История русской армии. Cлавные военные традиции российских и советских полководцев - Сергей Павлович Андоленко

полки. Очень быстро вся страна оказывается охваченной огнем восстания, и русские терпят ряд неудач. Благодаря Бухарестскому миру, возвращающему Турции Поти, Ахалкалаки и Анапу, русские могут сосредоточить силы против персов. 31 октября 1812 г. Котляревский с 3000 человек разбивает при Асландузе 30 тыс. персов, потом берет штурмом Ленкорань. В 1813 г. наконец подписан мир. Отныне русские становятся хозяевами положения.Ермолов

21 апреля 1816 г. главнокомандующим на Кавказе назначен Ермолов. Он станет «проконсулом Кавказа». С самого прибытия туда он закладывает основы последующих операций и обрисовывает политическую линию, которой намерен следовать. «Кавказ, — говорит он, — являет собой огромную крепость, защищаемую полумиллионным гарнизоном. Существуют два возможных решения: или брать ее штурмом, или овладеть осадой. Штурм стоил бы слишком дорого, следовательно, мы будем вести осаду». С Ермоловым начинается методичное умиротворение, сначала оружием, а затем и умелой политикой, твердой и одновременно доброжелательной к местному населению. На усмиренных территориях возникают укрепленные посты «Линии», опирающиеся на такие крепости, как Грозная и Внезапная. Отныне, медленно, но верно «Линия» будет продвигаться вглубь непокорных земель. Это период нападений горцев на русские посты и ответных походов, которые порой выливаются в крупномасштабные кровопролитные сражения.

В 1818 г. Вельяминов разбивает дагестанцев, но возле Дербента отряд Пестеля внезапно атакован 20 тыс. горцев и полностью уничтожен. Также в истории сохранилась память об обороне Чирагского поста отрядом капитана Овечкина. 31 декабря 1819 г. крупное сражение при Лаваше ставит точку в усмирении Дагестана, но в 1820 г. вспыхивает новое восстание, погибают генералы Лиссаневич и Греков. Усмирение Кабарды в 1821–1822 гг. позволяет разделить два непокорных района Кавказа. «Линия» медленно продвигается, беспощадная война, состоящая из засад, внезапных нападений и ответных ударов, продолжается.

Русская армия при Александре I

Восшествие на престол Александра I приносит некоторые изменения в военную форму. Прусские мундиры отменены[76], равно как косы и букли, уволенные при Павле в отставку офицеры вновь приняты на службу, полкам возвращены постоянные наименования, но сохраняется суть павловской системы с ее муштрой, палочной дисциплиной, вахтпарадом. В 1804 г. Александр пишет: «До моего сведения доходит, что во многих полках рекрутов и солдат учебных команд наказывают с суровостью, обычно предназначаемой преступникам. Таковые методы столь же вредны для службы, сколь и противны здравому смыслу». После Аустерлица и Тильзита общественное мнение жаждет реванша. «Те, кто покинули военную службу, возвращаются в армию. Молодежь увлекается чтением военных книг» (Давыдов). Утешения ищут в воспоминаниях о победах времен Екатерины, национальное самолюбие вызывает из прошлого тень Суворова. Многочисленные соратники генералиссимуса вновь занимают видные посты, ветераны передают свой опыт молодым. Вторжение Наполеона задвигает гатчинцев далеко в тень. В ходе кампаний 1812–1814 гг. мы видим на первых ролях тех, кто пытался возродить в армии суворовские принципы: Кутузова, о ком Суворов сказал: «Он командовал у меня левым крылом, но был моей правой рукой», Багратиона, которого Суворов охарактеризовал следующим образом: «Мой Багратион обладает умом, знаниями, храбростью, везением». В войне участвует целая плеяда генералов, сформированных в суворовской школе: Платов, Милорадович, Кульнев, Ермолов и другие. Они при каждом удобном случае напоминают солдатам об их легендарном полководце. Суворов продолжает жить в памяти народа. Через много лет после его смерти солдаты продолжают посвящать ему песни. Конечно, они наивны, возможно, даже примитивны, но в каждое слово вложена частичка сердца и души. В 1813 г. на дорогах Германии слышен такой припев: «Споем, братцы, о других временах, когда нас вел в бой Суворов», иногда в песнях слышится смутная тревога: «Где наш князь Багратион, достойный ученик Суворова», потому что в это время русские войска шли в бой под командованием Шварценберга.

После окончания войн 1812–1814 гг. наступает продолжительный мирный период. В это время в Александре просыпается сын Павла I. Аракчеев, ближайший помощник его отца, становится его доверенным лицом и самым близким другом. Император убежден, что после продолжительных кровопролитных войн армию следует взять в руки, восстановить порядок и дисциплину. В 1823 г. он публично высказывает мнение: «Войн и так было достаточно — они лишь деморализуют войска». Как и для отца, для Александра целью военного обучения является умение красиво пройти строевым шагом; его любовь ко всевозможным парадам, подогреваемая Аракчеевым, не знает границ. «И достаточно командованию узнать, какое значение император и его любимец придают парадной выправке войск, чтобы строевые занятия приняли необыкновенную важность. Новая страсть очень скоро переходит всякие границы. Ровный строй вновь считается главной целью. Ничто иное не интересует ни императора, ни командиров»[77] (Никольский). На этот раз армия будет окончательно уведена на путь, противоположный тому, который показал ей Суворов. Подготовкой к войне пренебрегают. В 1912 г., характеризуя эту эпоху, генерал Байов писал: «Смерть Павла I, когда еще живы были воспоминания об Италии и Швейцарии, когда ученики Суворова еще не сошли со сцены, сначала затормозила развитие павловских идей. К сожалению, глубоко укоренившиеся основы павловской системы не были устранены. Смерть некоторых учеников Суворова, забвение его заветов под влиянием личных интересов, а кроме того, эволюция взглядов Александра — все эти обстоятельства благоприятствовали сперва пробуждению, а затем и торжеству системы императора Павла. Мы забыли заветы Екатерины, Суворова, Румянцева, Потемкина и других генералов этого славного царствования. Значение этого поворота тем более велико, что, логически развиваясь, идеи Павла привели Россию к Севастополю и имели болезненный отголосок в нашей последней войне с Японией в 1904–1905 гг.». Цесаревич Константин отмечает: «Ныне завелась такая во фрунте танцевальная наука, что и толку не дашь». «Даже фельдмаршал Барклай, — пишет Паскевич, — требует теперь „красоты“ строя, граничащего с акробатикой, и преследует старых солдат и офицеров, забывая, что они только что спасли Россию. Что должны говорить мы, генералы, командующие дивизиями, видя, как фельдмаршал наклоняется до земли, чтобы выровнять мыски башмаков гренадеров. Армия не выиграла от того, что, потеряв офицеров[78], осталась с одними танцмейстерами. В год времени войну забыли, как будто ее никогда и не было, и военные качества заменились экзерцицмейстерской ловкостью». Генерал Сабанеев жалуется: «Парадный шаг, красивая выправка солдата, неподвижный взгляд, подбородный ремень кивера точно под подбородком, параллельность рядов, неподвижность плеч и прочая чушь, совершенно бесполезная для главного, настолько всех занимают, что у нас абсолютно нет времени заняться важными вещами». Начальник штаба 2-й армии Киселев пишет другу в Петербург: «Мы не знаем, к чему следует готовиться, к войне или к параду. Не поверишь, как трудно готовиться и к войне, и к мирным занятиям.