Слепой для президента - Андрей Воронин

На крыльце ее встретил полковник Руднев.

– Екатерина Евгеньевна, добрый вечер, – вежливо поприветствовал молодую женщину Руднев.

Та торопливо кивнула ему в ответ.

– Куда вы так спешите?

– У меня нет времени, я тороплюсь.

– Тогда давайте, я вас подвезу.

Екатерина хотела отказаться, но полковник Руднев взял ее под руку и подвел к машине. Каштанова забралась в темный салон, Руднев сел рядом и щелкнул пальцами. Машина медленно покатилась с территории, останавливаясь несколько раз, чтобы вооруженные люди могли проверить документы.

Наконец черная «волга» с многочисленными антеннами выехала за территорию ЦКБ.

– Так куда вы так спешите? – продолжил разговор полковник Руднев.

– Домой, – Каштанова напрочь забыла имя-отчество этого важного человека из охраны президента.

И Руднев это понял.

– Меня зовут Аркадий Борисович.

– Извините, я забыла. Это от волнения. Знаете ли, бывает… Что-то с дочкой случилось, – сказала Каштанова, глядя на мелькающие огни за стеклами автомобиля.

Полковник пожал плечами, вынул из кармана портсигар и предложил ей закурить.

– Нет, что вы, я не курю. Только в исключительных случаях, после тяжелой операции, а так – нет.

– Но ведь сейчас вы волнуетесь, Екатерина Евгеньевна?

Каштанова кивнула и взяла сигарету. Полковник щелкнул зажигалкой, но женщина долго не могла попасть кончиком сигареты в пляшущий огонек. Наконец она прикурила, затянулась и тут же закашлялась. На тонких губах полковника появилась немного презрительная и высокомерная улыбка, больше похожая на ухмылку.

– Нет, я не буду курить, – ища глазами ручку стеклоподъемника, произнесла Каштанова.

Руднев забрал сигарету из ее дрожащих пальцев и загасил в пепельнице.

– Знаете что, Екатерина Евгеньевна, ваша дочь у меня. Она в надежном месте и в полной безопасности. Так что не волнуйтесь.

– У вас? Почему она у вас? Почему вы не сказали мне об этом сразу?

– Не сказал? Сказал… Не спешите, все по порядку.

За черной «волгой» полковника Руднева следовала еще одна машина с его людьми.

Екатерину Каштанову начало знобить. Но Руднев не обратил на это внимание, он смотрел на женщину немигающим взглядом.

– Скажите, Екатерина Евгеньевна, вы очень дорожите жизнью своей дочери?

– Почему вы про это спрашиваете?! – вырвалось у Каштановой.

– Если вы не сделаете того, о чем я вас попрошу, то вашей дочери… – Как?! Что?! – вскрикнула Каштанова.

– Ее не будет, – твердо и жестко закончил полковник Руднев.

Екатерине показалось, что она видит кошмарный сон. От ужаса она не могла ни шевельнуться, ни произнести ни звука.

– Чего вы от меня хотите? – наконец спросила Каштанова.

– Немного, Екатерина Евгеньевна. Вы должны оказать одну услугу – очень маленькую услугу. Накануне операции, в которой вы будете участвовать, я передам вам ампулу… Каштанова вздрогнула.

– Что я должна сделать?!

– Не спешите, не спешите, Екатерина Евгеньевна, тогда же все и объясню.

Сейчас мы приедем к вам домой, вы позвоните учительнице, скажете, что несколько дней вашей Маши в школе не будет. Скажете, у нее болит горло или что-нибудь в этом роде.

– Да-да, хорошо, – закивала Екатерина, понимая, что сейчас спорить бессмысленно. Она и не в силах была спорить, она не смогла бы даже расплакаться: весь ее организм, все ее тело находились в оцепенении.

Руднев помог ей выйти из машины, подвел к лифту, сам нажал кнопку, прекрасно зная, на какой этаж надо ехать. Ведь несколько часов тому назад он уже побывал в квартире Каштановой, когда забирал девочку.

Войдя в прихожую, Руднев помог Каштановой снять плащ, усадил ее в кресло.

– Екатерина Евгеньевна, я человек серьезный и привык выполнять то, что обещал. Ваша дочь в безопасности.

– Я не верю, – прошептала женщина.

– Ну что ж, это можно легко доказать.

В руке полковника появился телефон, который он извлек из кармана своего серого длинного плаща. Указательный палец быстро нажал несколько кнопок.

Телефон пискнул.

– Это я, – сказал Руднев. – Где ребенок? Сидит у телевизора? Дайте девочке трубку, – Руднев протянул телефон Каштановой. – Можете поговорить с дочерью.

– Маша! Машенька! Ты меня слышишь, доченька?! – надрывно выкрикнула Екатерина в трубку.

