Хэллоуин (сборник) - Александр Матюхин

– Нечасто нас посещают представители трибунала, – произнесла она вместо приветствия. Голос ее по-старчески дребезжал.

Кавалли склонил голову:

– Инквизиция выступает в защиту католической веры, и стопы ее служителей всегда направляются туда, где эта защита требуется. В вашем приюте пребывает девица Лоренца Бонафедо, пострадавшая от чар, наведенных на нее хитроумным колдуном. Я хотел бы побеседовать с ней.

Монахиня мелко кивала в такт словам Circospetto. Когда он закончил, она пожевала немного губами, не поднимая на него задумчивого взгляда, а затем произнесла:

– Я отведу вас к ней, инквизитор. Но знайте, что колдовство до сих пор довлеет над ней. Несчастную посещают ужасные видения…

– Видения? Какие?

– Об этом вам лучше спросить ее саму. Они столь греховны и богомерзки, что я не стану пересказывать их вам. Пойдемте.

Они поднялись на третий этаж, оказавшись в длинном, темном коридоре, тускло освещенном лишь небольшим оконцем в дальней стене. Две череды дверей, тяжелых, окованных медью, тянулись по обе стороны коридора. Странные звуки доносились из-за них, причудливо искаженные массивной деревянной преградой, – едва ли можно было поверить, что их исторгают человеческие уста.

Кармелитка остановилась у одной из дверей. К облегчению Домминико, за дверью царила тишина. Тяжело щелкнул ключ, скрипнули несмазанные петли, и инквизитор вошел в крошечную келью, где не было ничего, кроме кровати, на которой, повернувшись лицом к стене, лежала девушка. Она не обернулась на звук отпираемой двери и, казалось, спала. Монахиня осторожно коснулась ее плеча.

– Проснись, дитя мое, – произнесла она тихо и ласково, – к тебе пришли.

Девица не пошевелилась. Монахиня снова осторожно коснулась ее плеча:

– Ну же, дитя. Просыпайся.

Медленно, словно придавленная неимоверной тяжестью, молодая графиня обернулась. Болезненная бледность делала ее лицо похожим на мраморное, лишенное всякого намека на румянец. В то же время глаза ее, очерченные темными кругами, контрастно выделяясь, сверкали в сумраке кельи лихорадочным блеском.

– Я не сплю, – произнесла она. – Я не буду спать. Не буду.

Монахиня хотела что-то возразить, но Кавалли жестом остановил ее.

– Почему ты не спишь, дитя? – спросил он.

Девушка перевела на него пустой, бесчувственный взгляд.

– Мне нельзя уснуть. Если я усну, ко мне снова придет она.

– Кто?

– Она. Черный зверь, клубящийся у моих ног. Темная женщина. Ее поцелуи иссушают меня. Ее ласки причиняют страдание и боль…

Кармелитка отвела взгляд от больной и спешно перекрестилась.

– Несчастной девушке каждую ночь снится, что к ней в келью приходит женщина, которая принуждает ее к противоестественной связи. – Слова эти дались монахине с большим трудом. Произнеся их, она снова перекрестилась, одними губами прошептав короткую молитву.

– Нельзя уснуть… Нельзя, – монотонно шептала больная, но затем вдруг вскинулась, заговорив громко и страстно: – Позовите его! Позовите! Он может мне помочь! Он избавит меня от этих видений, он освободит! Позовите!

Она села на своей постели, резко выкинув вперед худые дрожащие руки. Белые как снег пальцы вцепились в одежду инквизитора, потянули. Домминико почувствовал, что горло его судорожно сжимается, отказываясь пропускать воздух. В глазах потемнело, хотелось рвануться, выбежать прочь, не останавливаться… Невероятным усилием совладав с собой, он остался недвижим. Приступ, охвативший графиню, внезапно прошел, пальцы разжались, руки бессильно упали. Инквизитор смотрел на нее сверху вниз – поникшую, словно лишившуюся чувств. Дыхание его было частым и прерывистым, словно после долгого бега.

– Ты хочешь позвать Нуафьера, дитя? – с трудом произнес он.

Лоренца вздрогнула, словно от удара, медленно подняла голову.

– Да, его, – она шептала, но в шепоте этом слышалось невероятное чувственное напряжение.

– Видения появились у тебя после встречи с ним?

Инквизитор понимал, что вопрос этот был излишен и неуместен, но не смог устоять. Он должен был знать. Должен был обрести уверенность.

Графиня медленно покачала головой:

– После встречи? Не с ним – с ней. Я встретила ее ночной порой, такую прекрасную… Ее золотые украшения сияли в свете фонарей подобно солнцу. Ее глаза… глаза…

С каждым словом речь больной становилась все тише и неразборчивей, постепенно превратившись в бессвязное бормотание. Кармелитка, недвижно стоявшая у входа, забеспокоилась:

– Пойдемте, инквизитор. Ей нужно отдохнуть… Вы взволновали ее…

Подчинившись словам монахини, Кавалли покинул келью. Он и сам ощущал ужасное истощение, словно короткий разговор с больной отнял у него все силы. И все же во время этого краткого свидания он узнал много больше, чем ожидал. Причем знание это принесли ему не только уши, но и глаза.

Смущенный и растерянный, секретарь городской инквизиции покинул остров Сан-Клементе.

Его возвращения ожидали. Мессер гранде неторопливо прохаживался по молу Сан-Марко, время от времени бросая короткие взгляды на выходившего из гондолы Кавалли. Вид у него был весьма довольный.

– Синьоре секретарь! – Приветствие блюстителя порядка буквально лучилось самодовольством. – Вы заставляете себя ждать!

– У меня были неотложные дела, – коротко пояснил инквизитор, не желавший распространяться о своей утренней поездке.

Толстяк кивнул с видом человека, допущенного к некой пикантной тайне:

– Конечно, конечно! Меж тем у меня для вас хорошая новость. Тот контрабандист-француз – он арестован.

Кавалли обернулся к собеседнику, смерив его внимательным взглядом:

– Где он?

В коротком вопросе не слышалось даже обычного интереса. Впрочем, мессер гранде был человеком опытным и знал, что Circospetto не из тех людей, кто прилюдно станет проявлять свои чувства. Многие поколения искушенных тосканских предков-торговцев превратили его в прирожденного актера, безупречно владеющего эмоциями. И Кавалли, несомненно, нашел своему таланту достойное применение.

– Его доставят в Пьомби с минуты на минуту.

– Хорошо.

Инквизитор лично встретил Нуафьера. Начальник стражи привел арестованного, который, похоже, был сильно угнетен нынешним своим положением. Был он среднего роста, хорошо сложен и, казалось, не отличался особенной красотой или грацией. Лицо его скорее походило на женское: округлые, плавные черты, тонкий подбородок, полные губы. Высокий покатый лоб выдавал определенную силу ума, в глазах же читались страх и растерянность. Circospetto внимательно оглядел его, отметив дорогое платье и броские украшения, затем обратился к начальнику стражи: