Хэллоуин (сборник) - Александр Матюхин

– Синьоре Нуафьер в то время уже проживал в вашем доме?

– Нет, он появился куда позже.

– Полагаю, в то время он еще не прибыл в Венецию, – добавила мать.

Circospetto задумчиво погладил щеку.

– Не предшествовали ли этим снам некие неожиданные встречи или странные события? Не появлялся ли в вашей жизни некто новый, доселе незнакомый?

Катарина задумалась.

– На приеме у господина Боккаччо, – произнесла она после некоторых размышлений, – я познакомилась с необычной девушкой. Она была чуть младше меня, но наделена столь удивительной красотой, что я даже не обратила внимания на ее юность. Она назвалась Лукрецией – это старинное и редкое имя показалось мне очаровательным. Внешность ее была необычна: золотые волосы, плавные черты. Когда я спросила, откуда она родом, Лукреция ответила, что из Рима. Я всегда мечтала посетить Вечный город и потому засыпала ее сотней вопросов. Она отвечала мне сдержанно, словно боялась раскрыть какой-то секрет. А потом… потом она начала вести себя странно. Мы остались на балконе, она гладила мою руку и целовала меня в щеку, говоря, что наша дружба определена судьбой и переродится в нечто большее. Я смутилась и ушла.

– Видели ли вы ее впоследствии?

– Нет, не видела. Начавшаяся болезнь лишила меня возможности надолго покидать дом. Но вчера ночью мне показалось, что я видела ее за окном, на другом берегу канала. Однако стоило мне моргнуть, как она пропала.

– Как вы спали прошлой ночью?

Девушка смутилась, украдкой бросив виноватый взгляд на мать.

– Я… мне снова снился кошмар.

Синьора Мадзони встрепенулась:

– Почему ты не рассказала мне, Катарина?

– Сон был совсем короткий, матушка, и я решила, что все пройдет само собой…

– Оставим этот разговор, – решительно произнесла вдова. – Не будем заставлять синьоре инквизитора ждать.

– Я уже выяснил все, что необходимо, – произнес Кавалли, – и покидаю вас. Проводите меня, синьора Мадзони.

Выйдя за порог, инквизитор поднял ворот плаща и надвинул поглубже шляпу. За время его пребывания в доме Мадзони на остров спустился густой туман, холодный, словно кожа лягушки. Он мгновенно проникал сквозь ткань одежды, жадно поглощая тепло человеческого тела. Кавалли спешно сел в гондолу, накренившуюся от резкого движения. Гондольер недвижно застыл на корме, даже не повернув головы в сторону хозяина.

– Домой, – бросил Circospetto.

Плеснула потревоженная веслом вода.

– Слушаюсь, синьоре, – запоздало произнес гондольер.

Тон его показался инквизитору странным, но усталость и умственное напряжение затерли эту деталь. Кавалли откинулся на сиденье и прикрыл глаза. Похоже, он все-таки ошибся. Не француз был виновником несчастий двух девиц. Скорее даже напротив: с обеими он выступил скорее как спаситель – не оттого ли безумная графиня просила привести его, не потому ли внезапно исцелилась болезнь Катарины Мадзони?

Кавалли раз за разом взвешивал все, что ему удалось узнать. Особняком от прочих фактов стояла пропажа перстня графини Бонафеде. Она не дарила его французу – в таком случае, куда он мог подеваться? Скажет ли она? Нет, новой встречи с безумной Кавалли не желал. И все же факт требовал уточнения.

– Стой, – произнес он громко, обращаясь к гондольеру, – вези меня к дому графа Бонафеде.

Неожиданный визит Circospetto застал пожилого графа уже спящим. В ночной сорочке, с огарком свечи в дрожащей руке, он впустил ночного гостя, не сводя с него тревожного взгляда.

– Синьоре граф, – без предисловий обратился к нему Кавалли, – мне нужно знать, кому ваша дочь подарила фамильный перстень, золотой с изумрудом.

Старик замешкался с ответом. Он явно не ожидал подобного вопроса.

– Перстень? – наконец пробормотал он. – Я же говорил вам, что перстень она подарила этому французу…

– Вы лжете, синьоре граф, – Circospetto не был до конца уверен в этом, но решил пойти на риск: – Она рассталась с перстнем раньше, еще до того, как Нуафьер впервые пришел сюда.

От удивления нижняя челюсть графа отвисла, неприлично приоткрыв рот.

– Но как? – спросил он, совладав с изумлением. – Как вам удалось узнать это?

– Вы лжесвидетельствовали против человека, граф. Вам лучше сейчас подумать об этом. Отвечайте!

Угроза оказалась весьма действенной. Старик побледнел, руки его задрожали сильнее обычного.

– Дочь подарила его своей подруге. Я был в гневе, узнав об этом, но ничего не мог поделать – мы не знали, где проживает эта девица, а сама она более с тех пор не появлялась в моем доме.

– Как ее звали?

– Я не помню. У нее было странное имя, старое. Я клянусь…

– Лукреция?

– Да, да, именно так!

Граф был напуган более, чем следовало бы. Подобное состояние не слишком хорошо сказывалось на ясности ума, и Circospetto ослабил напор:

– Прекрасно, граф. Я знал, что память вас не подведет. Расскажите, как ваша дочь познакомилась с этой девицей?

Более мягкий тон и краткое поощрение несколько успокоили старика. Сглотнув, он ответил:

– Мы тогда только прибыли в Венецию… Лоренца пребывала в состоянии сильной меланхолии – ей тяжело дался переезд. Она встретила Лукрецию случайно, на прогулке. Я не знаю подробностей знакомства, но уже вечером дочь пригласила свою новую подругу к нам. Я нашел ту очень милой, хотя, пожалуй, слишком юной. И все же она была обаятельна и умна, к тому же Лоренца питала к ней самую искреннюю симпатию.

– Как долго продлилась эта дружба? – спросил Кавалли, уже предвидя ответ.

– Последний раз Лукреция посещала наш дом за день до появления синьоре Нуафьера. Тогда же пропал фамильный перстень.

Холодно кивнув – скорее своим мыслям, нежели словам графа, – Circospetto распрощался. Все складывалось. Тот, кого он вначале принял за виновника, был скорее благодетелем. Но каким же образом ему удалось отвадить ведьму от ее жертв? Собственным колдовством? Видимо, да, поскольку на набожного человека француз не походил.

– Теперь – домой, – бросил он гондольеру. Утром нужно будет еще раз навестить Нуафьера. Его тайна может стать ключом к поимке таинственной Лукреции.

В небе над Гранд-канале расцветали букеты фейерверков, причудливо отражаясь в дрожащей воде. Играла музыка, слышались громкие голоса и веселый смех. По мосту Риальто шествовали роскошно одетые люди, лица которых скрывали маски – очередной карнавал, длинная череда которых превращала жизнь города в один нескончаемый праздник. Пусть Венеция давно утратила свой былой вес и права владычицы Средиземного моря, но блеск и слава ее пройдут сквозь года, лишь ширясь и умножаясь.