– Да, мам, очень хорошо слышу – так, словно ты в соседней комнате.

– Что с тобой, доченька?

– Все хорошо, мама. Только почему ты сказала, что мне пока нельзя домой?

Когда ты за мной приедешь?

– Скоро приеду, родная, обязательно приеду!

– Ну вот и хорошо, – Руднев вырвал трубку из рук женщины.

Только сейчас Екатерина Каштанова заплакала. Слезы хлынули из глаз, тело затряслось от рыданий.

– Ну хватит, хватит, – брезгливо поморщился Руднев и, щелкнув пальцами, приказал одному из своих людей принести стакан воды.

Минут через пятнадцать Екатерина Каштанова успокоилась.

– Значит так: сейчас вы звоните учительнице и предупреждаете ее о том, что несколько дней девочка будет отсутствовать в школе. Понятно? Вы знаете телефон?

– Да-да, знаю, – торопливо ответила Екатерина и принялась набирать номер.

Разговор оказался недолгим. Учительница пожелала скорейшего выздоровления Машеньке, посочувствовала ее маме.

Полковник Руднев поднялся:

– Ну что, Екатерина Евтеньевна?

Та смотрела на него невидящими глазами.

– Мне кажется, вы успокоились. Надеюсь, все будет хорошо и вы сделаете то, о чем я вас прошу. И желательно без всяких фокусов. Учтите, жизнь вашей дочери напрямую зависит от вашего послушания. И еще: если что не так, если вы кому-нибудь скажете хоть слово, с вашей Машенькой может произойти все, что угодно.

Это я вам говорю абсолютно ответственно.

Полковник Руднев не успел закончить фразу, как телефон, стоящий на столике, разразился звонком.

– Возьмите трубку и послушайте, – приказал Руднев женщине, и его лицо сделалось злым.

Екатерина Евгеньевна подняла трубку и приложила к уху.

– Алло, – каким-то не своим голосом произнесла она.

– Екатерина Евгеньевна, нашлась Машенька? – это звонил доктор Борисов.

Каштанова растерялась.

– Да-да, Игорь Николаевич, нашлась. Нашлась, нашлась… – Ну вот, я же вам говорил, а вы волновались. Так что, Екатерина Евгеньевна, отдыхайте. Завтра будет тяжелый день. В половине девятого, если вы не забыли, собирается вся бригада, а в одиннадцать у меня консилиум.

– Да, непременно буду.

– Что ж, прекрасно, – удовлетворенно заметил Руднев, когда Каштанова положила трубку. – Учтите, ваш телефон прослушивается, за вами следят, и не делайте никаких опрометчивых движений, если вам дорога жизнь дочери. Надеюсь, вы меня поняли.

Полковник вышел из квартиры. Женщина уткнулась лицом в ладони, и слезы потекли сквозь пальцы.

Никогда еще в жизни Екатерина не чувствовала себя настолько беспомощной.

Она даже не задавала себе вопросов: что делать, к кому обратиться, как выходить из этого страшного положения.

Полковник Руднев, сидя в машине на заднем сиденье и куря сигарету, довольно потирал руки.

«Ну что ж, дело сделано, можно сказать. Каштанова сломлена и будет действовать по моей указке. Она, как зомби, выполнит то, что я ей прикажу. И несколько капель прозрачной жидкости, изобретенной Симаковским, оборвут жизнь президента. Да-да, оборвут! Он небось лежит себе в палате и думает, что операция на сердце вернет ему былую силу, уверенность в себе и он опять, как и прежде, будет повелевать. Будет подписывать указы, снимать, назначать – останется президентом еще на четыре года. Но нет, этому не бывать. Машина запущена, будем надеяться, что никто ее не сможет остановить».

Полковнику Рудневу хотелось схватить телефон, позвонить шефу и сообщить радостную весть.

"Ладно, торопиться не стоит. Позвонить и увидеться с некогда всесильным шефом еще успеется, и деньги получить всегда успеется. Да что деньги – власть.

Скоро в моих руках будет власть, и тогда уж я всем покажу что почем. Все станут произносить фамилию Руднев с таким же почтением и страхом, как еще недавно произносили фамилию шефа".

Утром, как и в другие дни на протяжении нескольких последних недель, к дому Екатерины Каштановой подъехал служебный автомобиль, и ассистентку доктора Козловского, а теперь сменившего его доктора Борисова, доставили в Центральную клиническую больницу. Каштанова не спала всю ночь, смертельно изнервничалась.

Она боялась заходить в комнату дочери, боялась смотреть на ее игрушки, понимая, что стоит ей прикоснуться к какой-нибудь кукле, как с ней случится истерика.

Покрасневшие от слез глаза, потерянный, затравленный взгляд, бледные щеки и дрожащие руки – все говорило о том, что у молодой женщины большая беда.

Полковник Руднев встретил Екатерину в холле.