Язычник - А. Веста
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я успел в последний раз с тревогой взглянуть на Диону. На голову она набросила синий шелковый платок, чтобы скрыть отметину на щеке. Глаза спрятала за стеклами солнечных очков. Я буквально позвоночником чуял ее волнение и отвращение ко всей этой невеселой «игре».
Кавалькада миновала исторический центр и современный город, по огромному мосту медленно переехала Нил, и волшебство восточной сказки рассеялось. За стеклами мелькал безрадостный, геометрически правильный пейзаж, словно перевернули яркую страницу.
Солнце поднялось чуть выше, и утро мгновенно накалилось, потеряло цветочную свежесть. Больше получаса мы ехали по переполненной дороге, утонувшей в пустыне, и хотя скорость была небольшая, но от бесшабашной езды местных водителей было полное ощущение участия не то в ралли Париж — Дакар, не то в крутых заездах «Формулы-1». Изредка в прохладный салон, пахнущий дорогой кожей и духами, просачивался сухой жар.
— Вот и Долина Царей, — прищурив глаза, Абадор вглядывался в сизую дымку на горизонте.
Пришло время выполнять обещание, данное Котобрысову:
— Абадор, скажите водителю, чтобы остановился вблизи Большого Сфинкса.
Первое свидание нуждается в определенной интимности. Несколько минут назад мы обогнали шлейф экскурсионных автобусов, а я жаждал побыть в одиночестве рядом с пирамидами, дабы заполучить «поцелуй ледяной вечности».
У подножия серых, выветренных великанов колготились верблюды и гарцевали оседланные кони. Орал осел, и беспокойная толпа торговцев «древностями» нетерпеливо поджидала туристов. Со стороны могло показаться, что между арабами идет жестокая разборка. Однако это был всего лишь обычный разговор людей родственных профессий.
Я в растерянности озирал пирамиды, чувствуя горчайшее разочарование. Призванные возвеличить жизнь, они увековечили смерть. А их страшные и волнующие тайны уже давно разграблены.
Но не все так плохо! Гигантский полуразрушенный Сфинкс со стесанным лицом возлежал, как и подобает царю, на приличном расстоянии от пестрого муравейника.
Я попытался хотя бы на несколько минут избавиться от опеки Абадора и решительно направился к изваянию.
— Хата га птах! — невысокий краснолицый человечек в пропыленном полотняном костюме сделал шаг мне навстречу и, конфузливо щурясь, приподнял мятую панаму.
— Здравствуйте! — растерянно отозвался я.
Этот голубоглазый блондин был до красноты обожжен солнцем. Весь его вид, от треснувшего стеклышка очков до резиновых пляжных тапочек, взывал о помощи.
— Счастлив встретить здесь с-с-оотечественни-ков, — продолжил коротышка, — позвольте представиться, профессор-египтолог Самарин Иван Сергеевич. «Рыбак рыбака видит издалека». Смею предложить вам свои услуги — небольшую экскурсию. Совсем недорого: всего двадцать американских долларов, можно дирхем, франков или гульденов по курсу. Но если вы заплатите еще десять, то я открою вам то, что узнал, долгими ночами слушая вой шакалов, когда бледная, нарождающаяся луна наставляет рожки папаше Хеопсу и по Долине Царей разносятся шаги…
— Хорошо, — замялся я, — но я буду не один.
— Абадор, — уговаривал я управляющего, — представьте — у самого подножия пирамид встретить человека из России, да еще профессора египтологии! Давайте побалуем Диону экскурсией или хотя бы прокатим на верблюде.
— Никаких верблюдов! — завопил подошедший Самарин. — Эти жулики посадят на верблюда за доллар, снимут за три.
В эту минуту из подкативших автобусов высыпались экскурсанты. Разноплеменный гомон и щелканье фотоаппаратов вспугнули тишину.
— Взгляните на это вавилонское смешение! — Самарин указал на туристов. — Интерес к египетским древностям не угаснет никогда. Во всяком случае, до тех пор, пока человечество будет пытливо вглядываться в свое прошлое, в истоки культов, письмен, астрологии, алхимии и мистики. Может показаться, что за последние пятьдесят лет Египет сильно изменился. На самом деле он так и остался одной ногой в мегалитической древности. Эта неизменность и влечет сюда человеческие души… Тайна души народа в его мистериях, символах. Но символ Египта не пирамиды, а безмолвный Сфинкс, хранящий тайну.
— Так что же это за тайна?
— Тайна — в истоке, в происхождении этой удивительной и странной культуры. Где Моисей нашел силы, энергию и смелость, чтобы переплавить свой дикий народ, как переплавляют металл в горниле? В храмах Озириса, в Фивах, которые посвященные называли градом Солнца, Солнечным Ковчегом, он обрел великое знание. Да и Книга Бытия, первая книга еврейской Торы и христианской Библии, не могла вызреть в недрах полудикого пастушеского племени. Это был интеллектуальный импульс сверхмогучей цивилизации, сакральная история человечества. Из тысячелетнего египетского пленения евреи унесли не только золото и драгоценности обманутых ими египтян, но и нечто гораздо более ценное. Они уносили самые глубокие тайны египетского жречества, особые психические и генетические технологии, семя своей будущей религии. От храмов Мемфиса духовная экспансия Востока охватила весь земной шар.
Жрецы ревниво оберегали тайны посвящения, но лучи таинственного солнца подземелий расходились по миру. Ежегодные разливы Нила приносили цветение и жизнь в эти безводные пустыни. Смерть и воскресение божества провидели египтяне в этих ритмичных, оживляющих землю волнах, в мерном дыхании природы. В этих храмах, подземных святилищах, пирамидах и библиотеках развивалось великое учение, скрытое под маской сельскохозяйственных культов и религиозных фетишей. Отсюда оно начало свое шествие по миру.
— И откуда, по-вашему, получил этот импульс Египет? — перебил Самарина Абадор.
— Современная наука пока не дает однозначного ответа на этот вопрос. По преданию, колоссальный сфинкс в Гизах был создан расой с «голубой» кожей.
Тут Самарин подмигнул мне.
— Сфинкс несколько раз был похоронен песками пустыни, но всегда вновь являлся миру. Более десяти тысячелетий назад у его ног плескалось море, а может быть, волны потопа, а позади, как и сейчас, возвышалась ливийская горная цепь. Не стоит подходить ближе, отсюда гораздо лучше видно. Взгляните на него пристальнее. Эти четверо существ — четыре земные стихии: земля, вода, воздух и огонь. Эти четверо «животных» пророка Иезикииля, слитые воедино. В глубокой древности они служили тотемными существами четырех израильских колен. Символ племени Рубена — человек. Символ Эфраима — бык. Символ Иуды — лев. Символ Дана — орел, напомним, что ожидаемый иудеями «мессия», по пророчествам, изойдет из колена Данова.
— Нельзя ли короче, — перебил Самарина управляющий.
— А зачем? — удивился профессор. — В лестнице познания и так много выбитых ступеней, и одна без другой — бесполезны. Продолжим… Эти же фигуры избраны знаками-ключами четырех евангелистов. Непонятно, туманно? Загадка сфинкса, пред которой склонился царь Эдип, на самом деле проста: «Животные сродни человеку, а человек сродни богам». Это учение об эволюции огненных миров, преподанное наглядно. Сфинкс был найден шесть тысячелетий назад занесенным песком. И сколько он пролежал под спудом — неизвестно… Уже в наше время под его левой лапой обнаружен тоннель, ведущий в сторону пирамиды Хефрена, однако человечество еще не готово устремиться по указанному пути познания к тайнам Гермеса Тота, опасаясь древнего предания, ибо «когда заговорит Сфинкс, жизнь на Земле сойдет с обычного круга»!
Мы покинули сфинкса и теперь брели вдоль барельефов, испещренных иероглифами и изображениями египетских божеств. Похоже, эти плиты были вынуты из недр пирамид и выставлены здесь для всеобщего обозрения. Солнце нестерпимо пекло, отражаясь от белых раскаленных камней.
— Чушь какая-то, — пробормотал он с деланной скукой. — А как понимать, по-вашему, всех этих мутантов с кошачьими, собачьими и крокодильими головами? — и Абадор длинным ногтем ткнул в ближний барельеф.
— Анубис? О, это проводник в Царство мертвых, в свободное время бдительно стерегущий его границы. Известны два его изображения. По египетским понятиям, умершего на том свете встречали двое кормчих с головами черных псов, у злого она была повернута назад, а добрый кормчий смотрел в лицо.
На соседнем барельефе распростер крылья русский Сирин, точнее Алконост; женщина-птица имела две маленькие ручки, сложенные на груди.
— А эта пичуга с женским лицом? — поинтересовался я.
— Это душа умершего. Египтяне любили и уважали животных до чрезмерности. Кстати, все смешанные изображения животных и людей можно систематизировать. Если лицо человека, а тело животного — это сущность восходящая, «райская». Если наоборот, то это обитатель низшего мира. Кстати, эмблема сатанистов, так называемый козел Мендоса, он же Бафомет, есть гермафродит с женской грудью, козьими копытами, в чешуе и с рогами. Этот бес-шайтан — еще одно напоминание о пугающих возможностях «нисходящей линии».