Позови меня… - Орлова Вероника

По щекам катятся слезы… Он не сжалится, Нейл хочет моей боли, и чем больше я умоляю, тем сильнее разжигаю эту жажду сожрать меня. Насладиться каждым оттенком отчаяния.

Я могла ненавидеть их всех, но я еще не научилась ненавидеть его… и я начала ненавидеть себя за то, что Нейл Мортифер свое пиршество все же получит.

Остановился в шаге от меня и поднял мое лицо за подбородок.

– Смотри мне в глаза, НМ13.

Впервые не хотела впускать, собралась из последних сил. Не получит легко. Не отдам. Пусть убьет. Лучше смерть, чем согласиться и безропотно отдать самое дорогое, что у меня есть. То самое, что является мною самой. Я сопротивлялась, как могла, изо всех сил старалась отвести взгляд и чувствовала, как он раздирает мое сознание, как вгрызается в каждую преграду, в каждую оболочку и срывает ее, погружаясь туда, где и так был только он. Неужели не видит, как много его там… во мне? И меня трясет, я плачу, рыдаю, чувствуя, как больше не остается сил сдерживать. Кто я и кто он?

Ведь это так просто отнять… слишком слабая по сравнению с ним, слишком бесправная.

Просто его очередная шлюха, как сказала Клэр.

«Впусти!»

Настойчиво, ударом по сознанию, заставляя выгнуться от боли, распахнув глаза.

«Нет! Ломай сам!»

И он взломал. Безжалостно и быстро, давая понять, что до этого у меня был шанс покориться. Ворвался в разум, и меня ослепило, по телу прошла судорога. Это больнее всех пыток, вместе взятых. Этого не выносят даже Деусы. Удерживает взгляд насильно и режет память, кромсает ее, и я истекаю кровью с изнанки. Я чувствую, как она стекает по каждой букве его имени, выбитом во мне… неужели и его он вырежет? Сил не осталось… я сдалась, обессиленно повиснув на цепях, уже не видя его глаз, ослепленная слезами.

«Больно… так больно. Мне так больно, Нейл. Я любила тебя… Я безумно любила тебя…» – очень тихо… где-то в темных уголках… еще живых, еще не разодранных… еще не тронутых.

И перед тем, как погрузиться в темноту… его голос… тоже тихий. Как кончиками пальцев по развороченным ранам… ласка, которая отзывается дикой болью…

«Я знаю, малыш… я знаю…»

Эпилог

Громкий крик, такой громкий, что меня подбрасывает на постели. Я кричу чье-то имя, только не знаю чье. Медленно открываю глаза. Очень медленно и снова закрываю, потому что слепит свет, режет, отдает глухой болью в голове. Что-то навязчиво пищит рядом. Раздражает монотонностью.

– Она пришла в себя. Позовите профессора Роджерса.

Прикосновения ко лбу, к щекам.

– Лия, Вы меня слышите? – женский голос, очень приятный.

Да, я ее слышу. Только не пойму ни кто она, ни где я… А самое страшное – я понятия не имею, кто я.

– Вы попали в аварию, Лия, пробыли в коме больше четырех суток…

Прислушалась к себе. Ничего не помню. Никакой аварии. Ничего совершенно. Внутри пустота.

– Сейчас придет профессор. Вам вкололи обезболивающее. Вы постоянно кричали, что вам больно.

Открываю и снова закрываю глаза. Вижу женское лицо, оно расплывается в ярком свете.

– Где я?

– В больнице. Вы попали в аварию. Не думайте сейчас ни о чем. Поспите. Все будет хорошо.

– Я ничего не помню.

– Не нервничайте, так бывает. Вы кричали имя, когда пришли в себя. Вы знаете, кто это? Мы можем с ним связаться.

– С ним? – открыла глаза окончательно и медленно выдохнула.

– Да… Вы звали какого-то мужчину. По имени. Кажется… его зовут Нейл. Вы помните, кто это?

Мучительно пульсирует в висках, так сильно, что я зажмурилась. Внутри появилось ощущение, что болит сердце. Сильно. Заходится в агонии. Даже стало нечем дышать.

– Нет… не помню.

Через несколько дней я узнала, что меня зовут Лия Милантэ, мне почти девятнадцать лет. Мы ехали вместе с родителями на старом «Фольксвагене», и попали в страшную аварию, в которой пострадали более двадцати человек. Грузовик въехал в пробку на мосту на бешеной скорости. Водитель скончался за рулем от внезапного инсульта, и неуправляемая фура врезалась в ряд машин. Мои родители погибли, а я выжила.

