Камни говорят - Тоурбергюр Тоурдарсон

услышать голоса камней и уловить их мысли, если ты имеешь хороший слух и понятлив. Но для этого нужна тренировка, и если ты много упражнялся, то сможешь слышать и понимать камни. Правда, я тогда не знал, в чем же должна заключаться эта тренировка.

Одни из камней, лежащих на склоне, казался мне более живым и удивительным, чем все остальные. Я раньше никогда к нему не подходил, поскольку он находился в середине склона в Мосаре (Мхах), как это место называли люди. Я обнаружил его, когда шел от хутора наверх, надеясь обнаружить что-нибудь неожиданное и интересное в горах. Из того дня я точно помню только, что увидел его после полудня и что он был освещен солнцем. Может быть, я тогда был еще очень маленьким. После того как я узнал об удивительных свойствах этого валуна, из всех находившихся там камней я начал более внимательно присматриваться именно к нему. Поросший мхом, он стоял вертикально, выдаваясь из груды камней старого обвала. На глаз валун был высотой в два локтя, и мне он казался созданным красивым. Я всегда недоумевал, почему, когда я смотрел на него, мне на ум приходила моя мать, а глядя на ее лицо, я всегда вспоминал тот камень. Удивительно!

Была у этого валуна одна особенность, делавшая его необычным и не похожим на все другие камни, о чем я сейчас расскажу, – и это невероятная история. Камень был виден только при полуденном солнце, а на закате или в облачную погоду он исчезал. Казалось, что он мне ранее просто привиделся. За этим скрывалась какая-то страшная тайна.

Превращение камня из невидимого существа в видимое и потом опять в невидимое (и это средь бела дня!) отличало его от всех остальных камней на этом склоне, да и на всех других склонах в нашем мире.

Валун стоял на месте обвала в Мосаре, напоминая таинственное бледноватое существо, сам по себе, в полном одиночестве. Ему было не с кем поговорить. Мне его было жалко. Я думал, что этот камень при всей его жизненности страдал из-за своего одиночества.

Я подолгу смотрел на валун со двора, с холмов и с разных точек на лугу. Иногда я удобно усаживался на хуторскую ограду, чтобы было комфортно глядеть на него и погружаться в глубокие размышления, и чем дольше я смотрел и думал, тем более удивительным, загадочным и непонятным он начинал казаться.

Была у того валуна еще одна необычная черта: на вид он так напоминал бегуна, что того и гляди вот-вот побежит вниз по склону, например, к серому камню в Ди (Топях), просто чтобы с кем-то поговорить.

– Не мели чепуху. У камней нет ног. Они не могут ходить и бегать.

– Это мне прекрасно известно. Но камни могут двигаться: когда им хочется попасть в другое место, они переворачиваются, причем крайне быстро. Это напоминает бег. Ангелы тоже не ходят – они летают, как чайки. И рыбы не ходят – они плавают, причем с большой скоростью. Не думай, что двигаются только те, кто ходит ногами!

Однажды я подумал: интересно разузнать, как этот валун становится видимым. И происходит ли это точно в полдень? Для этого следовало сесть на конек бадстовы, чтобы одновременно обозревать камень и успеть правильно определить момент наступления двенадцати часов, причем сделать это в три этапа и очень быстро: увидеть камень, повернуться на юг и рассчитать точное время полудня. Я буду сидеть на северном конце конька – надеюсь, меня там не заметят.

Дело не терпело отлагательств. Но мне пришлось подождать несколько дней, потому что в полдень небо постоянно было затянуто облаками. Я предвкушал нужный момент. Неужели в полдень больше никогда не будет светить солнце?

Наконец наступил день, когда небо было практически безоблачным, и я мог надеяться, что так будет как минимум до обеда. Солнце было на востоке над домом на лугу Стеккатун в Брейдабольс-стадюре. Я непрерывно наблюдал за движением солнца на запад. В какой-то момент показалось, что оно перестало двигаться, – это всегда случалось над тем домом. Я был как на иголках. Мне могут дать какое-нибудь поручение, и если я его не успею выполнить до прохода солнца над полуденным ориентиром, мне, может быть, придется ждать ясной погоды еще много дней. Я совершенно не хотел рисковать и поэтому спрятался в ложбинке Стоура-Лауг. «Тебе не надают поручений, если не будешь мелькать перед глазами людей. Если тебя кто-то позовет, то ты будешь молчать как рыба».

Я спрятался на западной стороне ложбины, расположившись так, чтобы конек бадстовы был поближе к ориентиру, указывающему на юг. Время от времени я осторожно высовывал голову из укрытия, чтобы понять, где сейчас находится солнце. «Черт побери, оно так медленно тащится! Но нет, не буду ругать это божественное светило! Да простит меня Господь! Никогда больше не буду так делать. Солнце уже находится к западу от конюшни Гнедого».

Прошло много времени. Моя голова то и дело показывалась из ложбины. Между этими вылазками я прятался в ней как можно глубже. «Солнце практически не движется, только подошло к востоку от огорода Брейдабольсстадюра».

Прошло еще много времени. Я выглядывал из ложбины с растущим напряжением. «Я сейчас сойду с ума. Я здесь пролежал так долго. Сейчас меня хватятся. Придет отец и скажет: „Почему ты лежишь тут, чертов голодранец? Иди возьми рыбу из кузницы и разложи ее на просушку!“ И тогда полдень будет потерян. Го-ло-дранец! Самое отвратительное слово из тех, что существует, хуже, чем подменыш»[84]. Голова чуть-чуть высунулась из ложбины. Наконец-то солнце пошло на запад, встав над кухней Брейдабольсстадюра.

Я еще подождал несколько минут, пока светило не прошло немного дальше, чтобы время моего сидения на коньке бадстовы было как можно короче: чем короче, тем меньше риск, что кто-то меня увидит.

Но мне также нельзя было пропустить момент, когда камень станет видимым. Возможно, что это случится незадолго до наступления полудня. В этом-то и дело – я это раньше не исследовал. Я полностью высунул голову из ложбины и осмотрелся по сторонам. Никого нет. Теперь пора, по ко́ням – я выскакиваю из ложбины и со всей прыти бегу к дому, тайком забираюсь с северной стороны на заднюю стену бадстовы и тише мыши ползу на конек. Ах, слава Богу! Люди в бадстове ни в коем случае не должны услышать меня на коньке, иначе кто-то выйдет наружу. Если мне поручат какое-нибудь дело, я отвечу: «Сделаю в ближайшее время!». А если мне скажут: