Ломаные линии судьбы - Татьяна Александровна Алюшина

– Помню, – подтвердила Глаша.

– Отлично. Расскажешь ему всё подробно.

– Если смогу… – вяло ответила она, чувствуя накатывающую волнами сильную слабость и головокружение.

– Глаш! Глаш! – громко позвал Шагин. – Ты там держись! Всё будет хорошо!

– Угу… – промычала Глаша, чувствуя, что прямо сейчас отключится.

Дальнейшие события Аглая воспринимала и сохранила в памяти смутно, по всей видимости, словив жестокий откат, но сознания не теряла. И удивлялась позже, почему из всех звуков, несомненно, окруживших её, она вычленила только треск кустов, через которые то и дело продирались какие-то люди.

Полностью Аглая пришла в себя, когда обнаружила, что полусидит на диване в своей квартире, вытянув ноги и опираясь на кучу подушек, кем-то заботливо устроенных у неё за спиной.

Переодета в тёплую байковую рубашку, на горле у неё плотная повязка, в руке любимая кружка с каким-то тёплым питьём.

Рядом на стуле сидит Муза Павловна и тихонько, успокаивающе поглаживает её по плечу, а на стульях, поставленных плотным полукругом у дивана, устроились напротив трое незнакомых мужчин и выжидательно буравят Глашу заинтересованными взглядами. Причём один из них, судя по медицинской форме и бейджику, прикреплённому к нагрудному карману, доктор. Первым заговорил именно он, видимо, разглядев какую-то смену мимики на лице девушки.

– Как вы себя чувствуете?

– Пока не знаю, но… – Глаша покашляла сухим горлом и спросила: – Как я здесь оказалась? Что-то я всё… как-то так… – покрутила она неопределённо рукой.

– У вас произошёл эмоциональный откат, как реакция на сильнейший стресс и временное удушье, – взялся объяснять доктор. – Сознание вы не потеряли, но получили состояние некой прострации. Шея ваша и горло, конечно, пострадали сильно, но не настолько тяжело, чтобы потребовалось оперативное медицинское вмешательство. Осмотрев вас на месте нападения и оценив ваше общее состояние, я вынес вердикт, что в экстренной госпитализации вы не нуждаетесь. Поэтому ребята из полицейского наряда принесли вас в вашу квартиру.

Доктор посмотрел на мужчину, сидевшего справа от него.

– В принципе успокоительное и обезболивающее девушке вкололи, чувствует она себе уже получше, так что мне здесь больше делать нечего.

Он снова повернулся к Аглае.

– Все рекомендации и рецепт на препарат я оставил вашей бабушке, – указал на Музу Павловну. – Соблюдать постельный режим, постараться не нервничать, а через два дня в поликлинику к травматологу, направление я написал. Горло беречь, разговаривать по минимуму, а лучше вообще помолчать. Всё понятно?

– В части, касающейся здоровья, да, а так нет, – немилосердно сипя, честно ответила Глаша.

– Ну, что касается криминальной составляющей, тут уж вас просветят специалисты, – развёл руками доктор и, поднявшись, оповестил: – Ну а у меня всё.

Он пожал руки обоим мужчинам.

– Девушке противопоказаны разговоры, тем более долгие. И нервничать нежелательно, – напомнил с нажимом и пожелал Глаше: – Выздоравливайте и постарайтесь в такие истории более не попадать.

– Да я бы… – просипела Глаша.

– Вот и молодец, – похвалил бодреньким тоном доктор и вышел из комнаты.

– Давайте знакомиться, Аглая, – подхватил инициативу разговора чуть полноватый мужчина лет сорока, приятной, спокойной внешности. – Меня зовут Сергей Васильевич Коломийцев, я старший следователь районного Следственного комитета и веду дело об убийстве вашего соседа Чащина Виктора Юрьевича.

– Оч приятно, – просипела Глаша, обозначив головой поклон.

