Живые и мертвые - Неле Нойхаус

– Я хотел бы поговорить с моим доверителем, – потребовал он немедленно.

– Вы сможете это сделать, как только мы побеседуем с фрау Веннинг, – ответил Боденштайн. – Подождите, пожалуйста, здесь.

Адвокат запротестовал, и Лиз Веннинг стала перед ним извиняться, при этом Пия заметила, что она обращается к нему на «ты».

– Откуда вы знаете доктора Андерса? – спросила она с любопытством темноволосую женщину, когда они, пройдя по коридору, вошли в комнату для допросов, в которой только что сидел Эрик Штадлер.

Боденштайн закрыл дверь и предложил фрау Веннинг сесть. Она присела на краешек стула, крепко сжимая ремень сумочки. Ее большие темные глаза были исполнены тревоги.

– Он клиент фитнес-центра, – ответила она. – Я не знаю других адвокатов, и когда ваш коллега вчера вечером увел Эрика, я знала, что речь, должно быть, идет о чем-то серьезном. Где сейчас Эрик? И в чем вы его обвиняете?

Пия посмотрела на женщину и решила ее не щадить.

– Мы подозреваем господина Штадлера в убийстве четырех человек, – сказала она.

– Вы шутите? – Лиз Веннинг еще больше побледнела и схватилась за горло. – Зачем ему нужно было бы это делать?

– Чтобы отомстить за смерть своей матери и сестры, – ответила Пия. – К сожалению, пока он не очень готов к сотрудничеству. У него нет алиби на время убийств, и он утверждает, что совершал пробежку. Может быть, вы сможете помочь ему и нам.

Подруга Штадлера все еще пыталась преодолеть шок от услышанного. Она растерянно покачала головой.

– Где был господин Штадлер 19 декабря между восемью и десятью часами утра? – спросил Боденштайн. – 20 декабря около 19 часов вечера? В первый день после Рождества в восемь часов утра? И вчера в обед?

– Я… я не знаю, – пробормотала фрау Веннинг. – 19 и 20 декабря он точно был в своей фирме. А в Рождество, когда я проснулась, его уже не было. Он вернулся только после обеда.

Она остановилась и немного помолчала.

– Он мне не сказал, где был, а я не спрашивала. Вчера он тоже хотел ехать в фирму, у них сейчас годовой баланс, а его бухгалтер уволилась.

– Его не было в фирме. Там он сказал, что будет работать дома.

Лиз Веннинг беспомощно переводила взгляд то на Пию, то на Боденштайна.

– Фрау Веннинг, изменилось ли как-то поведение господина Штадлера в последние недели? – Боденштайн говорил тихим убедительным голосом. – Не заметили ли вы каких-нибудь изменений в нем?

Какое-то время она боролась со своей лояльностью, но потом кивнула.

– Он изменился, – сказала она честно, – даже очень. После смерти Хелен. Ее самоубийство сильно подействовало на него. Они с Хелен были очень близки, иногда я даже немного ревновала. – Она заставила себя улыбнуться, но улыбка тут же исчезла с ее лица.

– Как он изменился? Что в нем стало не так, как раньше? – поинтересовалась Пия.

– Он перестал смеяться, – ответила Лиз Веннинг. – Он ушел в себя и мыслями был где-то очень далеко. И он стал усиленно заниматься этим безумным спортом. Эрик… обожает опасности и острые ощущения. Я никогда не езжу с ним, когда он совершает это сумасшествие, я не могу это выносить.

Лиз Веннинг замолчала. Она сжала губы и сразу стала казаться потерянной.

– В последнее время он, кажется, был чем-то озабочен, – прошептала она и опустила голову. – У меня складывалось впечатление, что он от меня что-то скрывает. Он стал непунктуальным и прятал от меня свой мобильный телефон.

– Вы можете предположить, что его могло так занимать? – спросил Боденштайн.

– Я… я… подумала, что, может быть, у него появилась другая женщина. – По ее щеке скатилась слеза. – Пару раз я с ним об этом заговаривала, но он никак не хотел это обсуждать. Он никогда не был таким и… и совсем недавно он говорил мне, что… что любит меня.

Она действительно больше ничего не знала. Если бы она могла, она бы обеспечила ему алиби, возможно, она даже попыталась бы ради него солгать, но она этого не сделала.

– У господина Штадлера есть оружие?

– Несколько единиц. Он хранит все в шкафу в офисе.

– Вы оказали бы нам любезность, если бы передали оружие нашим коллегам прямо сегодня, – сказал Боденштайн, заканчивая беседу. – Мы проверим его и, надеюсь, в понедельник поговорим с господином Штадлером. До этого он, к сожалению, должен оставаться под стражей.

Лиз кивнула и встала.

Боденштайн и Пия проводили ее к адвокату, который с нетерпением ждал, когда его пропустят к его клиенту. Но сначала Боденштайн хотел еще раз поговорить с Эриком Штадлером. Он попросил Джема поехать вместе с фрау Веннинг в Зульцбах, чтобы конфисковать оружие.

Эрик Штадлер сидел с закрытыми глазами на узких нарах камеры, прислонившись головой к стене.

– Господин Штадлер, – обратился к нему Боденштайн, пока Пия остановилась у двери, – почему вы говорите нам неправду? Зачем вы рискуете вызвать подозрение в убийстве и быть обвиненным, если в действительности невиновны? Кого вы пытаетесь защитить?

В ответ Штадлер промолчал.

– Сегодня вас переведут в следственный изолятор, и там при определенных обстоятельствах вы можете провести целую вечность.

Эрик Штадлер открыл глаза, и на какую-то долю секунды у Пии появилась надежда, что он сдастся и выложит им всю правду.

– Делайте что хотите, – парировал Штадлер. – Я больше ни слова не скажу без адвоката.

* * *

Когда Боденштайн с Пией свернули в тупик к дому Дирка Штадлера, их чуть не сбила с ног какая-то женщина, которая быстро прошла мимо них с опущенной головой и повернула за угол. В желтоватом свете уличных фонарей Пия с удивлением узнала в ней бухгалтера Эрика Штадлера.

– Фрау Фелльманн?

Женщина испуганно обернулась и остановилась. У нее опухли глаза, а лицо мокрое от слез.

– Я… я была у господина Штадлера, чтобы отдать ему ключи от офиса, потому что я за весь день так и не смогла дозвониться Эрику, – объяснила она. – Вообще-то вчера был мой последний рабочий день в фирме, но он мне твердо обещал, что сегодня мы еще выпьем вместе шампанского. Я закончила годовой баланс – совершенно одна, так как мой шеф бросил меня на произвол судьбы! Он мне даже ни разу не позвонил!

Она неожиданно разразилась слезами, глубоко обиженная и разочарованная.

– Как давно вы работаете у Эрика Штадлера? – поинтересовалась Пия.

– Я работала у него с самого начала! – всхлипнула Франка Фелльманн. – С октября 2009 года. Сначала только на полставки, но дела пошли по-настоящему удачно, и Эрику потребовался бухгалтер на полный рабочий день. – Она порылась в сумочке, вытащила пачку бумажных носовых платков и громко высморкалась. – Главным образом я следила за тем, чтобы клиенты оплачивали счета. Господа компьютерные гении не любят думать о таких обыденных вещах.

Она горько засмеялась, но тут же, не удержав лица, зарыдала.

– Эрик всегда был великолепным шефом, и мне доставляло удовольствие участвовать в развитии фирмы, но сейчас… дальше так продолжаться не может. У меня есть сын, который нуждается во мне, а в фирме вот уже несколько месяцев всем занимаюсь я одна. С тех пор, как это случилось с сестрой шефа.

– Вы знали его сестру? – спросил Боденштайн.

У нее на лице промелькнуло еле уловимое выражение недовольства.

– Да, конечно. В фирме все всегда происходило с участием членов семьи. Мы часто вместе что-то отмечали, и Хелен всегда присутствовала при этом.

– Что она была за человек?

Франка Фелльманн чуть задумалась, потом опять начала плакать.

– О мертвых плохо не говорят, я это знаю, – вырвалось у нее. – Но Хелен была настоящей стервой. Все с ней церемонились, но пара пощечин, пожалуй, больше помогла бы ей, чем вечная тактичность окружающих. Если вам интересно, Хелен терроризировала и уничтожала семью своей одержимостью историей с матерью.

Боденштайн и Пия быстро переглянулись, но не стали останавливать поток красноречия Франки Фелльманн.

– Любое веселье на каком-нибудь празднике или вечеринке с грилем завершалось тем, что она вспоминала свою мать. Настроение у присутствующих портилось, а она становилась центром внимания. Эта ее страсть ко всеобщему вниманию была у нее просто болезненной. Иногда у меня возникало ощущение, что она наслаждалась этой ролью и тем, как она умела манипулировать всем своим окружением. Однажды я сказала ей, что ей нужно пройти курс лечения, так она набросилась на меня как фурия. После этого она со мной больше не разговаривала. Она смотрела сквозь меня, словно я из стекла!

– Чем Хелен занималась? Она тоже работала в фирме брата? – спросила Пия.

– Возможно, она этого хотела, но она ведь ничего не умела! – возразила фрау Фелльманн пренебрежительно. – На некоторое время шеф посадил ее на телефон, но она даже с этим не справилась. Она приходила, когда хотела, разговаривала по телефону по личным делам, была абсолютно ненадежной. Однажды я сказала: она или я! Конечно, у меня совершенно испортились отношения с ней и Йенсом-Уве, но после этого дела фирмы снова наладились, и это было для меня самым главным.