Еще одна сказка барда Бидля - rain_dog

И Герми тоже начинает шмыгать носом! Ужас, что делать с рыдающими женщинами? В своем-то собственном времени не знаешь, как их правильно успокоить, а как это делается тут? Но я неожиданно для себя говорю, строго и печально, с ноткой скорби в голосе:

- Господь знает, кого и когда он призывает к себе! Наша тетушка была добрейшим созданием, думаю, она сейчас смотрит на нас с небес и радуется за нас. За то, что нежданно мы встретили друзей и обрели дом, в котором нам рады. Так не будем же придаваться разрушительной для наших душ скорби!

Рон смотрит на меня так, будто у меня неожиданно выросла вторая голова, а я складываю смиренно руки и бормочу молитву.

- Ах, Гарри, как Вы замечательно сказали! - Люси и миссис Бейтс смотрят на меня с обожанием.

- А я Вас хорошо помню, - неожиданно басит Рон. - Вы, наверное, уже забыли, дорогая мисс Люси, как я таскал у Вас яблоки из кладовки. А Вы всегда делали вид, что ничего не заметили… Простите мою глупость, мисс Люси, я был изрядным сорванцом.

- Ну что Вы, мистер Рональд! - старушка улыбается даже чуть кокетливо. Еще бы, Рон у нас теперь такой красавец, любая дама, даже старушка, умилится. - Хотя сорванцом Вы всегда были изрядным. Ну и попадало Вам за это от Вашего батюшки! А вот Гарри, он всегда был такой чинный и солидный, неудивительно, что он стал священником!

- Уверена, Гарри, - встревает миссис Бейтс, - весь приход Вас обожает. Кстати, а где Вы служите?

Я только открываю рот, чтобы ответить - я откуда-то знаю, где мой приход! - но тут наша миссис Бейтс спохватывается.

- Да что же это мы стоим на пороге! Ах, я старая болтушка. И ты тоже. Люси, ничего мне не скажешь! Стоим тут, а ведь бедным деткам надо умыться с дороги, отдохнуть. Вы же наверняка проголодались. Все разговоры потом - вот спуститесь к ужину и все мне расскажете!

И старушка указывает нам наверх, куда мы и отправляемся в сопровождении доброй Люси, а сама убегает куда-то, думаю, на кухню, чтобы лично распорядиться об ужине для столь дорогих гостей.

Чем-то мне это напоминает наше заселение в Греймор-хилл - мы так же поднимаемся по лестнице, правда, здесь все гораздо меньше и скромнее. Никаких беленых стен и темных балок, фотографий, мозаик… Стены затянуты шелковыми обоями в полоску, что-то бежевое с розовым, на окнах плотные бардовые шторы, совсем небольшие уютные комнатки - неширокая кровать, изящный столик, умывальник. Я ставлю на пол мой саквояж, бережно кладу на стол молитвенник и подхожу к небольшому зеркалу. О, Боже! На меня смотрит мое отражение - серьезный, довольно молодой мужчина, аккуратные круглые очки, коротко стриженные приглаженные волосы, в которых уже пробивается седина. Складка у губ, морщинки в углах глаз… Я почему-то думаю о Снейпе. Как все относительно - он человек, который кажется мне неизмеримо старше, который нагоняет на меня страх, в его глазах какой-то запредельный опыт, хотя морщин на его лице почти и нет. А ведь сейчас разница между нами совсем не так велика. И у меня почти такие же морщинки в уголках глаз, как у него, и уже намечается скорбная складка у рта. Да что там - Снейп вообще еще не родился! Интересно, жил ли я в то время, в котором нахожусь сейчас? Может быть, амулет просто вселил нас в наши же более ранние реинкарнации? Вот выйдем завтра из дома - и кто нам встретится? Может быть кто-то, кто впоследствие родился Волдемортом. Или Снейпом… Все может быть. Мне двадцать семь… Как удивительно - здесь я могу видеть себя повзрослевшим, остепенившимся, мои глаза уже не кажутся такими яркими, кожа на щеках и подбородке носит следы регулярного бритья. Я раздался в плечах, кажется, обзавелся небольшим брюшком. Там мне семнадцать - я порывистый беззащитный мальчишка, жертва и преследователь одновременно, и я не знаю, суждено ли мне будет увидеть когда-нибудь в зеркале свое взрослое отражение. Словно время дает мне здесь то, что может быть отнято там…