Мне обязательно помогут все вспомнить, ведь остались документы, архивы. Я скоро вернусь к нормальной жизни. Я ведь почти не пострадала, на мне нет ни одной царапины. Психиатр сказала, что потеря памяти – это последствие шока, и восстановление займет немного времени.

Потом я познакомилась с парнем, который потерял в той аварии сестру. Он пришел ко мне сам, сидел у моей постели и рассказывал о ней, а я смотрела в окно и с ужасом понимала, что не помню ничего, что не могу плакать, как он, не могу ничего рассказать. Внутри меня дыра. Просто черная воронка. Мне жаль моих родителей, но во мне нет опустошающего урагана боли, потому что не помню, как они выглядели. Я даже не помню, как выгляжу сама. Парень сказал, что я красивая. Конечно, я ему не поверила. В зеркало было страшно смотреть. Увидеть там чужое лицо, не узнать саму себя.

Моего нового знакомого выписали на неделю раньше, но он продолжил меня навещать. Он очень милый, старше меня на шесть лет, и у него своя компания по производству строительных материалов, которую тот получил в наследство от отца. Его зовут Стеф.

Как оказалось, кроме родителей у меня никого не было. Ни братьев, ни сестер, ни друзей. Никого, кто мог бы рассказать мне о себе самой. Странно, но мы совсем недавно переехали из другой страны, и родители все еще не устроились на работу. Когда меня выписали из больницы, я сиротливо стояла возле ворот и смотрела на клочок бумаги с собственным адресом. Старый район, съемная квартира, за которую не оплачивали уже несколько месяцев. Ужас от осознания, что мне даже не на что похоронить родителей, обуял меня чуть позже, когда я обнаружила, что хозяйка квартиры сменила замки.

Я заглянула в свою сумочку – только личные вещи. Ничего особенного. Паспорт, водительские права, колечко и странное колье с синими камнями.

За мной приехал Стеф. Я ужасно удивилась, когда увидела его в шикарном автомобиле, который затормозил у ворот клиники. Стефан сам отвез меня домой. Поднялся вместе со мной по обшарпанной лестнице, а когда я сунула ключ в дверь, он не подошел. Так я оказалась у Стефа.

Мы поженились через несколько месяцев. Мне тогда казалось, что это и есть моя судьба. Стеф создал для меня новую жизнь, окружил нежностью и заботой.

А еще через месяц, когда я решила закрыть в банке счета, свой и родителей, оказалось, что на моем лежит огромная сумма денег. Я спокойно могла похоронить родителей, даже купить дом и еще жить безбедно несколько лет. Как мне объяснили, скорее всего, это компенсация от страховой компании, но адреса и телефона не дали – вкладчик пожелал остаться анонимным. Число поступления денег совпало с днем аварии. Я обзвонила несколько человек из пострадавших, но никто из них не получал компенсации. Впрочем, какое это имело значение. Мы со Стефом решили, что эти деньги нам не нужны, и раздали их благотворительным фондам. Мой муж вполне располагал средствами содержать нас обоих, а также маленький домик в курортном городке. Его компания разрасталась, и через несколько лет мы смогли переехать в более просторный дом.

Я продолжала ходить к психологу каждую неделю, но так ничего и не вспомнила. Постепенно смирилась с мыслью, что прошлое для меня исчезло. Нужно жить настоящим, нужно приспосабливаться. Я не думала об аварии, исправно носила цветы на могилу родителей, ставила в каменную вазу, смотрела на их лица, понимая, что для меня они совершенно чужие. Так и жили втроем. Я, Стеф и опустошение. Я не знала, откуда взялась пустота. Но она слишком глубоко въелась в меня. Настолько глубоко, что я перестала ее замечать. Иногда она овладевала мною полностью. Я забивалась в угол постели и, раскачиваясь из стороны в сторону, плакала. Мне казалось, что у меня что-то отобрали, что-то очень ценное, словно вырезали важную часть и она фантомно болит внутри. В такие дни Стеф проводил дома, не хотел оставлять меня одну. Со временем, когда эти приступы прекратились, меня начали мучить странные сны, кошмары и мысли… очень много мыслей. Они взрывали мне мозг, они вплетались мне в голову голосами и событиями, которые я видела наяву. Карен – мой психолог, посоветовала их записать… Так я написала свой первый роман… Погрузилась в придуманный мир, заменяя им дыру в своем прошлом.