Мадам - Антоний Либера

— Наша?

— Нашего Центра. Для этого мы здесь и находимся.

Я решил, что медлить нельзя.

— Тогда, если позволите, еще один вопрос.

— Спрашивай. Кто спрашивает, тот найдет дорогу, как утверждает пословица.

— Это правда, что в настоящее время Центр занимается устройством в Польше школ с преподаванием на французском языке?

— Нет, мне ничего об этом не известно, — удивилась она. — Откуда такая информация?

Опустив забрало, я бросился в атаку:

— Я не могу указать источник. Именно поэтому и спрашиваю. Но до меня неоднократно доходили такие слухи, — настаивал я, стараясь придать голосу максимально небрежный тон. — Я даже слышал, что в Варшаве уже работает подобное учебное заведение. Его, как мне говорили, возглавляет настоящая француженка, во всяком случае специалист, связанный с вашим Центром.

В глазах серебряной Марианны сверкнули веселые искорки.

«Она знает ее! Это очевидно! Интересно, что она теперь скажет?»

— А ты случайно не слышал, — с напускной серьезностью произнесла она, — как зовут эту пани?

— Увы, — я поднял руку, продемонстрировав этим жестом полную неосведомленность, и застыл в неподвижности, ожидая ее хода.

— Что ж, — помедлив, отозвалась Марианна, — я этого подтвердить не могу.

— Чего, простите?

Откровенно говоря, ничего. Центр не организовывал таких школ и не имеет с этим ничего общего. А та пани директор… если, конечно, речь идет об особе, которую я сейчас вспомнила… отнюдь не француженка.

— Я, так понимаю, все же слышал звон, хотя и не знаю, где он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, что в дошедших до меня слухах есть доля правды.

— Я думаю, что речь идет о проекте Министерства просвещения, принятом в рамках договора между Польшей и Францией о сотрудничестве в области науки и образования. Этим вопросом с французской стороны занимается Service Culturel…

— Service Culturel? — перебил я ее.

— Отдел культуры Французского посольства.

«Вот я куда добрался!» — я почувствовал, как по телу прокатилась горячая волна и быстрее забилось сердце.

— И Франция назначила директором этой школы… не француза?! — спросил я с притворным удивлением. — Во всяком случае, согласилась на такое назначение?

— Ты что, не знаешь, где мы живем? — слегка раздраженно отозвалась Марианна.

— Да, вы правы.

— Ты тоже по-своему прав, — примирительно сказала она. — У нас были осложнения.

— Не могли «договориться»… — иронично заметил я.

— Вопреки уже согласованным пунктам договора, Министерство просвещения не хотело даже слышать о директоре-французе. Тогда французская сторона настояла на своем праве выбрать директора хотя бы среди поляков. Однако на практике им постоянно чинили препятствия и не позволяли осуществить их право выбора. Любой кандидат объявлялся недостойным.

— Но, в конце концов… с кандидатурой той пани… согласились?

— Ничего подобного. Наоборот.

— Как же ее утвердили?

— Французы настояли. Решили, что их престиж под угрозой, и поставили условие: или с их выбором соглашаются, или они прекращают дальнейшие переговоры и отказываются от проекта. — Она сделала короткую паузу и добавила с насмешливой улыбкой: — Сразу все подписали.

Память откликнулась эхом рассказа Ежика, особенно его откровений на тему «зарубежного обмена», оформления приглашений и «торговли живым товаром».

— Следовательно, они в этом заинтересованы, — заметил я тоном специалиста по таким делам.

— Кто?

— Министерство просвещения.

— Не думаю, — скептически ответила она. — Для них это, скорее, дань. Принудительная барщина. Освобождение от условий, которые им навязывают в рамках «двусторонних соглашений».

— Ох, я, кажется, недопонимаю…

— Что же ты думал? Что здесь хоть кто-нибудь заинтересован в изучении иностранных языков? Особенно французского, этого символа «мещанской интеллигенции», рантье, землевладельцев и буржуазии, «этого реликта прошлого, выброшенного на свалку Истории»? Речь идет всего лишь о материальной заинтересованности и еще кое-каких делах, о которых я предпочла бы сейчас не говорить, а в обмен они идут на уступки в области науки и искусства, что в общем-то почти ничего не дает.

— Значит, они это делают…

— Вот именно! — подхватила она. — Для видимости. Поверь мне, ничего из этого не получится!

— Однако уже получилось.

— Что? — спросила она, подняв от удивления брови.

— Есть такой лицей… И, в конце концов, его возглавляет их пани директор!

— Это только опыт. «Эксперимент», по их выражению. Через год-два выяснится, что он «неудачный».