Но мои размышления прерывает бодрый стук в дверь и - как предсказуемо - на пороге оказывается именно такая розовощекая горничная, как я и представлял себе минуту назад - светловолосая, в аккуратном чепчике, простенькое деревенское личико. В руках у нее кувшин с теплой водой и полотенце. Она, думаю, очень хотела бы посмотреть на меня, но то, что я, во-первых, священник, а, во-вторых, довольно важный гость, не позволяет ей проявить природное любопытство и игривость. Так что она краснеет, пытается изобразить подобие реверанса, ставит кувшин на стол и поспешно удаляется, успев передать, что хозяйка ждет дорогих гостей в столовой к ужину. Примерно через час. Да, я нагоняю трепет! Надеюсь, с Роном ей повезет больше, он хотя бы может позволить себе перемигнуться с хорошенькой девушкой. А, нет, он тоже не может! Раз он у нас такой статный мужчина, Герми с него глаз не спустит.

Я задумчиво смотрю на кувшин, на умывальник. Потом опять на кувшин. Тут, действительно, только умыться. Как же нам быть с мытьем? Накаких ванн не вижу, ну, не мылись они каждый день, я сам знаю. Удивительно тут все-таки. Я подхожу к окну, отодвигаю бархатные шторы - пустоши, поля, выгоны для скота. Уже ложится вечерний туман, но сквозь него где-то вдали я все же вижу проступающие очертания небольшого дома на холме - и в то же мгновение мой амулет словно толкает меня в грудь. Крестраж, сразу понимаю я, там же крестраж! Этот дом на холме, вероятно, это и есть Эллис-лодж, и там находится то, что мы ищем. Как говорил Снейп? Я - это компас, я - стрелка с красным и синим наконечниками. И сейчас эта стрелка указывает на дом в туманной дымке, точно и неотвратимо. Там и есть наш север. Нам надо туда попасть, скорее. Во что бы то ни стало. Если б у меня были крылья, я бы немедленно перенесся прямо туда, обшарил бы все закоулки. Но нет, это невозможно, вряд ли нам будет позволено вламываться в чужие дома, даже вопя во весь голос о спасении магического мира. Значит, надо отыскать способ. Он обязательно должен найтись, но вот когда?

Я выхожу из комнаты и спускаюсь вниз. Неспешно, мне не престало бегать по лестницам, я же вполне солидный мужчина, к тому же облаченный саном. А стол уже накрыт, Герми оживленно болтает с хозяйкой, не забывая промакивать глаза тонким кружевным платочком всякий раз, когда речь заходит о дражайшей тетушке. Рон - сама галантность, участливо слушает миссис Бейтс и несносную болтовню Герми. А она заливается соловьем - про бедных матушку с батюшкой, отошедших в мир иной один за другим, про пансион, где были такие милые-милые девочки и такие чУдные учительницы, что она до сих пор по ним скучает. Я отчего-то при этих словах представляю себе Мак Гонагалл и Трелони и едва сдерживаюсь, чтоб не начать смеяться. А на столе тем временем появляются супница, тарелки, вино - и вот уже мы можем приступать к трапезе. Что-то словно толкает меня, нет, не амулет, а будто бы внутренний голос - я должен произнести молитву, с чем, к моему удивлению, блистательно справляюсь! Рон заводит разговор о службе в полку, я не успеваю даже удивиться, откуда ему все это известно. Об учениях, строгом полковнике, о том, как ему удалось выпросить отпуск, чтобы забрать сестру из пансиона и провести с ней и со мной несколько дней в Бате.