Уровень 2 - Глеб Леонидович Кащеев

Семен направился по своей, стараясь на каждой развилке поворачивать в сторону девушки, однако так просто сад было не провести. Его тропинка развернулась под прямым углом, мостиком перевела через пересечения с теми, что вели к девушке, и направила его прочь. Вскоре силуэт Ксанки растаял в тумане.

«Будь, что будет!» – обреченно подумал он, и быстро пошел дальше. Дорожки теперь выбирал наобум – куда чуйка поведет.

Одна из тропинок почти заросла колючей травой. Пока Семен продирался, то сильно поцарапал лодыжку об острые как бритва серые стебли. На коже даже выступили бисеринки крови.

Чертыхаясь и поправляя изодранную штанину, он сделал несколько шагов, разглядывая на рану, и чуть не наткнулся на Ксанку. Та стояла к нему лицом и ждала. Хотя вроде совсем недавно была где-то далеко.

Семен тут же взглянул под ноги. Девушка стояла на его тропинке, прямо возле выхода, где дальше темнели пять ворот Лабриса.

– С тебя тоже взяли жертву кровью? – взглянула она на его ногу. Видя его удивление, показала на свою лодыжку. Там тоже виднелись капельки крови.

– А… что это значит? – осторожно спросил он.

– Не знаю, – растеряно ответила она, – никогда о таком не слышала.

Ксанка робко улыбнулась, осторожно взяла Семена за руку и повела дальше.

«То есть это что значит? Что мы навсегда вместе?» – лихорадочно думал Семен, шагая следом. В душе у него начинался настоящий шторм, когда холодные и раскаленные потоки мыслей схлестнулись с друг другом. С одной стороны, он внутри ликовал. Волшебный сад только что сплел их судьбы воедино. Это было волнительно, приятно и непонятно. С другой стороны, как холодный душ на него обрушилось сомнение: как защитить ее от него самого? От всех остальных то Семен оборонит, но что делать с демоном, что сидит внутри? С тем, из-за которого он так долго бежал от серьезных отношений с кем-либо.

Очнулся он уже у ворот Лабриса. Пять темных провалов в каменной стене выглядели как жадные пасти чудовища и немного его нервировали.

– Ты была там? – спросил он почему-то шепотом.

– Конечно. Мы с братом еще в детстве поспорили, тогда и прошла его, – так же тихо ответила Ксанка.

– И как?

– В отличие от Алекса, никак, – пожала она плечами, – как выяснилось, я была в нем и раньше. В животе матери. Эрлик потом объяснил, что я вообще родилась в центре Лабриса.

– Ого! То есть там не так… опасно? Если даже беременная и ребенок смогли. Ну, то есть, я уже там был: обычные каменные коридоры, но, вроде, как-то неправильно я там шел. А, если правильно, то Снежана говорила, что там опасно, – Семен смутился от того, что слова прозвучали скомкано, сумбурно, как будто он трусит.

– Опасно то, что ждет тебя в центре, – произнесла она и повернулась к нему. Семен замер. Ее дыхание сейчас было так близко, что он ощущал тепло на щеке.

– Думай по пути о чем-нибудь хорошем. О самом дорогом. Главное, не выпускай эту мысль, когда окажешься в середине, – прошептала Ксанка, глядя ему в глаза снизу вверх, а затем повернулась, подвела его ко второму справа проходу. Возле арки была нарисована женщина с головой львицы и с красным кругом над ней. Из открытой пасти вырывалось пламя, как у дракона.

– Тебе туда, – уверенно кивнула она.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую. Мне сам Лабрис подсказывает. Мы с ним вроде как немного сроднились.

Семен нервно кивнул, сделал шаг к арке, но затем повернулся и сказал:

– Спасибо.

Возникла неловкая пауза. Ему хотелось поцеловать ее, но так получалось, как будто он прощается навсегда. Семен собирался вернуться, и не хотел выглядеть паникером, поэтому он только тяжело вздохнул, и шагнул в темноту.

Фонарик в брелоке не подвел, и при его тусклом свете было видно, что проход почти сразу же делает плавный поворот. Семен уверенно пошел вперед.

Думать о хорошем? Непростая задача, учитывая сколько его, этого хорошего было в жизни. Пальцев руки хватит перечесть. Даже если это рука очень неаккуратного дровосека. Он вспомнил, как бежал за сестрой по следам в снегу. Пурга только начиналась, и он спешил, пока глубокие отпечатки босых ног не замело.

Семен помотал головой, отгоняя дурные мысли. Нужно думать о хорошем. Например, как удачно подвернулась квартира. Сердобольная бабушка пустила их с сестрой пожить. «Кто юродивым и потерянным помогает, того бог любит», – говорила набожная старушка. На самом деле сотрудничество было взаимовыгодным. Бабушка просто боялась оставаться одна. Родни у нее не было и, случись что, никто же не поможет. А оно и случилось: поскользнувшись в гололед, старушка сломала шейку бедра и слегла. Не было бы их с сестрой, то кто бы за ней ухаживал? А так еще полгода прожила. Ну и после ее смерти никто их с Аленкой из пустой квартиры не гнал, так что так и стали одни жить.

Это считается за хорошее? Или то, что в деле замешана смерть все портит?

Проход сделал крутой поворот.

Мысли о смерти заново вернули Семена в тот роковой день.

Перед глазами опять встала цепочка следов босых ног на снегу.

Он сам успел схватить куртку с вешалки. Хоть и накинул просто на футболку, но все равно какая-никакая одежда. Сестра же убежала из дома одной ночнушке и в тапочках, которые теперь нелепо торчали, завязнув в первом же сугробе. Как встала кровати, когда услышала хрип матери, так и выскочила из дома наружу, когда отец в приступе белой горячки обратил внимание и на нее.

Невольно вспомнились безумные глаза отца. Семен тогда пришел в дом поздно вечером, после посиделок с друзьями. Привычно тихо разделся, надеясь, что родители не уловят запах сигарет, и на цыпочках пошел в комнату, где они с сестрой спали. И вдруг в полной темноте столкнулся с отцом. Семен на всю жизнь запомнил этот безумный взгляд с белками навыкате, да оскал… нечеловеческий, звериный.

И только после этого увидел ноги матери в коридоре.

Потом полное затмение в памяти. Только одна мысль бьется болезненным пульсом в голове: Юлька убежала в мороз, в пургу. Одна. Босиком. Почти голая.

Схватить куртку, накинуть на плечи и бегом, пока не замело следы.

Он нашел ее на опушке леса километрах в двух от дома. Чудом нашел, на одной чуйке. Следы метелью уж занесло. Ветер словно ждал того момента, когда он увидит розовую ночную рубашку под большой елью, опустившей ветви почти до земли, и тут же обрушил с небес тонны снега, превратив все в белый ад, где дальше вытянутой руки то и не разглядишь ничего.

Пятнадцатилетний пацан никак не мог