Добролёт - Валерий Николаевич Хайрюзов

у царя Ивана Грозного, сиганул с нее и, перелетев через стену, приземлился на берегу реки.

«Человек – не птица, крыльев не имать. Аще кто приставит себе аки крылья деревянна, противу естества творит, за сие содружество с нечистой силой отрубить выдумщику голову, тело окаянного, пса смердящего, бросить свиньям на съедение, а выдумку после священная литургии огнем сжечь». Суров был царь и слова его были страшны…

Но над нашими головами все равно начали летать не только бумажные змеи, но и железные птицы, и мы, задрав головы, кричали им вслед:

Аэроплан, аэроплан,

Посади меня в карман…

А в кармане пусто —

Выросла капуста…

Яков Иванович предложил нам самим собрать авиамодели, на которых, с его слов, нам предстояло выступать на районных соревнованиях. Я выбрал резиномоторную. Самым сложным и трудоемким оказалось изготовить из тонкой березовой фанеры нервюры для крыльев. Поскольку времени на их вырезку требовалось много, я принес из школьного подвала фанеру домой, где у отца под крышей нашего деревянного дома была оборудована мастерская. Там стоял верстак, а на стене были развешаны разные инструменты: пилы, молотки, напильники, острые сапожные ножи, пассатижи, кусачки, паяльники и прочие необходимые в хозяйстве вещи.

Заметив, что Аня серьезно заинтересовалась полетом воздушного змея, я пригласил ее к нам домой. Попасть в мастерскую было непросто, сначала по деревянной лестнице надо было подняться на сени, затем пройти под крышу. Поначалу Аня боялась: деревянная лестница была старой и шаткой. Но любопытство победило. Так же осторожно, как когда-то она меня вела по льду, я помог подняться ей на сени. Очутившись на твердой, застеленной крыше сеней, Аня с благодарностью глянула на меня.

– Ой, какой отсюда вид! – воскликнула она, придерживая рукой от налетающего ветра свою широкую красную юбку. – Отсюда можно запускать не только змеев, но даже и планер.

– Их еще надо сделать, – заметил я, стараясь не обращать внимания на ее развевающуюся юбку, и показал ей шаблон – продолговатую, с плавной горбинкой, вырезанную из тонкой березовой фанеры загогулину. – Это нервюра! – гордость переполняла меня. – Французы говорят: ребро.

И добавил, что для крыла надо вырезать двадцать четыре штуки – по двенадцать на каждое крыло.

Аня взяла шаблон и недоуменно пожала плечами:

– Только и всего? Мне она напоминает скелетик рыбки. Ой, нет! Тhat’s the Nike logo! Это логотип фирмы «Найк». Взмах крыла древнегреческой богини Ники.

Я вздохнул. Конечно, ногами можно выписывать разные пируэты на льду и даже свободно шпарить по-английски. Придумала какой-то скелетик! Что с них возьмешь! У них на уме одно: фантики да бантики.

– Согласно закону Бернулли (фамилию автора закона я, откашлявшись, для солидности произнес с особым удовольствием) устанавливается зависимость между скоростью потока воздуха и его давлением. Ну, это когда воздух обтекает крыло. Так вот, при движении крыла скорость обтекания сверху гораздо быстрее, чем снизу, а значит, крыло стремится туда, где давление меньше. То есть у него появляется подъемная сила. В этом и есть предназначение этих самых нервюр. Все поняла?

– Как? Как ты ее назвал? – переспросила Аня, раскрыв во всю ширь свои васильковые глаза.

– Нер-вю-ра! – по слогам произнес я.

– Ой, как это здорово! – неожиданно воскликнула она. – Твое имя Юра, а меня дома дедушка Кузьма называет Нюрой. Юра и Нюра – получается нервюра. Деда, когда я мешаюсь, называет меня пчелой. Мол, крутишься и жужжишь, как пчела.

У деда Кузьмы в деревне была пасека, и Аня не раз приглашала меня к нему в деревню, где можно было не только попробовать меду, но дед обязательно давал баночку со свежим медом домой.

– А можно я буду помогать вырезать тебе эти самые нервюры?

– Это сложно, еще порежешься. Вот посмотри. – И показал заклеенные пластырем пальцы.

– Зачем же обязательно резать ножом? Можно выпиливать профиль. Нарезать пилой заготовки, дрелью просверлить дырки, вставить в нее пилку – и вырезай себе на здоровье.

– Но их надо же держать, а у меня всего две руки!

– Заготовки можно зажать в тиски, – немного подумав, предложила Аня. – У тебя есть лобзик?

– Есть. У меня все есть! И казеиновый клей есть, и авиационный для перкали, он называется эмалитом. А еще фанера и папиросная бумага, – похвастался я. – Папиросной бумагой обклеивают нервюры, и получается настоящее легкое крыло.

Вообще-то верстак и все инструменты были отцовскими, но я одним словом для собственной значимости все присвоил себе.

– Можно мне попробовать? – кивнула Аня на лобзик. – А потом ты обработаешь их напильником. Тогда нервюры будут все одинаковые, красивые и ровные.

Я с удивлением глянул на нее. Похоже, я напрасно сомневался в ее технических способностях, голова у нее варила. Особенно мне понравилось, что нервюры должны быть красивыми.

– Ты не беспокойся, я все сделаю аккуратно. Попилю и отдам лобзик тебе, – предложила Аня, когда я закрепил фанерные заготовки в тиски.

– Ну, если тебе так хочется, – милостиво согласился я.

Высунув язык, Аня начала старательно двигать лобзиком – жиг-жиг снизу вверх. Недаром говорят, что люди любят смотреть, как течет вода, как горит костер и как работают другие. Двигая лобзиком, Аня напевала: Юра! Что ты смотришь хмуро? Нас поднимет в небо, тонкая нервюра.

– А ты переведи это на английский, – попросил я.

– На английский? – Аня хитровато улыбнулась. – Уилл флай. Ай лайк ю.

– Сойдет! – шмыгнув носом, сказал я.

Через какую-то минуту, когда я решил прибраться на верстаке, неожиданно услышал резкий щелчок.

– Ой, я сломала пилку! – расстроилась Аня. – Я нечаянно, хотела побыстрее, а пилка сломалась.

– Не зря говорят, что серьезное дело не терпит торопливых людей, – назидательным тоном проговорил я. – Нужно быть внимательным, спокойным, держать себя в руках и просчитывать каждый шаг. – И вдруг я поймал себя на том, что повторяю те же самые слова Якова Ивановича, которые он произносил перед началом занятий.

– Да я не хотела, все как-то произошло неожиданно! – оправдывалась Аня

– Ничего, мы сейчас вставим новую. Недаром говорят: через тернии и поломки мы все равно поднимемся в небо, – успокаивал я Аню.

– Хочешь, я приду, когда ты будешь клеить папиросную бумагу? – предложила она. – Резать и кроить материал я научилась, а уж с бумагой и подавно справлюсь.

– Конечно, приходи! Ты же знаешь, я всегда тебе рад. Вдвоем быстрее справимся.

И я пошел провожать Аню домой. Она шла молча, думая о чем-то своем и даже не оглядываясь по сторонам.

– Значит, ты решил стать летчиком? – неожиданно спросила она, когда я, вздохнув, уже собрался идти обратно в мастерскую. От неожиданности я остановился. Впервые меня спросили о