На дне Одессы - Лазарь Осипович Кармен

заплакала: "Дедушка, милый мой, славный". А он отвечает мне: "Несчастные мы с тобою оба", — и дает мне гривенник. — Вот тебе. Пригодится, голубушка. День большой. Ну, прощай теперь. Дай тебе Бог счастья, страдающая ты душа… Я взяла гривенник, утерла слезы, поцеловала его в руку и пошла… Прошел еще день, два. Я гривенник давно проела. Голод стал опять мучить. А места все нет и нет. Я решила попросить… милостыню. "Отчего, — думаю, — не попросить. Город незнакомый и никто меня не знает. Чего стыдиться?" Мимо меня проходит господин — в соломенной шляпе и перчатках. Образованный, видно. Я хочу подойти к нему, но ноги не слушаются. Не могу. Подошла, наконец. "Будьте любезны, помогите. Приехала в Одессу, не нашла работы". — Знаем, знаем вас, — крикнул он. — Проваливай! а то городового по-зову! — Я как услышала "городового", то отскочила от него, как ошпаренная. Больше, после этого, я уже ни к кому не подходила… Вечером встречаю Ядвигу. На ней — новое платье и шляпка. — Как дела? — спрашивает она меня. Я рассказываю. — Скверно, — говорит она. — Что ж ты думаешь дальше делать? Умирать с голоду? Сдавайся. Не ты первая, не ты последняя. Таких, как ты — тысячи. — Страшно, — отвечаю. — В первое только время, а потом — не страшно. — Я готова умереть лучше. — Как знаешь. — Еще день, два… Не выдержала я и… вышла на Дерибасовскую. Вышла, остановилась посреди тротуара и понурилась. Как овца. "Ну-с, — говорю я сама себе, — приехала. Здравствуйте! Коли вы говорите, что я — не первая и последняя, так сдаюсь. Не хотели человека поддержать, так вот вам мое тело. Берите его, только скорее. А то я голодна… "Режьте мое тело, пейте мою кровь", как поется в одной песне". Я стою, не поднимаю головы и все жду покупателя. Ужель не явится? Никакой нынче товар не в таком спросе, как тело. Явился. Плюгавенький такой, в рыжей бородке. Толкнул и спрашивает: "Чего, барышня, задумались? Может быть, что-нибудь потеряли?". — Задумалась о чем?.. О чем, о чем… Как теперь хорошо лежать в могиле… А насчет того — потеряла ли я что-нибудь? Ничего.

Собираюсь только сегодня потерять. — Вот как? Что именно, позвольте узнать? — Стыд и совесть. — Гм! А вы ничего не имеете против того, чтобы я проводил вас? — Пожалуйста. — Он присмолился сбоку и давай осматривать меня — подходящий ли, дескать, товар? Осматривает и не морщится. Стало быть, подходящий. — Сколько возьмете? — спросил он потом. — Сколько, сколько? Право, не знаю, — отвечаю я ему. — Я ведь первый раз этим делом занимаюсь… — Скажите пожалуйста, не поверю. — Чтоб мне с этого камня не сойти, — поклялась я, — что в первый раз. — Полтинник дам. — А не дешево ли, господин хороший, будет? — Зачем дешево? Такса такая. — Как?! — удивилась я. — Разве на нас такса существует? — Как же-с. — А я не знала. Я думала, что такса есть только на извозчиков… Ну, да хорошо… Не будем торговаться. Давайте, сколько хотите, только раньше, если можно, купите мне сдобную или семитатный бублик… — Хорошо. Идем… На другой день отыскался другой покупатель… И пошла я в ход… Целую неделю кормилась я таким образом… Но вот однажды, когда я подцепила одного кочегара, меня окружили девять женщин в высоких шляпах, шелковых платьях и с ридикюлями в руках.

— "Одиночки", наверное, — вставила Бетя.

— Да, одиночки. Окружили и гвалт подняли: "Ты кто такая?! Откуда?! Как ты смеешь хлеб отбивать у нас?! Самим жрать нечего. Ходим, ходим всю ночь даром. Книжка у тебя есть?! Где книжка?! Покажи книжку!" Кочегар мой как в землю провалился. Испугался. И я осталась одна среди них, без защиты. Я прижалась к фонарю, трясусь от испуга, как верба. А они так и лезут на меня со своими шляпами. Фу-у! Глаза у них злые-злые, рожи — страшные. Настоящие волки. Я гляжу на них, ежусь и боюсь, чтобы они не проглотили меня. А они все больше и больше наседают, обступили так, что дышать трудно, и насмехаются: "Печенками на базаре торговала, а теперь на Дерибасовскую притащилась. — Судомойкой была. Не видишь по морде? — Да что с нею, Нюся, раскомаривать? Дай-ка ей хорошенько зонтиком…" Трах! Я вскрикнула и схватилась за нос. По пальцам у меня потекла кровь. В это время наскочил городовой. — Что тут такое?! — Женщины окружили его и давай на меня ябедничать. — Да вот, без книжки по Дерибасовской шляется и грубит всем. Она одного господина порядочного вором и жуликом обругала. Правда, Леля, Маня, Саша, Сура? — Правда, правда! Такая потерянная! Постой! Раз получила зонтиком, еще получишь! — Тише, вы! — накричал на них городовой и обращается ко мне: — Послушай, девушка. Книжка у тебя есть? — Какая? — спросила я его. — Желтая. Без нее никакая "девушка" не смеет гулять… — Нет такой у меня. — Нет? Стало быть, тебя в участок представить надо. — Дяденька, голубчик, родненький, век буду молить за вас, отпустите, — стала просить я его. — Не могу, — отвечает. — Порядок такой заведен. И он повел меня в участок. В участке околодочный потребовал у меня документ и отправил на ночь за решетку. А на утро меня послали к врачу. Он осмотрел меня и отослал назад в участок. — Фотографическая карточка у тебя есть? — спрашивает меня письмоводитель. — Сейчас посмотрю. — Я порылась в кармане и нашла старую-старую карточку. Он взял карточку, пришил ее к какой-то желтой книжке и дает ее мне книжкуто. — А документ мой? — спрашиваю я его. — Какой документ? — А тот, что вчера отдала вам. — Тю, тю, тю! Скажи ему адью. Вот теперь какой у тебя документ. — Я открыла книжку и прочла: "проститутка". Сердце у меня так и запрыгало. — Кто проститутка? — спрашиваю я через силу. — А ты, матушка, прочитай дальше, коли грамотная. — Читаю: "Елена Васильевна Мотовилова — мещанка…" Я?! Меня точно обухом по голове ударило. — Зачем это? — спросила я его. — Как зачем? Для того, чтобы знать, кто ты. Теперь ты можешь гулять, сколько тебе угодно. — В "дежурной" комнате тогда стояли две женщины. Их из трактира привели. Они рассмеялись и говорят мне: "Честь имеем поздравить вас!.." Как сумасшедшая, выскочила я на улицу и полетела. Куда, — не помню. Лечу и реву. Все, кто мимо меня проходил, останавливались. Один остановился и сказал: "Несчастная. Должно быть, кого-то похоронила". — "Да, — хотела я сказать ему. — Я похоронила свою честь и порядочность…" Как вернуть мне их?! Как вернуть? Я вспомнила Ядвигу: "Не ты первая, не ты последняя. Таких, как ты — тысячи". И мне легче сделалось. Вечером отправилась опять на эту ужасную Дерибасовскую. Меня опять