Звездный скиталец (С иллюстрациями) - Николай Гацунаев

— Разве я не прав, господин полковник? — неожиданно обернулся штабс-капитан к Облысевичу. Тот поднес было ко рту рюмку с коньяком, поперхнулся и промокнул губы салфеткой.

— Безусловно правы, штабс-капитан. Никто этого и не оспаривает.

— Как не оспаривают? — опешил Хорошихин. — А я слышал…

На противоположном конце стола окончательно захмелевший Дюммель встал и громогласно откашлялся. За столом продолжали разговаривать как ни в чем не бывало. Дюммель достал из кармана клетчатый носовой платок, поднес к носу и затрубил так, что задребезжала посуда на столе. Все вздрогнули и уставились на барона.

— М-минутытыточку внимания! — выпалил он заплетающимся языком. — Пып-предлагаю тост за оазисы.

— Ты только послушай, что он плетет, Люси! — прошептал Симмонс. — Пойду остановлю.

— Подожди, — она опустила ладонь на его запястье и поднялась. — У меня это лучше получится.

Между тем Дюммель водрузил на нос роговые очки и выволок из кармана книжицу в матерчатом с золотым тиснением переплете.

— Чего вытаращились? Не хотите за оазисы? Зря. Книжки читать надобно, господа. Вот эту, например. Облагораживает, знаете ли.

«А ведь ровнее заговорил, стервец, — удивился Симмонс. — Очки, что ли, его протрезвили».

— Читаю, — продолжал барон, почти не запинаясь. — «Словарь Дубровского. Полный толковый словарь всех общеупотребительных иностранных слов, вошедших в русский язык. С указанием корней. Настольная, справочная книга для всех и каждого при чтении книг, журналов и газет». Ну как? Стоящая книга, я вас спрашиваю? Торопитесь приобрести. Издатель-книгопродавец Алексей Дмитриевич Ступин. Москва, Никитская улица, дом Заиконоспасского монастыря. Контора пересылку принимает за свой счет и высылает немедленно по требованию Г. г. иногородних.

Заглавное и строчное «г» Дюммель попытался как смог выделить голосом. Прозвучало это приблизительно так: «г!!! г!». На этом экзерсисе и настигла его наконец Эльсинора.

— Герр Дюммель! — Она легонько похлопала его по плечу. Барон расплылся в улыбке. — Вы, конечно же, не откажете мне в любезности продолжить ваш прелестный тост, герр Дюммель?

— Разумеется, мадам! Разумеется, — заторопился барон, неуклюже опускаясь на стул.

Эльсинора взяла у него из рук книгу, полистала, отыскивая нужную страницу. Прочла, улыбнулась.

— Очень мило. Ну что ж, господа, если верить Дубровскому, то оаз или оазис это плодородное место среди песчаных степей, зеленец. Чудесное слово, не правда ли? Зе-ле-нец…

Она захлопнула книжицу и опустила ее на стол.

— Но я думаю, герр Дюммель имел в виду оазис в более широком смысле. Разве не так, барон?

— Йа, — кивнул немец. — Именно так.

— Тогда налейте мне шампанского, пожалуйста.

Дюммель поспешно наполнил фужер и протянул Эльсиноре. Она подняла фужер на уровень глаз и продолжала, задумчиво глядя на бегущие вверх пузырьки.

— Итак, господа, тост за оазисы. Ведь если вдуматься, у каждого есть свой индивидуальный озаис. Для одних это рыбная ловля, для других — вышивание на пяльцах, для третьих — альбом с марками, для четвертых — игра на скрипке, спиритуализм, рулетка, хатха-йога и так до бесконечности. Оазис — это человек, задумавшийся в толпе. Пароход в открытом море. Отдельная каюта. Земля — оазис в Солнечной системе. Солнечная система — оазис в Галактике. Галактика — оазис во Вселенной. По отношению к чему-то еще — оазис наша Вселенная. Есть и у господина Дюммеля свой оазис. Выдался свободный часок, — запрется в своей комнате, хлопнет стакан шнапса, скинет башмаки, завалится на диван, задерет ноги повыше. Лежит пальцами пошевеливает. Чем не оазис? Не обижайтесь, герр барон. Я — любя.

Она наклонилась и чмокнула Дюммеля в лоб. Тот вытаращил глаза, икнул и густо побагровел.

— Словом, оазис — понятие относительное. Проще говоря, химера, голубая мечта. Стремишься к нему всю жизнь, а по-настоящему так никогда и не обретешь. Вы не согласны, герр Дюммель? Что поделаешь, не о вас одном речь. — Эльсинора вздохнула. — И все-таки, господа, выпьем за наши оазисы. Пусть призрачные, надуманные, нереальные. Человеку необходим оазис… Человек должен стремиться к чему-то. Плохо, когда оазиса у человека нет…

«О чем это она? — с тревогой подумал Симмонс. — Куда гнет?» За столом дружно зааплодировали:

— Браво, браво, мадам Эльсинора!

— Прекрасный тост!

— Стоя, господа! За такой тост только стоя!

— Ваше здоровье, мадам!

«Пронесло, — облегченно вздохнул Симмонс. — И все-таки какая муха ее укусила? Этакая космическая скорбь».

— За здоровье вашей супруги, господин Симмонс, — потянулся к нему бокалом полковник Облысевич, моложавый с залысинами мужчина лет сорока-сорока пяти. — Прелестная у вас супруга и умница, сразу видно.

«Тебе что за дeлo? — подумал Симмонс с неожиданным ожесточением. — Завидуешь, сукин сын. Сам-то на хавронье женат!» Белесая мадам Облысевич действительно походила чем-то на упитанную, отмытую до блеска свнныо. Не спасали ни косметика, ни дорогое бальное платье.

Они чокнулись и выпили.

— Не судите строго своего компаньона, — продолжал полковник. — Ему, бедняге, наверняка пришлось изрядно попотеть. Шутка ли — такой бал!

Симмонс поморщился, однако промолчал и даже согласно кивнул.

— Такого я нигде не видывал, — признался полковник. — Ни в Париже, ни в Вене, ни даже в Риме. А уж кто-кто, а итальянцы знают толк в этих делах.

— Вы впервые в наших краях? — спросил Симмонс просто так, чтобы переменить тему.

— Увы, нет! — развел руками полковник. — Участвовал в экспедиции 1873 года с их превосходительством генералом Кауфманом. И вот теперь волею судьбы или рока опять здесь.

«Проштрафился, шаркун, — злорадно подумал Симмонс. — Вот и упекли в Тмутаракань».

«Арагонскую охоту» сменил задумчивый вальс Штрауса. Разговоры за столом смолкли. Задремавший Дюммель громко всхрапнул, взбрыкнулся и обвел сидевших ошалелыми глазами. Супруга Облысевича аппетитно уписывала жареного цыпленка.

«А где Эльсинора?» — запоздало спохватился Симмонс, оглядываясь по сторонам.

— Я здесь, — негромко прозвучал над ухом ее голос. Она ласково провела ладонью по его щеке и опустилась на стул рядом.

Облысевнч слушал вальс, закрыв глаза и чуть заметно покачивая головой. Грубоватые черты его лица смягчились, оно стало как-то добрее, проще. Музыка смолкла. Полковник глубоко вздохнул и открыл глаза.

— Прекрасное исполнение, — сказал он, встретившись взглядом с Симмонсом. — Кстати, где вы прячете оркестрантов, если не секрет?