Язычник - А. Веста

Ни одним из своих сокровищ Денис не собиралась поступиться. Нам предстояло вернуться в Куршавель, чтобы победить или погибнуть. Иного выхода у нас не было, лишенная всех прав, выброшенная на улицу в одной разорванной рубашке, наследница русского престола могла претендовать разве что на койку в психиатрической лечебнице.

Кольцо Денис — Шестигранная звезда снежинка — была не просто символом философского камня, она было и моим шаманским знаком.

Однажды я упросил Оэлена погадать мне на камнях, которые я называл «руническими». Моим символом, тайным именем, оказалась «руна жизни»: звездочка-снежинка из шести лучей, похожая на старинную букву «живете».

Приступая к гаданию, Оэлен предупредил меня о силе шаманских пророчеств. Зная их, человек уже обязан следовать им, и куда бы ни повернул он, на всех путях Верхней и Средней Тундры его будет встречать и направлять открывшаяся ему руна. На серебряной печатке Денис была начертана моя «руна». В случае совпадения знаков их сила удваивалась.

Глава 9

Купание Вирсавии

Это случилось в летнем стойбище на морском берегу. Однажды во время прилива в скалах застрял детеныш касатки. Он прожил три дня и три ночи. Старая шаманка умоляла людей спасти китенка, но люди не слушали ее слов. Ночью во сне шаманке явилась Седна и сказала: «Женщина, ты одна не ела мяса моего сына. Скоро придет беда. Среди лета замерзнет тундра. Снег выпадет выше дымника самого высокого чума. И все живое погибнет. Но перед этим я подам знак: глаза твоего домашнего божка покраснеют…» Прошло немало времени, в стойбище рождались и вырастали дети, умирали старики, и много, много раз во время летних кочевий олени возвращались на берег моря. Люди стали посмеиваться над пророчеством Седны, и только шаманка день за днем ожидала знака.

Один сорванец решил подшутить над ней. Он вымазал глаза идола оленьей кровью. На следующий день среди лета все замерзло… Потому что все пророчества сбываются.

Мы вернулись в Куршавель поздним ненастным вечером. Моя дама была одета в мятые, копченные в дыму костров оленьи шкуры. Грубые краги скрывали ее аристократические руки. На щеке розовела поджившая ссадина. В черной вязаной шапочке по брови она была похожа на монахиню; ее отрешенный лик светился. Прозрачность кожи и огромные темно-лазурные глаза даже в этой нелепой, вызывающе мешковатой одежде выдавали блистательную царицу: высшую касту невозможно спрятать.

Я вывернул карманы: моих жалких наличных не хватило бы даже на пару сосисок в забегаловке. Но все это, вместе взятое, не отменяло нашей миссии. Мы должны были вернуть кольцо Индигерды и ключ от «Небесных врат». Одно без другого было бы бесполезной игрушкой. Кроме того, надо было выручить Леру.

Я оставил Диону за чашкой горячего шоколада в маленьком кафе.

Почти двое суток меня не было в гостинице. Ночной портье, узнав меня, радостно помахал рукой. Вся прислуга на этом курорте общительна и сносно говорит по-русски, но наш портье был не в меру болтлив и, прознав о моем низшем месте в свите, держался со мной запанибрата.

— Что так поздно? О, догадываюсь… Месье познакомился с белокурой шведкой… Говорят, они не отпускают по нескольку суток…

Портье округлил глаза в деланном ужасе, а я, радостно осклабясь, закивал головой, выхватил протянутый мне ключ и походкой подгулявшего матроса отправился в номер. Проходя по коридору, я заглянул к Лере, подергал дверь. Заперто. Неслышно ступая по ворсистым коврам, мимо меня проплыл управляющий.

— Где вы шляетесь? — Абадор смотрел мрачно и подозрительно. — Вы не забыли, что мы улетаем…

— Простите, Абадор, я был в казино и, кажется, проигрался в пух и прах… Вы меня очень обяжете…

Абадор, продолжая испытывать меня своим мефистофельским взглядом, все же достал толстый «крокодилий» бумажник и отстегнул несколько крупных банкнот. У меня хватило ума не спрашивать, куда мы летим. Похоже, взорванный фургон и обгоревшие останки все же навлекли на беспечных русских туристов внимание полиции, и теперь наша делегация срочно сматывала удочки.

За спиной Абадора по крутой лестнице спускался Котобрысов. Он вел за руку Леру и усердно страховал каждый ее шаг. Лера рванулась ко мне, едва не сбив свою громоздкую «бонну», прижалась, заглядывая в мое лицо заплаканными глазами.

