Мастер побега - Дмитрий Володихин

– Ну и кто там Дэк?

– Генерал.

– Это, допустим, понятно. А Тик Феску?

– Да он не скрывается. Вепрь и Вепрь. Говорит, отбоялся свое.

– Фильш?

– Кожаный. Любит носить такое.

– А ты?

– Умник Фильш пару раз уже предлагал: «Не заменить ли нам старого Умника на нового? Больно много в нем заусениц несознательности».

Толстый закидывает руки за голову, откачивается на табуретке назад и упирается в стену спиной. Восхищенно улыбается. Поверил. Мозгами – поверил, потрохами – еще нет. «Ну, товарищ дорогой, сегодня тебя ждут такие откровения, что ты и мозгами, и потрохами, и ногтями, и мозолями на пятках – всем поверишь. Правда, не обрадуешься. Это сейчас ты веселый, а вот чуть погодя начнется совсем другой коленкор».

Рэм остро пожалел себя и Толстого. Как ни крути, а ведь они были чуть ли не друзьями. Товарищами так уж точно. Им бы иначе разговаривать. Им бы души побольше, доверия друг к другу… А приходится играть. И меньшая вина тут – за Толстым. Он-то искренен. Он – то, что он есть.

– Ну ты жучина, брат! Аж не верится.

«Сердце твое тюкнет еще раз двадцать, и ты поверишь».

– На тебя, Толстый, в форте работает замнаркур транспорта Фай Галимабу. На тебя же работает девушка Фильша… ее кодовое имя – Рыба. Совсем молоденькая, ей пятнадцати нет. И Фильш знает, кто ее к нему подослал. Отличный, знаешь ли, канал дезинформации. Еще на тебя работает телеграфист из штаба Восточного оборонительного участка Вернее, ты думаешь, что он на тебя работает, а на самом деле это человек Вепря. Как и твой заместитель. Полчаса назад в коридоре он разговаривал с твоим адъютантом. Тем самым, который обеспечил мне новую одежду и пару блюд горячей пищи: сначала капусту с водой, а потом капусту без воды. Я так полагаю, он недавно отпросился к своей хворой женушке?

Черный полковник сидит, сосредоточенный, злой и деловитый. Никаких больше улыбок, никаких рук за головой.

– А на самом деле где он, Рэм?

– Чайный бульвар, дом 7. Оттуда связной поедет на точку за городом, где спрятана рация. Ты сможешь опередить их всех, если отправишь людей за этой рацией на Приморское шоссе, 10. Пансион мадам Герпелеш.

Толстый вызвал трех офицеров и секретаршу.

Могла ли природа создать женщину, сплавив в одной натуре стати белого лебедя и белой медведицы? Выходит, могла…

Отдал распоряжения: этих – взять, быстро. Этих – любой ценой поставить в известность о провале. И чая сюда Трофейного чая, да того, крупнолистного, заварить так, чтобы топор стоял и упасть боялся.

Когда все они убыли, а секретарша доставила поднос с чайным прибором, Толстый грустно сказал:

– Разговор у нас долгий, брат. Но прежде чем он дальше вот так пойдет, я хочу про другое тебе сказать. Мы как чужие с тобой, ну, почти как чужие. А ведь я по тебе, придурку, скучал. Я рад твоей роже. Я бы тебе помог просто так. Без всякой информации с твоей стороны. Понимаешь ты? Как другу. И даже с Тари и то помог бы. Без дураков. Дал бы тебе группу диверсантов, ты бы их провел как надо, рванули бы пару объектов, а заодно и Тари бы твою вытащили… В общем, обстановка складывается так, что люди для лихого отчаянного дела нашлись бы.

Рэм усмехнулся. Пора. И… очень славно: Толстый оказался лучше, чем Рэм думал о нем. Не намного, но все-таки лучше.

Пора.

– Мне твоя рожа тоже, знаешь, не противна Я тебе верю. Ты помог бы. И как друг помог бы, уверен. И еще как начальник ударного корпуса, предназначенного к прорыву Восточного оборонительного участка Назначили тебя десять суток назад, а еще через пятнадцать суток ты планируешь пойти в наступление. Но никуда ты не пойдешь, поскольку нарвешься на крупные неприятности гораздо раньше. Я уж не чаял тебя тут застать, в столице, боялся, как бы ты на фронт не укатил…

Толстый нервно глотнул чаю. Обжегся. Глотнул еще раз. Поперхнулся. Глотнул еще и наконец допер: горячо. Отставил стакан в сторону.

– Что?

– Наступление РАлАр начнется на двое суток раньше твоего. Хорош ли подарочек, Толстый?

Собеседник Рэма сидел оцепенело и никак не мог прийти в себя. Нервно глотнул раз, другой и спросил хрипловато:

– Ты понимаешь, сколько жизней стоят твои слова?

Опять ров. Проклятый ров! Почему ты никак не отвяжешься! Рэм с усилием отогнал видение разрытой глинистой почвы, больших луж, тел…

– Лучше, чем могло показаться. Сколько месяцев я там провел, помнишь?

Толстый промолчал. Он, судя по его виду, на время утратил способность связно думать. Рэм помог ему:

– В общем, сам вспомнишь. Мог остаться? Мог. Но… Я – предатель. Я сознательно иду на предательство. Я хочу перейти в твой лагерь. Надолго. Навсегда. А теперь – третья.

На сей раз Толстый сразу сообразил, о чем речь:

– Третья вещь, которую я упустил… А не пора ли нам прерваться? Мне надо многое поправить в нашей тактике, раз такое дело… ты уверен насчет наступления? Придется все на хрен переколпачивать…

– Уверен. И еще я уверен: тебе надо сидеть здесь и, не отвлекаясь, слушать меня очень внимательно. Затаив дыхание слушать, Толстый. Нет сейчас в твоей жизни ничего более важного.

Толстый опять вызвал секретаршу и велел ей сделать кофе. А потом сообразить целый чайник очень крепкого ледяного кофе. И шесть кусков сахара… да, норму за шесть суток. В ближайшее время он как-нибудь обойдется без сладкого.

Женщина, словно многоэтажный пассажирский лайнер, величественно поплыла, звякая стаканами в подстаканниках. Когда дверь за нею закрылась, Толстый пошутил:

– Люблю все крупное, мягкое и рассыпчатое… Впрочем, ты, наверное, заметил.

Рэм кивнул.

– Вообще молочно-белая матрона в теле и с таранной грудью – венец развития человечества По внешней видимости она обслуживает меня, но на самом деле это я – да мы все! – существуем ради нее… Все, хорош трепаться. Что там у тебя еще за душой, брат?

– Тари под замком вот уже три месяца Выходит, мне можно доверять. Куда я денусь? У меня жена в заложниках. То-то Дэк мне доверял, но из-за Тари с Фильшем ругаться не стал… Так – надежнее. Всем. В том числе и Дэку. Я не могу перебежать.

– Но ты перебежал!

– Вот уж дудки! Никуда я не перебегал. Я вот уже вторую неделю лежу в санчасти Южного участка. Тяжелая форма инфлюэнцы, Толстый. Но через три дня, перед самым наступлением, я обязан вылечиться и заняться делами. Еще раз: у меня в запасе сегодняшний вечер и еще трое суток, а лучше бы двое.

– Три месяца? Стало быть, не так уж ты и любишь свою жену, брат мой Рэм…

Рэм вздрогнул: в его жизни не существовало тайны больше и страшнее этой. Легко же Толстый до нее докопался! Впрочем, дураком его собеседник никогда не был.

– И, стало быть, чем-то другим они там тебе насолили. Чем? А? Я уже понял, мужик: Тари твоя – милая, конечно, только дело не в ней.