– А это, – указал следователь на второго мужчину, – Павел Юрьевич Рогов. Эксперт-криминалист. Он хотел задать вам несколько вопросов.

– Задавайте, – разрешила Глаша.

– Глашенька, вы сначала выпейте хоть немного, – остановила опрос Муза Павловна, указав на кружку, которую Аглая держала в руках.

Глаша послушно сделала пару глотков, поняв, что пьёт горячее молоко, сдобренное чем-то жирным и какими-то неопределяемыми добавками.

– Лекарство, – подсказала Муза Павловна, – чтобы смягчать горло. Вы пейте во время беседы, вам легче будет. – И обратилась к следователю: – Серёжа, помни про рекомендации доктора: девушке лучше как можно меньше говорить.

– Спасибо… Муза Павловна, – расчувствовалась Глаша почти до слёз от её заботы.

– Ну, раз у нас такая ситуация, – начал беседу Коломийцев, – то мы поступим следующим образом: я и Павел Юрьевич будем спрашивать вас, перечисляя факты, а вы, Аглая, будете отвечать коротко и по делу. Если вспомните что-нибудь, что мы пропустим, тихонько скажите. Договорились?

– Угу, – кивнула в знак согласия Аглая.

Минут пятнадцать она отвечала на вопросы эксперта, в основном сводившиеся к выяснению, кто и где из них троих стоял, как и где её дёрнули и так далее, выдержанные в предложенной Коломийцевым форме: от неё требовалось только подтвердить или опровергнуть выводы-догадки эксперта.

– А где Лиля? – вдруг сообразила Аглая.

– Я здесь! – прокричала откуда-то из-за двери гостиной подруга, примчалась в комнату и, плюхнувшись на свободный стул, отрапортовала Глаше: – Я уже всем, кому нужно, показания дала и всё расска– зала.

– А как ты… там вообще… очутилась? – с остановками, переводя дыхание, спросила-просипела Аглая длинную фразу.

– Ну как, – пожала беспечно плечами Лилька, – как обычно.

Ага. Вот абсолютно верное, прямо в десятку определение своих решений-поступков дала подруга: как обычно для Лильки.

Пообщавшись с одним скульптором на какой-то очередной художественной тусовке, Лилька загорелась новой идеей: попробовать себя в скульптуре. Ну, загорелась в случае Лили – это значит, что все родные и близкие озадачены решением и воплощением в жизнь возможностей «ребёнка» реализовать себя в новом направлении творчества. Они и озадачились, и уже меньше чем через месяц Лилечка имела всё для того, чтобы ваять.

Вот она и сваяла ту самую «малую скульптурную форму» под названием «Обратное Измерение» и даже отлила этот шедевр в бронзе. Какая-то фиговина, больше всего напоминающая выдавленное и выпирающее из множества разрезов и отверстий застывшее тесто.

Ну, блин, «Обратное» же.

Кстати, как ни парадоксально, но что-то в этой статуэтке определённо было, некая своеобразная эстетика. По крайней мере, интерес и желание рассмотреть повнимательней это произведение вызывало. Но не суть.

Как обычно бывает в таких ситуациях, стоило подруге закончить очередной свой «шедевр», срочно требовалась немедленная оценка Аглаи и её мнение о новом «творческом прорыве сознания». Не дозвонившись подруге, Лилька просто села в машину и поехала к ней домой, предположив, что Глаша плескается в ванне или занята чем-то иным и просто не слышит звонка.

Ну вот, приехала, припарковалась, приметив свободное местечко, и снова позвонила. Но, так и не дождавшись ответа, откровенно зависла, недоумевая, что же предпринять и где ту самую подругу теперь искать. И именно в этот момент мозгового ступора она увидела подъехавшее такси, из которого вышла Аглая. Торопливо собрав всё необходимое и важное: сумку, ключи от машины и, разумеется, статуэтку, Лилька стартовала из машины, трепетно прижимая к себе новый шедевр.

И тормознула,