Опасная колея - Юлия Федотова

— Назад!!! — что-то рвануло Удальцева за пояс, да так, что не удержался на ногах, некрасиво плюхнулся на то место, на котором обычно сидят. Поднял удивлённые глаза…

Над ним склонялся Роман Григорьевич, бледный и взвинченный.

— Жить надоело?!! А если бы я не успел? Фу-у! — он вытер холодный пот со лба. — Дураком с вами станешь! Куда вас понесло, леший побери? Позвольте полюбопытствовать, ваша милость!

Удальцев обиженно пожал плечами, он не понимал, из-за чего сыр-бор. Прежде Роман Григорьевич всегда вёл себя деликатно, пренебрежительного отношения к подчинённому не выказывал. С чего вдруг завёлся? Неужели, только оттого, что его захотели опередить?

— Как куда? Обратно, на Рюген, куда же ещё?

— На тот свет вы собрались, вот куда! — Роман Григорьевич выглядел очень сердитым. — Здесь нет дороги на Рюген! Только в море вниз башкой!

Удальцев опешил. Листунов, судя по вытянувшемуся лицу, тоже.

— Как — нет? Мы же отсюда пришли! Вот наши следы, трава до сих пор примята… Здесь должна быть дорога, это совершенно точно!

— Должна быть здесь, — сурово согласились их высокоблагородие. — Но её нет!

— А… а где же она тогда? — пробормотал пальмирец, растеряно моргая.

А Тит Ардалионович вообще ничего не сказал. В голове сделалось пусто, в животе холодно, и коленях появилась странная слабость. Представил, как лежит внизу, распростершись на мокрых камнях, и белые барашки, накатываясь на его бездыханное тело, обратно в море утекают кроваво-красными… Ах, если бы Роман Григорьевич не успел! Вот ужас! А он ещё посмел плохо о нём подумать! Вот стыд!

— Дорога-то где? Как мы выбираться станем? — заладил своё Листунов, голос его звучал едва ли не обвиняющее.

— Откуда мне знать? Ну, что вы на меня так смотрите, Иван Агафонович? Можно подумать, это я лично её украл!

— Украсть не украли, разумеется. Но может быть, вы просто перестали её видеть? — резонно предположил подозрительный Листунов. — Всё-таки вы не очень опытный ведьмак…

— Желаете-с проверить на себе? Милости просим! А мы вас потом, так и быть, живой водицей окропим — вдруг поможет? — осадил коллежский советник жестоко, и пальмирец умолк. — Можете мне верить, господа, можете не верить, дело ваше. Но дороги здесь нет, — заключил Роман Григорьевич устало, бесконечные загадки острова Буяна начали ему надоедать. — Давайте поищем, не переместилась ли она куда-то?… Хотя, не знаю. Может, надо наоборот, сидеть на месте, и ждать, когда появится?

Два часа кряду они просидели на месте, лениво обсуждая, повлиял их визит к Алатырь-камню на исчезновение дороги, или не повлиял, и что было бы, если бы они захотели вернуться сразу, и чего не было бы. Потом, устав от безделья и сослагательного наклонения, медленно побрели вдоль берега. Роман Григорьевич пристально, но без особой надежды всматривался в морскую даль — не прорежет ли её знакомый путеводный лучик? Подчинённые просто трусили следом. Было жарко, разговаривать не хотелось. Обошли остров кругом: мимо северного капища, вдоль опушки восточного леса, мимо странной проплешины на южной стороне: кругом трава зелёная, а в одном месте бурая будто иссохшая, посреди — высокий чёрный столб, а под столбом навалена груда белёсого птичьего помёта, и запах как в курятнике.[60] Неприятное место! Проскочили поскорее, не задерживаясь — а ну как новое чудовище налетит? Три часа ушло на дорогу, небо из голубого сделалось розовым, но путь на Рюген так и не открылся.

— Ну, отчего, отчего я не догадался выспросить у волхва про обратный путь? — каялся Роман Григорьевич. — Когда имеешь дело с чародеями, нужно в любую минуту ждать подвоха. Нарочно нас в ловушку заманил, старый рабойник! Похоже, господа, придётся нам тут ночевать. Как говорится, утро вечера мудренее…

— Верно! — обнадёжился Тит Ардалионович. — Не случайно же об этом во всех народных сказаниях говорится! Мы пришли на Буян поутру, значит, и уйти с него должны утром! Вот увидите, завтра дорога непременно проявится!

— Вашими бы устами, юноша, да мёд пить, — скептически буркнул Листунов, расстилая на травке своё элегантное пальто и сворачивая щёгольские брючки с лампасами на манер подушки.

Ночь прошла тревожно.

Едва багровый солнечный шар скатился за море, как остров зазвучал десятками разных шумов и голосов. Далеко внизу о скалы грохотал прибой, ему откликалось гулкое эхо. В траве неумолчно стрекотали, звенели цикады — скоро стало казаться, будто не в траве они звенят, а прямо в голове. Среди дубовых ветвей завелась какая-то птица, принялась канючить: «Пи-ить! Пи-ить!» Издали ей откликалась другая, уговаривала: «Спи-и! Спи-и!». Сам дуб — не кощеев, другой — шелестел на ветру, да ещё и поскрипывал. Потом там же, на дубу, началось шевеление, будто кто-то крупный завозился. Тит Ардалионович вгляделся в темноту — увидел рыбий хвост. Русалка, понял он. Тьфу-тьфу, чур меня, чур — сжался в комочек, глаза закрыл, чтоб не защекотала. А русалка затянула песню, долгую и скучную, без слов. Или не пела она, а плакала? Песню подхватили на других, отдалённых деревах — такой стон стоял, что в лесу взвыло от тоски. Громко взвыло, на весь остров — мороз по коже!

— Цыть, окаянныя! — осерчал кто-то большой, хриплоголосый. — Покою от вас нет! Вот я ужо…

Русалки испугались, притихли. Но в лесу продолжало выть — хоть и далеко, а всё равно, страшно.

— Не ворчи, не ворчи, старый, — мурлыкнул бархатный голосок. — Сказку стану сказывать, а ты слушай. В некотором царствии, некотором государствии жил был молодой да пригожий ведьмак по имени Роман, по батюшке Григорьевич, служил по сыскной части. И состоял при нём верный помощник Тит, Ардальёнов сын, молодец всем хорош: толстый да румяный…

«Это я-то толстый? — справедливо возмутился Удальцев, потому что и в самом деле не был ни толстым, ни даже упитанным, просто сложение имел плотное и широкую кость. — Нашли толстого! На Листунова бы лучше посмотрели! — и тут только сообразил. — Ах! Да ведь это про нас сказка! Спроста ли? Нет ли в ней ответа, как нам с Буяна выбраться?» Стал вслушиваться внимательней, но чем больше старался, тем сильней его усыплял бархатный голос, пока совсем не усыпил.

А разбудили чайки, уже на рассвете. Уж так дико орали, так орали, будто их режут. Тит Ардалионович вскочил в панике, не разобрав, в чём дело. И тут только сообразил, что проспал ночь напролёт, хоть и уговаривались они дежурить посменно. Ох, какой стыд!

Но оказалось, нет никакого стыда — не он один проспал. Не он один попытался узнать конец сказки о молодом ведьмаке и его румяном помощнике.

Дольше всех продержался Ивенский: узнал о том, как нежить заморская, долгоногая, хотела ведьмака Романа Григорьевича пожрать, ан не вышло, токмо зубами лязгнула да убралась восвояси. Листунова сон одолел в тот момент, когда добрый молодец Иван (не царевич, и не шибко дурак) вошёл в расписной терем, глядь — а на полу мертвец. Удальцев захватил немногим больше: неласковую встречу Ивана-служилого человека с «гостями столичными».

— В общем, мы всё проворонили, — подвёл итог Роман Григорьевич. — Повезло ещё, что нас никто не пожрал сонными. Давайте караулить дорогу, а то и её упустим.

Караулили до полудня, голодные и злые — дорога не проявилась, радужные надежды Тита Ардалионовича не оправдались. Вдобавок, стала нестерпимо мучить жажда — оно и неудивительно, со вчерашнего утра во рту капли не было.

— Интересно, живую воду можно пить? — просипел Удальцев. Пересохшее горло щипало, язык еле ворочался. «Эх, такая роса утром лежала на траве — как не догадался слизнуть?»

Ивенский пожал плечами.

— Кто её знает? Надо попробовать. Бог даст, не отравимся, живая всё-таки. Не от жажды же помирать?

Взял у Листунова фляжку, храбро сделал глоток… и тут же принялся фыркать и отплёвываться. Сама вода на вкус оказалась солёной, как кровь, а из каждого Роман Григоричева плевка зародилось по лягушке.

— Ну-ка, я попробую, — Листунов забрал фляжку назад. — Может, она только ведьмакам не подходит, а для простых людей сгодится?

Но результат был тот же самый, правда, обошлось без лягушек. Да ещё пришлось бежать к камню, пополнять так бездарно израсходованный запас.

— Мы умрём, — понял Удальцев. — Умрём от жажды и голода, на необитаемом острове посреди моря-окияна. Нам отсюда никогда не выбраться, уж я чувствую!

— Выберемся как-нибудь, — Роман Григорьевич решил его утешить, хотя сам не очень-то верил своим словам. — Этот волхв — вдруг он не такой уж душегуб, как кажется? Спохватится, что нас давно нет, и выведет. Или какой-нибудь маг явится за живой водой — где-то же они её добывают на продажу? Голод нам, кстати, не грозит — во-он, видите, внизу чернеет? Это мидии. А в лесу наверняка есть ягоды или грибы. И вода тоже должна быть, раз деревья растут. Если не найдём родника или ручья — будем рыть колодец. Утром выпадет роса. А то ещё дождик может пойти… — он тоскливо взглянул в небо: голубое, ни облачка.