История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

Она была очень молода, и чрезмерная серьёзность выражения её лица только подчёркивала это, длинные чёрные волосы были аккуратно собраны на макушке, и весь её облик был строгий и резкий, как будто выведенный углём на бумаге.

– Саната, разве можно так говорить с пациентом? – послышался у двери знакомый мягкий голос, звучащий всегда на удивление властно.

Морео вздрогнул, узнав этот голос, и кружка выскользнула из слабых пальцев – отвар вылился на одеяло, а посуда, чудом не разбившись, покатилась по полу.

Девушка и Кошачий Бог одновременно повернулись и увидели Великого Врачевателя Грави, стоящего в дверях, очень бледного, словно выведенного мелом на чёрной лекарской мантии, но вполне живого и здорового.

– Он ведь ослепил вас, Айл-врачеватель! Что теперь будет с вашими пациентами? Я не понимаю, почему после этого мы должны его выхаживать, – сказала Саната, сверкнув глазами. Было заметно, что это настолько мучает её, что она не может удержать себя в руках.

– Такие мысли неподобающи в нашем деле, Саната, – строго и холодно сказал Грави. – Для тебя он – просто пациент, и если ты не можешь побороть свои чувства, то тебе ещё рано становиться врачевателем. Иди приготовь ещё отвар, а я побуду здесь.

Саната только кивнула, подняла кружку и направилась к двери, когда Айл-врачеватель добавил уже мягче:

– В реальнейшем я вижу по-прежнему хорошо. Не стоит за меня беспокоиться.

Саната недоверчиво покачала головой, но ничего не сказала. Когда дверь за сердитой девушкой закрылась, Грави деловито убрал мокрое одеяло, налил из кувшина воды в глиняный стакан и протянул его Морео.

Кошачий Бог к тому времени вспомнил уже почти всё. Трудно было определить, сколько часов прошло с тех пор, как они с врачевателем шли по улице Горной Стороны в направлении к Дому Радости, но он прекрасно помнил, как пытался утопить Грави в темноте, как потом оказался в своём прошлом, как лежал, свернувшись от боли, под окном своей старой комнаты. Морео провёл в реальнейшем достаточно, чтобы понимать, что просто так вернуться обратно он не мог, что поединок закончился победой Грави, который был вправе просто оставить его там, в том страшном месте, но зачем-то спас, вернул в настоящее и теперь выхаживал. Судя по тому, что сказала юная целительница, поединок не прошёл бесследно и для Айл-врачевателя: от той темноты, которую набросил на него Кошачий Бог, Грави потерял зрение в реальном. Конечно, тогда, на улице Горной Стороны, Морео намеревался убить врачевателя – малодушно было бы говорить, что это не так, поскольку Кошачий Бог прекрасно знал действие своего любимого приёма, который он сам называл «колодец тьмы». Но узнав, что из-за него великий Грави лишился зрения, Морео почувствовал угрызения совести. Вспомнил, что напал неожиданно, из-за спины… «У меня не оставалось выбора!» – запротестовал внутренний голос Морео-хищника и тут же натолкнулся на презрительную и безразличную к любым оправданиям гримасу Кошачьего Бога.

Но все эти неприятные размышления успешно приглушались чувствами болезненной слабости и мучительной жажды, поэтому Морео взял протянутый ему стакан и жадно выпил всё. Он сделал слишком большой глоток, от которого тут же заболело горло.

– Через день-два силы вернутся к тебе, но ещё пару дигетов лучше соблюдать осторожность и не тратить слишком много энергии, – докторским тоном невозмутимо сообщил Грави.

Едва ли мудрый врачеватель ждал, что Кошачий Бог начнёт извиняться, но если он хотел бы вызвать у Морео болезненное чувство раскаяния, то сделал бы это весьма успешно.

– Зачем ты… – хрипло произнёс Кошачий Бог, и губы его мгновенно пересохли.

Врачеватель протянул ему ещё воды и устроился на табурете рядом с кроватью. Его внимательные умные глаза осторожно изучали пациента, и сложно было представить, что в реальном этот человек слеп.

– Я должен извиниться, что пришлось принести тебя сюда: как я понял, ты не очень жалуешь Дом Радости. Но не мог ведь я оставить тебя на дороге, – сообщил Грави тоном светской беседы. – Наша обязанность как врачевателей Дома Радости – поставить тебя на ноги. А потом уже можешь идти, куда хочешь. И прошу прощения за Санату: она всё принимает слишком близко к сердцу.

Морео только удивлённо смотрел на врачевателя. Если бы его кто-то попытался убить, вероломно напав из-за спины, он вряд ли стал бы спасать этого человека и выхаживать его. Но в том-то и дело, что Грави в реальнейшем был врачевателем, а Морео – охотником. Вспомнив своё недавнее возвращение в прошлое, Кошачий Бог остро почувствовал, что охотником он был не всегда, а до этого был наивным влюблённым, поэтом, любопытным исследователем… но долгое время всё это казалось далёким, как будто рассказанной кем-то историей, и только поединок с Грави заставил его вспомнить, что эта история – про него, про Морео, и, как бы ему ни хотелось, он не сможет вырвать из этой книги самые чёрные страницы, утопить память в темноте канализаций. Тот, прежний Морео, которого Кошачий Бог ненавидел все три года, никуда не делся, и фокус Грави только помог ему увидеть стоящего за спиной брата-близнеца. Именно того Морео – смелого, благородного, безрассудного, наивного – любила Фелина, да так, что доверилась ему и не побоялась пойти с ним в реальнейшее – что закончилось катастрофой… Это воспоминание никогда не переставало причинять боль; даже когда Морео, израненный и умирающий, лежал на решётке канализации, он вспоминал о том злосчастном дне и морщился от боли куда более реальной, чем боль от множества ран, покрывавших его тело. И Грави был прав, когда заставил Морео посмотреть на себя в зеркало: он предал её память, превратившись в жестокого охотника, и не оставил ничего от того, прежнего, юного исследователя. Но, как бы там ни было, охотник Морео был уже реальностью, даже более того – он был частью реальнейшего, и избавиться от него можно было только вместе с самим Кошачьим Богом. В том кошмаре Грави говорил, будто остаётся надежда, что Фелину ещё можно спасти – но Морео не мог верить в это, хотел думать, что такие слова – просто вполне оправданная месть Врачевателя за ужас, который ему пришлось пережить в «колодце тьмы». Должно ведь в этом человеке быть хоть что-то человеческое…

Грави сидел молча, но Морео не удивился бы, узнав, что Айл-врачеватель прекрасно видит все его мысли. Но ему было всё равно, хотя раньше такая возможность привела бы его в ярость.

– Мне… жаль, что так получилось, – хрипло произнёс Кошачий Бог. Он действительно не испытывал больше никакой неприязни к Врачевателю, и то, что лучший лекарь столицы по его вине ослеп, вызывало в нём не гордость, а угрызения совести.

– Поединки в