Странник - Фриц Лейбер

Она расстегнула мокрый плащ, блузку и сняла бюстгальтер. Фонарик, висящий на шее генерала, осветил ее грудь. Стивенс прижался к Мейбл, и они приступили к делу.

— Не спеши так, ты, сукин сын! — прошептала она спустя некоторое время.

Когда вода была уже почти в двух сантиметрах от верха шкафа, генерал и Мейбл на мгновение остановились.

— Как крысы в ловушке, — нежно прошептала она.

— Для крысы у тебя совсем неплохая шерстка, — засмеялся он. — Я почему-то всегда думал, что ты лесбиянка.

— Да, — согласилась она. — Но не только-.

— Помнишь, как нам показалось, что мы увидели черного тигра…

— Нам это вовсе не показалось, — прошептала Мейбл, и неожиданно ее лицо осветила улыбка, — смерть от удушения не будет тяжелой-.

Она опустила руку в воду, словно лежала в лодке, и на мгновение у генерала создалось впечатление, что это так и есть на самом деле.

— Это цитата из «Принцессы д’Амальфи», генерал. Слова принца Фердинанда. Здорово, правда? — А когда Стивенс в задумчивости нахмурился, Мейбл продолжала, блаженно улыбаясь, развивать свою мысль: — Я читала, что у повешенного перед смертью бывает оргазм, а удушение и повешение — это почти одно и то же. Не знаю, относится ли это утверждение также к женщинам, может быть… впрочем, женщинам не привыкать рисковать. Во всяком случае, действие воды только ускорит удушение, а если бы нам еще удалось соединить это с оргазмом… Ну как, генерал, принесет ли вам удовольствие убийство женщины? Да, я лесбиянка и спала с девушками, которыми ты никогда не владел. Помнишь ту, маленькую, рыженькую, из отдела статистики, которая всегда прищуривала левый глаз, когда ты на нее кричал?

— Сначала я буду душить тебя не слишком сильно, ты, жалкая лесбиянка, — крикнул ей на ухо генерал. — Я постараюсь помнить, что ты все же женщина.

И он снова принялся за дело.

— Ты так думаешь? — попыталась перекричать шум падающей воды Мейбл. Она протянула руки и сжала у него на шее свои длинные, сильные пальцы душительницы.

Глава 24

Нулевая гравитация предоставляла определенные удобства, но, несмотря на это, у Пола все тело страшно болело от того, что он лежал в крайне неудобном положении. Несколько раз он мысленно жаловался на боль, надеясь, что Тигрица как-то отреагирует на это, но пока что все было безрезультатно. Когда он немного пришел в себя от пережитого ужаса и перестал пугаться каждого шороха, он попытался задать Тигрице несколько вопросов. Однако она сразу же заявила: «Обезьяний визг!» и на мгновение приложила к его губам свою пушистую фиолетовую лапу. И тут же странный паралич сковал Полу горло и нижнюю часть лица — словно кто-то запихнул ему в рот невидимый кляп.

Но боль позволила ему, по крайней мере, забыть об унижении. Ведь он лежал полностью обнаженным! Когда Тигрица сообразила, что примитивный разум, разговаривавший с ней, принадлежит человеку, а не кошке, она с презрением прочла его мысли, после чего молниеносно стянула с него мокрую одежду, на мгновение освобождая ноги и руки от невидимых пут. Затем она приступила к анатомическому осмотру тела Пола, причем производила это с таким безразличием, словно имела дело с трупом. И наконец, что человек счел верхом оскорбления, она прикрепила к его промежности два санитарных приспособления.

Отходящие от них трубки вели к той же серебристо-серой емкости, куда Тигрица уже бросила его мокрую одежду. Пол назвал этот бак «емкостью отходов».

В тепле кабины было лучше лежать обнаженным, но, несмотря на это, он продолжал чувствовать себя униженным.

Когда Тигрица управилась с ним, не скрывая, что для нее это исключительно неприятное занятие, она принялась за собственные дела. Она вычистила себя и Мяу остроконечным, светло-фиолетовым язычком, скорее напоминающим язык жабы, чем кота, а потом двумя, очевидно, серебряными гребешками расчесала шерсть. Ритмично работая расческами, она что-то тихо напевала себе под нос тремя голосами одновременно. Волосы, которые выпадали при расчесывании, она тут же бросала в емкость отходов.

Затем с высокомерным или просто жестоким безразличием по отношению к находящемуся внизу страдающему миру Земли (Пол, собственно, не был уверен, висит ли летающая тарелка над южной Калифорнией, или вообще над Землей) она накормила Мяу. Из второго бака, который Пол назвал «емкостью пищи», она вынула толстого, темно-красного червя, который, по мнению человека, выглядел искусственным. Червяк этот немного шевелился, пробуждая огромный интерес у Мяу, которая под наблюдением Тигрицы некоторое время играла этой игрушкой, летая в состоянии невесомости, а потом с большим аппетитом стала его есть.

Затем Тигрица подошла к третьей емкости (Пол назвал ее «пультом управления») и стала работать, по-видимому, она вела наблюдения.

Когда стена-зеркало, находящаяся напротив Пола, стала прозрачной, он очень обрадовался прикрепленным к его телу санитарным приспособлениям.

В километре над ним волновалось и кипело гневное, серое море, и в нем он увидел одинокий скалистый остров и большой, длинный танкер, который из последних сил сопротивлялся натиску волн.

Стена с противоположной стороны тарелки вдруг стала идеально прозрачной. Когда Пол посмотрел на нее, у него создалось впечатление, что сейчас он упадет сквозь огромное кольцо цветов прямо в пучину. Но уже через мгновение прозрачная стена превратилась в обыкновенное зеркало.

Ситуация повторилась несколько раз через короткие промежутки времени, только каждый раз отдаленность тарелки от Земли была другой. Пол, висящий то над морем, то над побережьем и сушей, чувствовал, как у него что-то сжимается внизу живота. Один раз ему показалось, что он узнает северную часть долины Сан-Фернанда с горами Санта-Моника, но он не был в этом уверен на сто процентов.

Однако в отношении следующего вида у него не было никаких сомнений. Он находился по крайней мере в восьми километрах над Землей, и почти всю ширину десятиметрового окна заполнял залитый солнечным светом город, который с запада окружал океан, а с севера и востока — горы. К сожалению, окно в кабине не охватывало района с юга.

Через город пролегло шесть параллельных полос дыма, возникших словно от мазка кистью, они начинались у моря и были цвета киновари, но по мере того как дым передвигался в глубь черной суши, к горам, он приобретал черно-коричневую окраску.

Лос-Анджелес горел. На этот раз корабль завис достаточно низко над городом, так что Пол без труда мог определить главные очаги пожара: Санта-Ана, Лонг-Бич, Торранс, Ингл Вуд, Лос-Анджелес, Сивик Центр и Санта-Моника. Огонь в Санта-Монике, облизывая южные склоны гор, доходил до Беверли Хиллс и Голливуда.