Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава - Семён Афанасьев

Томиясу остановил парня:

— Сиди, я всё равно не к тебе приходил.

— Жизнь нормально. Сижу на месте, пока в офисе свет не погаснет. Затем звоню Куроге — и еду домой. — Дисциплинированно доложил стандартный порядок Рицу, не забыв упомянуть ежедневный рапорт начальнику безопасности. — Утром, к семи, я снова тут. Поднимаюсь в офис. Господин Асада по интеркому отвечает, чтоб я ждал внизу. Жду опять, пока в офисе свет не погаснет.

— Не скучно? — отстранённо поинтересовался кумитё.

— Шутите? — не принял предлагаемого сокращения дистанции сотрудник. — Меня всё устраивает. Порядок мне не в тягость.

— Тебе тут ещё дней пять, может быть, на парковке развлекаться, — заметил Гэнки, косясь на вход в стеклянный стакан офисного здания. — Смотри, а то могу тебя пока на другой маршрут поставить?

— Спасибо. Если не возражаете, я лучше тут. Всё равно же тут кому-то надо будет дежурить?

— Логично… Кстати, ты с Мивако не ездил в школу к его сыну? — Томиясу кивнул на окна офиса.

— Нет. Она сама была за рулём, и стартовала не отсюда. — Водитель помялся, думая, посвящать ли главного босса в достаточно личные детали других сослуживцев.

— Ни говори ничего, я понял, — верно истолковал заминку оябун, выпрямляясь. — К тебе претензий нет.

— Если бы я был с ней, я бы не позволил мажорам её ударить. — Тихо сказал Рицу, глядя перед собой. — Либо, если бы не смог упредить, переломал бы всем руки. Так, чтоб долго срастались.

— Так руки там именно что переломали! — отчего-то развеселился кумитё. — На три раза, с проворотом, винтообразные переломы со смещением. Врач говорит, заживать будет порядком. Асада-младший постарался, — доверительно завершил он и потянулся в карман.

Из окна машины тут же появилась рука водителя с горящей зажигалкой.

— М-м-м-м-м, нет, прикуриватель лучше дай, — покачал головой Гэнки, извлекая не сигарету, а сигару. — От зажигалки не хочу.

Зажигалка в окне менее чем за секунду сменилась на светящийся красным прикуриватель.

— Угум-м… — Томиясу молча кивнул, затягиваясь.

— А как Маса в Тамагава справился? — осторожно спросил Рицу, всё-таки принимая невысказанное приглашение оябуна к диалогу.

Водитель был далеко не глуп, имел за спиной и опыт, и образование (пока — удалённое неоконченное, но тем не менее). Он понимал: Томиясу сейчас хочет поболтать, просто поболтать. Но старый товарищ босса, с кем он обычно это делал, по ряду технических моментов к общению в этот момент был пригоден не до конца.

— Вот я и сам удивляюсь, — тихо посмеялся кумитё. — Специально заехал расспросить нашего финансового воротилу — что у него за перемены с сыном.

— А что у них в школе вообще произошло? — вежливо уточнил сотрудник. — Я только на форуме упоминание видел.

— Пятеро. Спортсмены. Хотели сыну Асады навешать, для чего подловили в укромном месте. Мивако за каким-то чёртом тоже попёрлась в школу к нему, как раз в это время. И каким-то образом попала под раздачу.

— А с сыном Асады что в итоге?

— Ничего, — как ни в чём не бывало, пожал плечами Гэнки. — Навешал им. Тому, кто бил Мивако, руки поломал.

— Я удивлён. — Лаконично и ёмко передал своё отношение к происшедшему водитель.

— Я тоже… и главное, спросить некого, — посетовал оябун. — Ватару валяется, Мивако в больнице.

— Может, расспросить Масахиро напрямую? — предположил исполнительный Рицу.

— Может, и позвоню ему. Через часок-другой. Ладно, давай.

Оябун не стал дальше сообщать водителю, что Асада-старший вид сейчас имеет крайне непрезентабельный — судя по тому, что он лично видел в офисе. Впрочем, это было оговорено и ожидаемо, так что нареканий не вызывало.

Томиясу также не стал говорить, что сын Асады в это время находится в одном из заведений Организации, с сестрой и ещё с какой-то третьей девкой. Также Гэнки не стал упоминать, что полную информацию об инциденте он сам получил из Девятого Бюро: полицейские были кровно заинтересованы в сохранении спокойствия и сложившегося положения вещей и вышли на контакт первыми. Добросовестно открещиваясь от происшедшего и практически упрашивая не предпринимать ответных мер.

— А с другой стороны, какого чёрта. — Сев в свою машину, оябун, подумав, полез за гаджетом. — Сын Ватару. Не чужой человек, в конце-концов. В больницу! — добавил он уже своему водителю, набирая номер.

* * *

— Как это место называется? — Мао прямо-таки лучится приязнью и предупредительностью.

Будь я реально шестнадцатилетним, меня бы точно проняло. Иногда всё же хорошо быть постарше.

— А у него нет названия, — отзывается сестра, наклоняясь за шаром. — Формально, относится к гостиничному комплексу. Потому вроде как часть гостиницы. Собственного названия не существует.

— Но вход разрешён далеко не всем? — мгновенно соображает Курата, поворачиваясь ко мне.

— Ты же видела, — пожимаю плечами. — Да, входить можно не всем. Если бы было другое время суток или распланированные мероприятия, то и мы бы не вошли. Но сейчас взрослых нет, а меня тут знают.

— Ты любишь боулинг?! — искренне удивляется сестра, запуская первый шар.

— Я тебе дома скажу, окей? — деликатно скругляю углы.

Чтоб не говорить, что тут есть далеко не только кегли. Просто дальше вести их двоих не стоит, по целому ряду причин.

— А всё-таки хорошо иметь такого отца, как у вас, — вроде бы нейтрально вбрасывает тему Курата.

И тут у меня звонит телефон, который я пока не стал продавать, решив сперва попробовать варианты.

— Да? — появившееся в виде голограммы лицо мужика мне вроде и знакомо, но чего-то никак не соотносится с личностью.

Ю, увидев, кто звонит, мгновенно отворачивается от дорожки и подчёркнуто вежливо кланяется. После чего приветствует звонящего по имени.

До меня с запозданием доходит: да это же начальник отца.

* * *

Поначалу Гэнки пересилил себя и звонить пацану Асады не стал.

Добравшись до больницы, он с удивлением застал у Мивако первую жену Ватару. Нозоми, организовав в палате сестры вторую кровать, обосновалась тут на ближайшие сутки:

— Я не отойду от Мивако, пока врачи не снимут кое-какие вопросы. — Твёрдо сказала она. — Заодно и сама обследуюсь.

Подивившись такой женской солидарности, Томиясу только поднял вверх раскрытые ладони и через какое-то время ретировался, бормоча себе под нос:

— Тут,