Девятый вал I: шторм судеб - Александр Спиридонов

голубые глаза Виктории, пока не заполнили их до краев и не полились ручейком по ее румяным щекам. — Он тридцать лет отдал службе в Галерии, сражался за нее, спорил, а они повесили его, как шавку, даже не

разобравшись, и я не хочу, чтобы ты познал его участь, не хочу, чтобы на тебя стравили всех собак, не хочу, чтобы тебя облили грязью, вычищая свои черные рыльца.

— Доказательства действительно были серьезные.

— Он принял вину на себя, выгораживая другого, того, кто это, может быть, и не заслужил. Брат после этого уехал в Элеонор, подальше от Лерменлиря, а я решила перебраться к спокойным пляжам Гларгина. Боюсь, что, кем бы ты ни был: консулом или капитаном военного корпуса — тебя также могут сделать крайним в чем-либо. Давай останемся, и ты бросишь ненавистную работу. У нас хватит сбережений на три жизни вперед. Мы заживем спокойно. Прошу тебя, умоляю: не нужно тебе возвращаться в Ландау, там может быть не спокойно.

— Виктория, — Альдим крепче прижал жену к себе, — Виктория! Успокойся, все будет хорошо. Ландау — огромный портовый город, в нем безопаснее, чем в Гларгине, в сотню раз, а король Броунвальд — весьма достойный правитель, никогда не нарушающий свое слово. — После этого он посмотрел жене в глаза: — Давай поговорим об этом позже?

— Ох, Альдим, как же ты любишь заканчивать неудобные разговоры. Хорошо, пойдем спать.

С прошедшего разговора солнце и луна покорили зенит еще пять раз, но продолжение беседы так и не состоялось. Наутро одного из дней Альдим проснулся от света солнца, что поднялось на рассвете и осветило дом. Место Виктории, обычно лежащей рядом, пустовало, но его это не удивило. Пройдя на кухню, он обнаружил лист пергамента с оставленным там письмом.

Альдим, я знаю, что ты не любишь долгие разговоры, но, уж извини, это письмо, скорее всего, получится длинным и тебе придется его прочитать. Ты любишь страну и свой дом гораздо больше, чем меня, а я не готова с этим мириться. Прости мне мою эгоистичность, но я не хочу вновь пережить то, что пережила со своим отцом. Я искренне верила, что твоя любовь ко мне со временем перевесит желание служить государству, но ты остался непреклонен. Сегодня я была в городской ратуше и услышала, как секретарь говорил о письме короля Броунвальда, что возвращает тебя домой, а также слышала, что ты принял это предложение. Знаю, что ты ничего не сказал, потому что подбирал слова, но я облегчу тебе эту муку данным письмом. Я не отправлюсь вместе с тобой по причинам, описанным выше. Я люблю тебя гораздо сильнее, чем ты мог бы любить меня в ответ, а это ноша сравнима со змеей в кармане. Рано или поздно змея укусит, убив хозяина, а после найдет кого-то другого. Поэтому я

уезжаю к брату, в Элеонор. Желаю тебе, чтобы все то, о чем я тебе говорила, никогда не сбылось и каким-то из вечеров я не увидела новость о твоей смерти в газете.

Твоя бывшая жена и несбывшаяся любовь. Виктория.

P.S: Кажется, письмо вышло гораздо короче, чем я думала.

Альдим глубоко вздохнул и положил письмо на место, после чего вышел во двор, встретив взглядом ожидавшего его на деревянной лавке шпиона, что обычно занимался слежкой.

— Все по плану?

— Да, села на банкорийский корабль, что идет до Элеонора.

— Хорошо, — коротко ответил консул, оставивший свою должность несколько дней назад. — Она приняла правильное решение. В Отане она бы не прижилась.

— Что дальше?

— Едем домой, — ответил капитан военного корпуса Ландау, закрывая за собой дверь.

……

Каменные колонны, величественно возвышающиеся под своды древней крепости, дрожали, словно от страха, под градом разрывающихся пушечных ядер, засыпая каменной пылью тела падших воинов. Звон сигнальных колоколов сигнализировал о продолжающейся баталии, цена которой — жизнь каждого человека. Армия Ландау в смертельной битве отстаивала каждый сантиметр своего родного города, не собираясь сдаваться, окропив его кровью врага. Крепость, не знающая участи взятия на протяжении нескольких веков, терпела крах под натиском внезапно проникших в нее солдат. Необъятные залы и соединяющие их бесконечные коридоры стали ареной для убийств и насилия появившихся из ниоткуда пиратов.

Альдим Уоррел, покинув Инкрития и Люпуса, несся по ступенькам лестницы вверх к королевским покоям, словно голодная рысь мчится за зайцем. Встречая врагов, те не имели шансов перед бушующей яростью воина. Доминируя в скорости и силе, Альдим перерубил несколько десятков пиратов по пути к главе города. «Только бы этот идиот все сжег. Надеюсь, он не сбежал в страхе в первые секунды».

Ворвавшись на очередную лестницу, капитан заметил делящих добычу разбойников.

— Кажется, сейчас пополним припасы, — в ожидании наживы сказал краснокожий пират.

Прыгнув сверху на появившегося в лестничном пролете незваного гостя, убийца нанес режущий удар по боковой траектории, но слишком медленный для превосходящего в ловкости Альдима. Капитан военного корпуса развернулся и в контратаке рассек грудную клетку убийцы. Мгновенно совершив пируэт, он скрылся за телом умерщвлённого мародера, прикрываясь им, словно щитом, от летящих в него стрел, выпущенных из арбалета. Вытаскивая кинжал из-за пояса, он метнул его ровно в голову первого стрелка и рывком достиг второго, пока тот перезаряжал орудие. Тело медленного, но быстро убитого пирата, обмякнув, упало на камень после второго удара в голову, рука же, что первым ударом была отсечена острием меча, рухнула за несколько метров от тела после первого удара Альдима. Капли крови все больше окрашивали форму и броню одного из последних защитников крепости, придавая им бордовый цвет. Длинные черные волосы слиплись от пота и крови. Серые глаза на измаранном кровью убийц лице отчаянно искали новых врагов, подавляя невообразимое желание мести. — Жалкие твари! — прокричал он, пиная в сторону конечность пирата и подбирая заряженный арбалет.

Королевская опочивальня скрывалась в проходе за троном правителя, но, чтобы попасть туда, необходимо пройти через длинный коридор, ведущий из приемной. Именно сюда и ворвался с мечом в руке капитан военного корпуса.

Ночь близилась к концу, и верхушка солнца стала выглядывать из-за горизонта, словно шапка выглядывает из-за сугроба, бросая на море тоненькую солнечную дорожку, проникающую светом в семь широких арочных окон в южной стене комнаты. Стол, на котором подписывалось большинство поручений, лежал на полу, вдребезги расколотый неким могучим оружием. С десяток пиратов, наполняющих широкую приемную главы города, разбрасывали из ящиков позолоченных шкафов все, что попадалось под руку, в попытке найти, что подороже, не обращая внимание на капитана. Лишь сидящий на большом резном стуле мужчина, не походящий на