Ночная смена - Энни Краун

доказать, что я неправа, но его веки трепещут, когда тот проводит пальцами по напряженным мышцам, а затем медленно, ищущими движениями втягивает и разжимает их.

— Черт, Кендалл, — ругается он. — Почему ты такая мокрая?

— Теперь ты напрашиваешься на комплименты, — хрипло говорю я.

Винсент не сводит глаз с моего лица, убирая пальцы, оставляя меня внезапно и мучительно опустошенной. К счастью, он быстро обхватывает одной рукой эрекцию и приподнимает наши бедра. Я чувствую его нежный, но настойчивый толчок между ног. И затем это происходит: головка члена Винсента толкается прямо в меня.

Лицо морщится против моей воли.

— Говори со мной, Холидей.

Единственный ответ — очень серьезное «Уф».

Винсент морщится.

— Ты слишком тугая. Следовало сначала разогреть.

— Не думаю, что смогу разогреться еще больше, — признаюсь я со сдавленным смешком. — Правда. Обещаю. Это просто… это просто, типа, первоначальные нервы. Я переживу.

По крайней мере, так всегда бывает в любовных романах. Первоначальный ожог, который проходит. Боль, которая становится удовольствием. Боже, я действительно надеюсь, что это не просто еще один прием, неприменимый к реальной жизни.

— Можешь продолжать. Серьезно. Хочу знать, каково это, когда ты полностью погружен в меня.

Винсент не выглядит убежденным.

— Скажи, если будет слишком, хорошо?

— Ладно, большой мальчик, — говорю я, закатывая глаза. — Ты не такой уж и огромный.

Но он вроде как такой, и мое отношение быстро меняется, когда тот принимает брошенную перчатку и погружается в меня еще на два дюйма. Я шиплю сквозь зубы и слепо хватаюсь за простыни.

— Дыши, Кендалл.

Я встречаюсь с ним взглядом и делаю, как говорят. Два глубоких, медленных, размеренных вдоха. Вдох, выдох. И снова.

Он кивает.

— Хорошая девочка.

Винсент знает, что эта фраза со мной делает. Более того, чувствует, как сжимается живот, потому что его веки снова трепещут, а на лице появляется румянец. У него лихорадочный вид. Дикий. Я кладу руки ему на плечи и сжимаю их, побуждая двигаться дальше, и Винсент возобновляет медленные толчки внутри меня, наполняя до тех пор, пока я не убеждаюсь, что больше не могу.

Последним движением бедер Винсент погружается в меня по самые яйца. Мы оба стонем. Мышцы трепещут и сокращаются, пытаясь приспособиться.

Винсент издает отрывистый смешок.

— Не делай этого, — говорит он себе под нос. — Пожалуйста. Я долго не продержусь.

— Прости. Я не нарочно.

На самом деле нет. Я никогда не чувствовала себя такой наполненной. Это новое ощущение, но оно не болезненное. Не похоже на одну из тех сцен в историческом романе, где брачная ночь заканчивается слезами и окровавленными простынями. Я современная женщина, слава богу, и у меня были пальцы, собственные и Винсента, внутри. Но когда он двигается — всего один медленный, пробный толчок — возникает слишком сильное трение. Может быть, Винсент действительно слишком большой. Может быть, я напряжена. Какова бы ни была причина, там, где соединяются наши тела, возникает острая боль. Все мое тело напрягается от паники. Что, если я не смогу этого сделать? Что, если, несмотря на то, что мозг полностью готов, тело не получило напоминание? Что, если я каким-то образом все испортила?

— Подожди, — выдыхаю я. — Это… это слишком.

Винсент замирает. Я на мгновение прихожу в ужас от того, что он собирается сделать то же, что и в книжном магазине, вдруг захочет уйти после первых признаках даже малейшего дискомфорта с моей стороны, поэтому я впиваюсь ногтями в его плечи, пока кожа не белеет.

— Кендалл, — говорит он очень спокойно, — я никуда не уйду.

— Хорошо, — пищу я.

— Что тебе нужно?

— Хм?

— Что я могу сделать? Могу прикоснуться к тебе?

— Д-да, конечно.

— Я собираюсь потереть твой клитор, хорошо?

— Мм-хмм.

Винсент переносит вес тела на одну руку, а другую опускает между нами, чтобы провести двумя кончиками пальцев аккуратные круги, сначала медленные и мягкие, а затем движениями становятся более быстрые и уверенные, когда я стону, давая понять, что он нашел идеальное место.

И, о, это здорово.

Я вздыхаю, конечности медленно расслабляются и удовлетворенный вздох покидает тело. Я зажмуриваю глаза, потому что иногда, когда пытаюсь отвлечься, это помогает сосредоточиться, но потом передумываю. Я хочу оставаться в настоящем. Хочу помнить, что делаю это не одна. Винсент лучше любой фантазии, которую я смогла бы вызвать в голове.

— Поговори со мной, — умоляю я.

Винсент приподнимает брови, и на мгновение я волнуюсь, что придется объясняться, но потом он говорит:

— Полагаю, сейчас неподходящее время, чтобы цитировать Шелла Сильверстайна?

Я ничего не могу с собой поделать. Я откидываю голову назад и смеюсь.

От этого движения мышцы сжимаются вокруг его члена и это все еще немного чересчур, но на этот раз не больно. Винсент ухмыляется, затем пользуется возможностью и целует линию от ключицы к подбородку и обратно вниз.

— На самом деле, не думаю, что смогу правильно вспомнить слова, — признается он, уткнувшись мне в плечо. — Я почти уверен, что теряю сознание. В тебе так чертовски хорошо, Кендалл. Мы можем потратить столько времени, сколько тебе нужно, хорошо? Не волнуйся. В любом случае, мне, вероятно, потребуется гораздо больше времени, чтобы кончить во второй раз, так что все, что имеет значение — это сделать так, чтобы тебе было хорошо.

От этих слов я таю.

И он имеет в виду именно их, потому что те произносятся не как какая-то большая рыцарская речь. Винсент дрожит, левая рука и пресс напрягаются от усилий оставаться неподвижными, в то время как правая рука равномерно массирует мой клитор. Выражение его лица — напряженное и целеустремленное. Как будто это самая важная задача в мире. Как будто величайшее — и, возможно, единственное — стремление в жизни — заставить меня кончить, чтобы я тоже могла наслаждаться этим.

Внизу живота что-то странно скручивается, и это не имеет никакого отношения к соединению наших тел. Я не совсем уверена, как к этому относиться, поэтому делаю кое-что немного глупое — приподнимаюсь с кровати ровно настолько, чтобы нежно поцеловать его в кончик носа.

— Ты отлично справляешься, — говорю ему.

Винсент наклоняет голову и смеется, как человек, которому больно.

От этого движения он прижимается ко мне. На этот раз мне не так больно. Думаю, это может понравиться. Думаю, что, возможно, захочу немного большего.

— Теперь можешь двигаться, — шепчу я.

Винсент поднимает голову и изучает мое лицо.

— Да?

— О, да.

Сначала он легонько покачивает мне бедрами. Я подбадривающе хмыкаю, но движения остаются неглубокими и неуверенными.

— Для тебя это нормально? — выпаливаю я.

Винсент немедленно сбивается с ритма.

— Что?

— Приятно? Для тебя,