется ли в виду Николоямская улица или близлежащая одноименная набережная, но из контекста совершенно ясно, о чем конкретно идет речь. Зюкин ведь ни словом не упоминает о том, что дело происходило на набережной! Впрочем, это лишь мое мнение. «Николоямская» — улица или набережная? Это одна из загадок акунинских текстов, вокруг которых вечно будут кипеть споры.
Следуем дальше, спускаемся на эту самую набережную и переходим мост. Мы продолжаем идти по Земляному валу. Влево от нашего маршрута отходит улица Воронцово поле, о которой мы тоже успели поговорить. А мы идем дальше, возвращаясь туда, где с Земляным валом пересекается Покровка. С правой стороны от нас — Курский вокзал. В «Любовнице смерти» он упомянут вскользь и связан только с «бедным Семеном Дутиковым»: «14 сентября крестьянин Семен Дутиков по прибытии в Москву шел от Курского вокзала по Садовой улице и, не зная, где пройти в Черкасский переулок, обратился к неизвестному мужчине с просьбой указать ему дорогу…»
Зато в «Алмазной колеснице» с Курским вокзалом, правда косвенно, связан один из подвигов Эраста Петровича. Желая нарушить железнодорожное сообщение между центральной Россией и Дальним Востоком, «Рыбников» соблазняет крупной суммой больного туберкулезом молодого человека, на психику которого повлияло сознание скорой смерти. Единственное, к чему он стремится, — раздобыть денег, чтобы помочь любимой девушке: «Она бы ломала голову: кто, откуда? А потом догадалась бы и благословила мою память. Россия прокляла бы, а она бы благословила!
— Та, которую вы любите? — кивнул Фандорин, начиная догадываться. — Она несчастна, несвободна, эти деньги спасли бы ее, позволили начать новую жизнь?
— Да! Вы не представляете, какая мерзость эта Самара! А ее родители, братья! Скоты, сущие скоты! Пускай она меня не любит, пускай! Да и зачем любить живой труп, выхаркивающий собственные легкие? Но я и с того света протяну ей руку, я вытащу ее из трясины… То есть вытащил бы…
Молодой человек простонал и затрясся так, что черная бумага зашуршала у него в руках.
— Она не получит деньги, потому что вы не сумели взорвать мост? Или туннель? — быстро спросил Эраст Петрович, не сводя глаз со смертоносного свертка.
— Мост, Александровский. Откуда вы знаете? Хотя какая разница… Да, самурай не заплатит. Я погибаю зря».
Горечь исполнителя понятна — жандармы перехватывают поезд. «Мощный паровоз, срочно снаряженный Даниловым, нагнал харбинца на границе Московской губернии и далее сохранял верстовую дистанцию, которую сократил лишь перед самым Владимиром». А на владимирском вокзале Фандорин, отважно проникнув в вагон, отбирает у неудавшегося террориста взрывные устройства, освобождает взятых в заложники «сорок бедных пассажиров третьего класса» и дает недавнему противнику обещание: «Вы отдаете мне взрывчатку, и тогда девушка, которую вы любите, получит десять тысяч. А уж Россию предоставьте ее собственной судьбе.
— Вы меня обманете, — прошептал чахоточный.
— Нет. Даю слово чести, — сказал Эраст Петрович, и таким тоном, что не поверить было нельзя».
Вторая «кукла», как называет японец своих платных помощников, предает Родину исключительно «от жадности», но вывозит взрывчатку с того же вокзала: его цель — «туннель № 12 на Кругобайкальской линии» Транссибирской железной дороги (построена в 1891–1895 гг.).
Именно Эраст Петрович догадывается, на какой железной дороге готовятся диверсии: «На что диверсантам п-павелецкий поезд? Что они будут на павелецкой ветке взрывать — сено-солому и редиску-морковку? Нет, наши фигуранты уехали на харбинском…»
Следует отдать Акунину должное: его персонажи едут в сторону Сибири и Китая не с Казанского, а с Рязанского-Курского вокзала не случайно. Именно таков был маршрут сибирских поездов в начале XX в. Как раз после Владимира они переходили на казанскую магистраль.
Первоначально вокзал Нижегородской железной дороги находился за Покровской заставой — площадью перед Покровским монастырем, которая теперь называется Абельмановской. Но в 1860-х гг. он был перенесен на то место, где сегодня стоит стеклянный параллелепипед в стиле 70-х гг. XX в. Однако внутри нового вокзального здания можно увидеть старинную колоннаду — ту, под которой проходил и Дутиков. Это остатки пассажирского зала, сооруженного в 1896 г.
Садовая улица, которая упоминается в приведенном фрагменте, скорее всего, соседняя Садово-Черногрязская, названная так по притоку Яузы Черногрязке. Доходим до конца улицы Земляной вал, пересекаем Покровку — мы на месте. Влево от Садово-Черногрязской идет Фурманный переулок — арена «трагического происшествия», о котором рассказывается в «Любовнице смерти»: «Именины, устроенные гимназическим учителем Соймоновым для четверых сослуживцев, закончились самым печальным образом. И хозяин, и гости были найдены вкруг накрытого стола бездыханными. Вскрытие мертвых тел обнаружило, что причиной смерти всех пятерых стала бутылка портвейна «Кастелло», содержавшего чудовищную дозу мышьяка». Как мы помним, мизантроп Соймонов был одним из членов клуба Просперо.
Следует сказать несколько слов о названии переулка. Привычные к тому, что древние улицы переименовывались в честь коммунистических деятелей, многие москвичи полагают, что переулок назван по фамилии Фурманова — комиссара, писателя и героя популярных анекдотов. Однако это вовсе не так. Фурманный (следует правильно ставить ударение) переулок назван так в XIX в. по находившемуся здесь Фурманному двору — депо пожарных повозок. При нем находилась первая в Москве станция «Скорой помощи».
У Красных ворот
Садово-Черногрязская улица заканчивается на площади Красных ворот. В XVII в. здесь находились проломные ворота Земляного вала (проломные — не название, а указание на технологию их устройства; сперва насыпали вал, а уж затем проделали, «проломили» в нем проезд). Тогда же перед воротами возникло незастроенное пространство. С 1709 г. здесь были выстроены временные деревянные триумфальные ворота для встречи русских войск, а в 1753–1757 гг. их заменили постоянные, каменные. Они получили название Красных, однако название происходит не от древнего понятия «красный» — «красивый», просто здесь пролегала дорога на подмосковное Красное село (как легко догадаться, оно находилось в районе теперешней станции метро «Красносельская»).
Окрестности Красных ворот были оживленной, достаточно фешенебельной, но все же окраиной Москвы. «…Рыскал Эраст Петрович с самого утра по охваченному скорбью городу, вот и метался меж Тверским бульваром и Красными воротами, разыскивая самое что ни на есть высокое начальство. Уходило драгоценное время, уходило!» — пишет Б. Акунин в «Смерти Ахиллеса», давая понять, что Фандорин мечется буквально по всему городу.
Сегодняшняя площадь Красных ворот так лихо реконструирована в советский период, что трудно представить, как она могла выглядеть в прошлом, но все же давайте попробуем это сделать.
В пору повальных переделок (конкретнее, в 1927 г.) была разрушена церковь Трех Святителей. Если бы она сохранилась, то стояла бы перед павильоном метро, почти вплотную к нему. Этот храм фигурирует в той же «Смерти Ахиллеса»: «Через весь центр отправилась похоронная процессия к Красным воротам, где в храме Трех Святителей должно было состояться отпевание… генерал-адъютанта от инфантерии М. Д. Соболева».
Снесли и Красные ворота. В Музее истории и реконструкции Москвы хранится бронзовый ангел, венчавший надвратный шпиль.
В «Статском советнике» у Красных ворот находят себе пристанище после «экса» спрятавшие на Николаевском (Ленинградском) вокзале награбленное Грин и Жюли: «С вокзала поехали в гостиницу «Китеж» близ Красных ворот, хоть и не первого разряда, но зато с телефоном у стойки, что сейчас имело особенную важность». Сюда же прибывает еще одна участница «Боевой Группы» Игла и оказывает помощь пострадавшему от рук помощника-бандита Грину: «Игла приехала быстро. Коротко кивнула Жюли, едва на нее взглянув, хотя видела впервые. Посмотрела на замотанную голову Грина, на заклеенную бровь, сухо спросила: