Государи и кочевники - Валентин Рыбин

В толпе тоже произнесли «аминь», но далеко не все. Поднялся ропот и угрозы, и сразу же заработали локтями, расталкивая толпу и усмиряя недовольных плётками, Киятовы нукеры. На помощь им поспешили джигиты Махтумкули-хана, а затем и Якши-Маме-да. Спустя час в разбушевавшемся Гасан-Кули всё было спокойно. Люди молчаливо провожали Кеймира и его сообщников; их повели под многочисленной охраной на север.

В тот же день были связаны «дорогие родственники» Кията — гургенские ханы. Кадыр-Мамед с десятком джигитов ворвался в кибитку Назар-Мергена, приказал взять его и вести к морю. Хатиджа была в гостях, у отца. Возмущённая насилием, она встала между отцом и деверем, но Кадыр не внял её мольбам. Хатиджа плача бросилась к своим кибиткам, надеясь найти защиту у Якши-Мамеда, но его не оказалось дома… По соседству заплакала Айна.

Плач женщин долго разносился над селением: до тех пор, пока парусник не скрылся в туманной синеве моря.

В МОРЕ БЛИЗ ЧЕЛЕКЕНА…

С тех пор, как русские власти оттеснили купца Мир-Багирова в астрабадские воды, корабли его ни разу не появлялись у берегов Челекена. Проходили они вдали от острова, едва различимые на горизонте. Никто их не замечал. И в этот день бриг «Святая Екатерина» проскользил в морской синеве незамеченным. Обогнув Красную косу, он вышел к Кара-Богаз-Голу и бросил якорь против обители Сорока дервишей. Это была небольшая каменная крепостца, стояла она в трёх фарсахах от берега и видна была с моря лишь в хорошую погоду, да и то в зрительную трубу.

Обитатели крепости называли себя святыми дервишами, что не мешало им заниматься морским разбоем. Не приведи бог, если какой-нибудь корабль натыкался на мель или терпел бедствие в штормовую погоду. Дервиши с молниеносной быстротой садились в лодки, которые всегда стояли наготове, и спешили к добыче. Двадцать лет назад они разграбили русский шкоут «Святитель Иоанн». Кият-хану тогда с трудом удалось спасти нескольких российских моряков. Зазевавшиеся астраханские рыбаки тоже не раз попадали в лапы дервишей. Кто бы к ним ни попадал, всех они спешили отправить на рынок в Хиву, чтобы получить за невольников хорошие деньги. Изредка к ним обращались за помощью: просили учинить расправу или совершить поджог, выкрасть сети. Такое они тоже выполняли с превеликой охотой. Не без их помощи были сожжены хивинцами у Прорвы купеческие парусники, попавшие в ледяной плен.

Сейчас, после поражения русских, они вели себя особенно вольно. Михайла Герасимов вовсе не водил свои корабли вдоль восточного берега — побаивался налёта. Да и Мир-Багиров, убрав паруса, пустил свой бриг в дрейф, побоялся стать на якорь.

Хозяев обители ждать пришлось недолго. Сначала появился всадник на коне, часа через два прискакал к морю целый отряд. Боясь, как бы дервиши сгоряча не напали на корабль, Мир-Багиров велел выстрелить из пушки. Одиночный выстрел означал, что купец прибыл по делу и просит к себе на корабль парламентёра. Спустя час к «Святой Екатерине» подошёл баркас, в котором сидело с десяток вооружённых винтовками и кинжалами мусульман. Но и здесь Мир-Багиров проявил осторожность. В белом плаще-аба и войлочной кавказской шляпе он подошёл к борту и спросил:

— Есть ли среди вас Ораз-Мамед?

Ему ответили, что Ораз-Мамед-хан в лодку никогда не садится, а восседает на ковре в крепости: все дела вершат его доверенные люди.

— Тогда, кто из вас старший, пусть поднимется ко мне один, — попросил Мир-Багиров.

Дервиши посмеялись над трусостью бека, однако желание его выполнили. На палубу поднялся сутулый одноглазый старик в стареньком халате и чалме. Встретив его, Мир-Багиров велел музурам проводить гостя в кают-компанию и следом направился сам. Усадив дервиша на ковёр, спросил:

— С кем имею честь беседовать?

— Я — Али-Бакар, — ответил тот с некоторым превосходством. — Меня знают все, и я всех знаю…

— Тогда, дорогой Али-Бакар, вы должны знать и обо мне, и о моём брате, который посоветовал мне обратиться к вам за помощью.

— Аллах всевидящ, и мы тоже знаем, кому принадлежит этот корабль, — ответил дервиш и продол-жал: — Слышали мы также, уважаемый Багир-бек, и о вашей тяжбе с русским купцом. Может быть, «забота» об этом урусе и привела вас к нам?

— Святая правда, дорогой Али-Бакар.

Мир-Багиров открыл металлический сейф, стоящий в углу каюты, и достал из него кожаный мешочек с золотом.

— Вот задаток, — сказал он, сунув его в руки дервишу. — Сделайте так, чтобы русских купцов у Челекена и Атрека никогда больше не было. Если выполните, получите ещё вдесятеро больше.

— Машалла! — воскликнул радостно, по-персидски Али-Бакар.

— Ораз-Мамеду отвесьте за меня поклон и уверьте его в моём авторитетном обещании.

— Сделаем, уважаемый бек… Сделаем… Всё в наших руках, — подобострастно заговорил и закивал гость и поспешно удалился из каюты. Тут же он сел в баркас, и дервиши поплыли к берегу…

Через несколько дней гости из крепости «Сорока дервишей» причалили к Челекену. Небольшой парусник, вроде киржима, но совершеннее по устройству (такие парусники теперь называли «ноу», что значит «новый» или «новинка») легко, словно на крыльях, влетел в Карагельский залив. На белом полотне паруса чётко выделялся священный полумесяц.

Ноу ещё не причалил к берегу, а Кияту уже доложили о прибытии гостей. Патриарх вышел из кибитки недовольный и тотчас сказал слуге:

— Атеке, позови Кадыра.

— Будет сделано, хан-ага!

— Тувак-джан, — позвал он жену. — Гости ко мне, надо принять, как подобает.

— Примем, мой хан, гостям мы всегда рады, — вежливо отозвалась Тувак, и Кият с тревогой в какой раз подумал: «Что-то она стала мне льстить? Не к добру это!»

На берегу гостей встретили нукеры хана, проводили до самой кибитки. Кият поприветствовал всех, но впустил к себе лишь одного Али-Бакара. Вкрадчиво, заглядывая друг другу в глаза, поговорили о здоровье, о житье-бытье и прибылях, и уже во время трапезы гость спросил:

— Хан-ага, достопочтенный наш Ораз-Мамед хочет знать, как ты теперь относишься к урусам? После того, как Хива-хан прогнал их на Яик, порядок на нашем берегу изменился.

Кият-хан вскинул седые кустистые брови:

— Больших перемен не вижу, а если и есть они, то всё делается в пользу урусов. Есть сведения, уважаемый, что оренбургский губернатор послал в Хиву своего человека, а тот вручил Аллакули-хану фирман о том, что русские всё побережье от Мангышлака до Астрабадских гор берут под своё покровительство.

— Да, это так, хан-ага, — усмехнулся Али-Бакар. — Но разве вы не знаете, чем кончилась встреча русского посланника с Хива-ханом? Аллакули сказал: «Все земли от Эмбы до Астрабада принадлежали и будут принадлежать Хиве!»

— О таком мы пока не слышали.

— Услышите, хан-ага… Правдивые вести — не овцы, в пути не заблудятся.

— Говорите, что хочет от меня Ораз-Мамед?

— Хан-ага, наш Ораз-Мамед ныне хочет напомнить вам, что за долгие годы вашего с ним знакомства он много вам делал хорошего и теперь просит об услуге.

— Что хочет от меня Ораз-Мамед? — Кият прищурился и затаил дыхание.

— Вам, хан-ага, следует прогнать с Челекена и Атрека русских купцов и никогда не подпускать их к себе.

— Хай, дурак! — выругался по-русски патриарх и засмеялся сухо с хрипотцой. — Ваш Ораз-Мамед как был подпаском, так им и останется, хотя и дожил до звания хана.

— Ты звал меня, отец? — входя в юрту, спросил Кадыр-Мамед.

— Звал, заходи. Вот гость к нам из дервишской крепости пожаловал. Просит прогнать урусов…

Кадыр брезгливо выпятил губу и осуждающе посмотрел на отца.

— Вы говорите об этом так, словно у гостя перестала доиться верблюдица и он приехал к нам за чашкой чала. Может быть, гость шутит?

— Нет, сынок, не шутит. С некоторых пор эти дервиши русских за людей перестали считать.

— Хан-ага, — совестливо взмолился дервиш, — если не можете выполнить просьбу Ораз-Мамеда, зачем измываться над ним?

— Просьба его в моих ушах звучит оскорблением, — обиженно пояснил Кият. — И я ещё раз напоминаю вам, уважаемый Али-Бакар, что в голове вашего Ораз-Мамеда мозги подпаска.

— Ай, отец, не говорите о том, чего у него совсем нет! — раздражённо бросил Кадыр-Мамед. — Он и все его дервиши даже не понимают, какие дела у нас с русскими.

— Поистине, это так, — согласился Кият, взял шкатулку и достал бумаги, исписанные красными чернилами. — Вот в этих талагах, — пояснил он, — судьба всего племени иомуд. Астраханский купец в прошлом году вывез от нас семьдесят тысяч тулунов нефти и заплатил товарами на девяносто тысяч персидских реалов. Соли продано купцу более трёхсот киржимов, по двенадцать русских копеек за один пуд. Не буду тебе, Али-Бакар, говорить о рыбе, об икре и рыбьем клее, о лебяжьем пухе, тюленьем жире, о шерсти и коврах… Скажу тебе, Али-Бакар, ни Хива, ни Персия не смогли бы закупить у нас столько товаров. Ещё скажу тебе, Али-Бакар, торговля между нами и астраханскими купцами скоро расширится вдвое, втрое…