Пути Деоруса - Пётр Машьянов

class="p1">— Тут ты прав. — Старик внимательно посмотрел на Ганнона. — Вижу, у тебя еще остались вопросы.

— Да, если позволите.

— Говори. — Коул нахмурился, но сдавать назад было уже поздно.

— Ваше первоначальное желание возвысить меня и… фаворитизм королевы, они как-то связаны?

Коул молча прошел по комнате и отвернулся от юноши, встав лицом к окну. Затем повернулся и медленно проговорил:

— Кто мы для Избранников?

— Шпионы, советники.

— Именно, и не единственные. Но лучшие. То, что делает нас лучше остальных, — он поднял руку с кольцом, — скрыто даже от тех, кому мы служим. Это тебе известно?

— Известно, что мне не дозволено выдать тайну. Но я не знаю, обсуждаете ли это с Избранниками вы сами. — «Как и пределы твоих сил», — подумал Ганнон, припомнив гостя Коула. Непрошенная мысль привела юношу в ужас, но он все же сумел сохранить лицо невозмутимым. Оставалось надеяться, что способность читать мысли была за пределами возможностей старика.

— Нет, Ганнон. Вот такой простой ответ. — Советник снова улыбнулся, что пугало не меньше, чем его раздражение. — Для того, кто не стремится идти по нашему пути, ты слишком много хочешь о нем знать. — Он говорил с улыбкой, но слова внушали тревогу: в них скользили сомнения в лояльности Ганнона, а ведь люди бесследно пропадали и за меньшее.

По окончанию приготовлений присутствующие позволили себе немного расслабиться, атмосфера оставалась сдержанно торжественной. Внезапная тишина послужила сигналом к началу. Нельзя сказать, что до того было шумно – фигуры в капюшонах говорили только шепотом, но наступившее безмолвие было абсолютным и всепоглощающим. Ганнон глубоко дышал и пытался услышать, как воздух проходит в его теле, но без толку. Кто-то еще шевелил губами, не успев замолчать, но слов уже было не уловить.

Все повернулись к центру зала, где сбоку от ритуального круга стоял Коул. Он разжал руку, и звуки вернулись. После предшествующей тишины даже самые тихие из них ворвались обратно с ошеломляющей мощью. Сердце стучало в висках, как барабан. Шорох ткани и звуки дыхания оглушали. Когда звон в ушах затих, Ганнон заметил единственную фигуру, выделяющуюся на фоне остальных. Виннар стоял в центре круга, одетый в алый плащ. Он скинул капюшон, на лице его были написаны радость, предвкушение и все же, да, волнение.

Один из братьев пошел по кругу, по очереди подходя к каждому. В руках он нес плоскую серебряную тарелку с затейливой гравировкой, на которой уже лежало его кольцо. Каждый, мимо кого он проходил, снимал свое и складывал на тарелку. Кому-то это удавалось легко, некоторые морщились, как от боли.

За секунду до того, как очередь дошла до Ганнона, он с усилием стянул с себя кольцо. Юноша протянул пальцы, сжимающие его, к тарелке и почувствовал сопротивление. Связь Ганнона с талисманом все еще существовала, пока он держал его, но была слаба. Юноше нужно было использовать силу самого кольца, чтобы сделать то, что лишало этой самой силы – преодолеть защиту и отпустить украшение над тарелкой. Небольшое усилие, но работа тонкая. «Задача на баланс», как говорил Коул.

Когда все подтвердили свое право на присутствие, очередь дошла и до хозяина. Он положил свое кольцо в центр без видимых усилий. Многие братья потирали руки, лица их были встревожены. Ганнону же, напротив, было куда комфортнее без своего кольца.

— Все здесь – братья, — тихо проговорил Коул, обводя зал рукой, — но ты один сейчас владеешь силой. Готов ли ты овладеть еще большей?

— Готов! — сказал Виннар и вступил в центр круга, заставив колыхнуться огоньки свечей.

— Посвященный, я могу лишь отпустить мощь, скрытую в твоем кольце. Только ты можешь ее обуздать. Готов ли ты?

— Готов! — капитан поднял руку, показывая кисть с кольцом на пальце.

— Первая печать, власть погасить разум – уже твоя. — После этих слов Коула от кольца разошлась волна, словно ветер во все стороны сразу, погасив свечи.

Ганнон стоял в полной темноте, тяжело дыша, он почувствовал насыщенный запах дыма и воска. Несколько секунд юноша слышал только свое дыхание, пока голос хозяина не раздался вновь:

— Вторая печать, власть изобразить разум – уже твоя. — Свечи вспыхнули неестественными синими, идеально ровными огнями, придав комнате еще более зловещий вид. Хотя куда уж. В этом ярком, безжизненном свете было видно движение каждого мускула на лице Виннара. Он уже был немного напряжен и дышал учащенно, но азарт в глазах и легкая улыбка не покидали его. Ганнон затаил дыхание в ожидании. Сейчас, сейчас это будет…

— Готов ли ты подчинить третью печать? Получить высшую власть, доступную нам? Власть над огнем.

Ганнон сжал кулаки, не смея отвести взгляд, он бы не простил себе…

— Готов! — почти радостно, стараясь не выдать напряжения в голосе, провозгласил Виннар и махнул свободной рукой. Широкий рукав почти задел свечи, но их огни остались неподвижными.

В этот раз Коул промолчал, только повел кистью и отошел назад. Пламя свечей качнулось, когда кольцо на руке Виннара стало светиться. Сияние, начавшееся с граней, постепенно разрослось и покрыло всю поверхность. Виннар сморщился, его дыхание участилось, на лбу проступили капли пота. Свечение стало разрастаться, его щупальца начали выходить за границы кольца, превращаясь в языки пламени. Сперва как будто осторожно, но затем все дальше и сильнее. Вскоре руку Виннара покрывало пламя, уходящее вверх на три его ладони.

Посвященный смотрел на пламя, не отводя взгляда. Пот все обильней покрывал его лоб и стекал по раскрасневшемуся лицу. Он сжал губы и тяжело дышал, отчего раздувались щеки. Ганнон старался оставаться неподвижным, внутри все заледенело, он чувствовал, как по его спине катится холодный пот. Огоньки свечей колыхались, но все слабее, пока не остался лишь легкий трепет.

Робкая надежда начала теплиться в душе. А тем временем пламя на руке Виннара постепенно убавлялось, пока не стало похожим на перчатку, сотканную из огня. Ганнон почувствовал, как его крепко схватил за предплечье соседний серый плащ. Как же легко было забыть, что под этими одеяниями тоже живые люди. И друзья, если не ему, то уж Виннару – точно.

«Боги, всеблагие, благодарю», — пронеслось в голове Ганнона, пока его друг подчинял последние непокорные языки пламени. К радости юноши добавился стыд: как он мог сомневаться в Виннаре? Как же он сказал? «Безродные сироты еще поправят в этом замке»? Ганнон склонил голову, чтобы никто точно не заметил его улыбку.