— Ты — колючка, — шептала она, поглаживая мою щеку.

— Куда мы завтра летим? — как можно тише спросил я.

— В Египет, к пирамидам! — заговорщицки прошептала Лера.

— Скучала?

— Очень.

— Кто тебя теперь укладывает спать?

— Вот он, — Лера показала пухлым пальчиком на Котобрысова.

— Сегодня я побуду с тобой, спою тебе шаманскую песенку о пропавшем лосенке и умной гагаре.

В соседнем номере, где прежде обитала Диона, было тихо.

— Ну что нового в нашей шпионской игре? — тихо спросил я засыпающую девочку.

— Мама новая… Она — черная кошка и ходит мягко, — сонно прошептала Лера. — Ночью она прокралась на мой балкон и царапала когтями мою дверь. Потом Бармалей запер ее балкон на ключ.

Бармалеем Лера звала Абадора. Я опустил девочку на постель и, отворив балкон, прокрался к окнам смежного номера.

За ночными стеклами ничего нельзя было рассмотреть, но во тьме ощущалось упругое движение, словно по комнате металась пантера.

Я долго рассказывал Лере северную сказку, которую слышал от Айоги, пел колыбельную песню иле, на ходу придумывая перевод:

У лосенка моего нет копытца одного,Где же, где мое копытце?Солнышку дано напиться…

Едва Лера заснула, я вернулся в свой номер и торопливо вымылся под душем, вылив на голову целый флакон розовой воды. Затем переоделся в свежее белье, прихватил кое-что из своего докторского саквояжа и попытался вновь войти в номер Леры. Кто-то уже запер дверь в ее номер, скорее всего Котобрысов.

Наш отель ничем не отличался от соседних альпийских шале. Облепленные балконами и балкончиками, они были выстроены крайне предусмотрительно, в случае пожара, или какого-нибудь происшествия такой дом можно было легко покинуть снаружи, перебираясь с балкона на балкон. С лестничной площадки хорошо просматривался двор гостиницы: там с регулярностью маятника разгуливал охранник, но, вдохновленный своим новым планом, я невидимкой растворился в ночном мраке. Главное — действовать бесшумно.

От моего балкона с резными перильцами до нужной мне двери было метров пятнадцать, и через минуту-другую я стоял на балконе Дионы и осторожно скребся в стекло. В темноте мелькнуло бледное женское лицо. За время заключения я узнал много способов открывания замков без ключей: гвоздем, проволокой, женской шпилькой, льдом, морковкой, салом. Но мне еще раз пришлось воздать дань экономии и простодушию хозяев «Рюша». Все балконные двери запирались практически одним ключом. Я отпер дверь и вошел в номер. Душился я, кажется, напрасно, запашок здесь стоял довольно едкий.

— Диночка, леди Ди, ай лав ю… — шептал я как можно слаще, полагая, что голливудского набора пошлостей будет достаточно для пустоголового клона. — Я хочу тебя, детка… Иди ко мне…

Изящная дама в пеньюаре Дионы метнулась ко мне, стиснула, как пьяный грузчик, и без церемоний повалила на кровать. Через две-три минуты все было кончено. Психическая структура клона оказалась очень примитивна. Известно, что гипноз не действует на пьяных, дебилов и животных. По интеллекту и рефлексам клон застрял где-то между двумя последними. Я усыпил ее, как курицу, за минуту, всего лишь удерживая ее голову неподвижно. Подобная каталепсия может длиться от нескольких часов до суток.

Брезгливо сдернув с ее руки кольцо, родовую реликвию властителей Севера, я связал ее запястья, окрутил щиколотки полотенцем и заклеил рот пластырем.

С наружной дверью пришлось повозиться. После нескольких попыток взлома замок поддался и я, как гяур, ворующий одалиску, перетащил ее в свой номер и там крепко накрепко прикрутил простынями к кровати.

Потом, тенью мелькнув мимо дремлющего портье, побежал за Дионой. Она все так же одиноко сидела в полупустом баре: у нее не было денег расплатиться за жалкое угощение.

Я молча протянул ей кольцо на ладони.

— Умоляю вас, Денис, хорошенько помойте его, прежде чем одевать.

— Что с ней? — спросила Диона.

— С кем?

— С этой женщиной?

— Не волнуйтесь… ничего плохого с ней пока не произошло.

— Я запрещаю вам убивать ее…

— Слушаюсь и повинуюсь, госпожа. Но что прикажете делать с ней: везти с собой в чемодане?

— Вы не должны никого убивать.

Она мягко коснулась моей щеки, как тогда, в осеннем саду под пение скрипок, и посмотрела в глаза печально и бесстрашно.