— Через год-два меня, я думаю, уже не будет интересовать эта проблема. Она для меня сейчас актуальна. В связи с теми планами, о которых вы знаете. Мне необходимо каким-то образом наладить контакт с этой школой… точнее, с пани директором… ведь вы с ней, насколько я понял, знакомы…

— На каком основании ты вдруг пришел к такому выводу?

— Вы меня спросили, не знаю ли я, как ее зовут, дав понять, что речь идет об определенном человеке. Разве это недостаточное основание… чтобы сделать логический вывод?

— У тебя картезианский склад ума! — насмешливо улыбнулась она.

— Это вы так сказали, — вернул я ей улыбку.

— Чего же ты от меня добиваешься? Хочешь, чтобы я дала тебе ее адрес? — («У меня уже был адрес!») — Или номер телефона? — («Я знал его с самого начала!») — Рабочий или… домашний?

— Нет-нет, это лишнее! — я поднял руки жестом «сдаюсь без боя». — Разве я посмел бы беспокоить незнакомого человека! Особенно надоедать ему в его свободное время дома!

— Что же тогда?

— Я имел в виду нечто иное. Те возможности, которые предоставляет Центр. Насколько мне известно, здесь организуются различные мероприятия: просмотры кинофильмов, лекции, литературные диспуты, на которые собираются со всей Варшавы лучшие специалисты в области французской культуры, а также более широкий круг местных энтузиастов. Не думаю, что директору франкоязычной школы (пусть экспериментальной) чужды интересы и проблемы этого круга людей. И если я не ошибаюсь в своих предположениях и если на эти собрания разрешен свободный доступ, то, придя к вам, я хотел бы воспользоваться возможностью познакомиться с ним и обсудить мои дела.

— С кем? Теперь я недопонимаю.

— Ну как — с кем! Ведь мы говорим о директоре той школы.

— Это она, а не он.

— Директор есть директор. Должность пола не имеет.

— Но у человека есть пол.

— Какое это имеет значение? — фыркнул я (немного перестарался).

— Иногда имеет, mon ami, — она опять улыбнулась, на этот раз загадочно, после чего «состроила глазки и округлила ротик», как у простодушной куколки.

Я не справился с предательской краской, выступившей на лице.

— Так ты говоришь, — продолжала она, добившись своей цели, — что тоже хотел бы присутствовать на «собраниях» в нашем Центре… — Заметив лежащую на полу скрепку, она подняла ее и отправила в «кратер» к остальным. — Нет ничего проще! Вход свободный. Для всех. Tu es bienvenu![139] Только боюсь, что твои ожидания не оправдаются. Ты, как мне кажется, переоцениваешь возможности Центра. Твои представления о нашей работе сильно преувеличены. Разумеется, наша программа предусматривает демонстрацию французских фильмов, а также организацию встреч с представителями французской науки и культуры, но что это за фильмы! что за встречи! и кто на них ходит!

Фильмы? Второсортные, старые (их показывают в здании Географического факультета, в маленькой аудитории на третьем этаже, где совершенно неподходящие для демонстрации фильмов условия).

Лекции? Специализированные, для узкого круга интеллигентов.

А аудитория? Студенты и то немногочисленные, и несколько преподавателей.

Почему так происходит? Почему гордое название «Centre de Civilisation» не соответствует содержанию?

Что делать, — она развела руками, — у нас нет средств, нет фондов. И нет, — она подняла вверх палец, — разрешения.

Тем не менее ты прав, иногда проводятся мероприятия, на которые собирается весь beau monde, вся франкоязычная, «европейская» Варшава, включая… директора, с которым ты хотел познакомиться. Однако попасть на них не так-то просто. Необходимо принадлежать к кругу этих людей или получить… приглашение. А приглашениями распоряжается (раздает или рассылает) кабинет Service Culturel.

У тебя есть еще вопросы? — она взяла круглый BIC, который лежал у нее на столе, и начала играть с этой изящной вещицей, нажимая и отпуская кнопку.

— Конечно, — ответил я. — И вы знаете, наверное, какие.

Она перестала щелкать авторучкой и смерила меня взглядом, сделав вид, что пытается отгадать мои мысли. Затем она пододвинула поближе к себе черный пластиковый бювар, ощетинившийся кнопками с напечатанными под ними буквами в алфавитном порядке, и нажала первую из кнопок (с буквой «А»), Крышка бювара пружинисто откинулась, открыв разграфленную карточку со вписанными в нее номерами телефонов. Марианна подняла трубку и набрала шесть цифр. Через мгновение ее глубокий альт заворковал горловым «эр»: