Смерть Ахиллеса - Борис Акунин

Досада — вот первое чувство, охватившее Эраста Петровича, когда он увидел под одеялом примитивную куклу из одежды и услышал сзади спокойный, уверенный голос. Как глупо попался!

Но досаду тут же вытеснило недоумение. Почему Клонов-Певцов был готов? Караулил у окна, увидел, что вместо Ванды пришел кто-то другой? Но назвал-то по имени! Получается, знал и ждал. Откуда знал? Неужто Ванда все-таки успела известить? Но тогда почему ждал, почему не скрылся?

Выходило, что объект знал о предстоящем визите «господина Фандорина», но не о полицейской операции. Чудно.

Впрочем, строить гипотезы было не ко времени. Что делать? Метнуться в сторону? Попасть в человека, прошедшего курс обучения у «крадущихся», гораздо сложнее, чем себе воображает фальшивый жандармский капитан.

Но в любом случае на выстрелы нагрянет полиция, откроет пальбу, и тогда объект взять живьем не удастся.

Фандорин положил руки на затылок. Спокойно, в тон оппоненту, спросил.

— И что дальше?

— Снять пиджак, — приказал Ахимас. — Бросить на середину комнаты.

Пиджак брякнул весьма ощутимо — видно, кроме «герсталя» в карманах было припасено что-то еще.

Сзади на поясе у сыщика была кобура с маленьким пистолетиком.

— Отстегнуть «дерринджер». Под кровать его, подальше. Теперь нагнуться — медленно. Задрать левую штанину. Выше. Правую.

Так и есть — у левой лодыжки рукояткой вниз закреплен стилет. Хорошо экипировался господин Фандорин. Приятно иметь дело с предусмотрительным человеком.

— Теперь можете повернуться.

Повернулся сыщик правильно: безо всякой спешки, чтобы попусту не нервировать противника.

Зачем это у него на подтяжках четыре металлических звезды? Верно, опять какие-нибудь восточные хитрости.

— Отстегнуть подтяжки. Под кровать.

Смазливая физиономия сыщика исказилась от ярости. Длинные ресницы дрогнули — Фандорин щурился, пытаясь разглядеть лицо своего визави, стоявшего спиной к свету.

Что ж, теперь можно и показаться, проверить, хорошая ли у молодого человека зрительная память.

Оказалось, что хорошая: Ахимас сделал два шага вперед и с удовлетворением заметил, как щеки красавчика сначала покрылись багровыми пятнами, а потом сразу побелели.

Так-то, юноша. Судьба — дама с причудами.

Это не человек, а какой-то дьявол! Даже в сяринкенах распознал оружие. Эраст Петрович клокотал от бешенства, лишившись всего своего арсенала.

Или, точнее, почти всего.

Из всех многочисленных предметов обороны (надо же, а казалось, что переусердствовал со сборами) осталась только стрелка в рукаве рубашки. Стрелка была тонкая, стальная, закреплена на пружине. Достаточно резко согнуть локоть, и пружина распрямится. Но убить стрелкой трудно — разве что если точно в глаз угодить. Да и какое может быть резкое движение, если тебя держат под дулом шестизарядного «баярда»?

Тут темный силуэт придвинулся, и Фандорин наконец разглядел черты противника.

Эти глаза! Эти белые глаза! То самое лицо, которое столько лет снилось Эрасту Петровичу по ночам. Не может быть! Опять кошмар! Поскорее проснуться.

Надо было воспользоваться психологическим преимуществом, пока объект не пришел в себя.

— Кто сообщил адрес, время и условный сигнал?

Сыщик молчал.

Ахимас опустил дуло ниже, целя в коленную чашечку, но Фандорин, кажется, не испугался. Наоборот, бледности вроде бы поубавилось.

— Ванда? — не выдержал Ахимас, и в голосе прорвалась предательская хрипотца.

Нет, этот не ответит, подумал он. Умрет, но не скажет ни слова. Такой уж типаж.

И тут сыщик вдруг разомкнул уста:

— Отвечу. В обмен на мой вопрос. Как был убит Соболев?

Ахимас покачал головой. Его не уставала удивлять человеческая экстравагантность. Впрочем, профессиональное любопытство на пороге смерти заслуживает уважения.

— Идет, — кивнул он. — Но ответ должен быть честным. Слово?

— Слово.

— Экстракт амазонского папоротника. Паралич сердечной мышцы при учащенном сердцебиении. Никаких следов. «Шато-икем».

Дополнительных пояснений не понадобилось.

— Ах, вот оно что… — пробормотал Фандорин.

— Так это Ванда? — сквозь стиснутые зубы спросил Ахимас.

— Нет. Она вас не выдала.

Ахимас чуть не задохнулся от неимоверного облегчения — на миг даже закрыл глаза.

Когда лицо человека из прошлого напряглось в ожидании ответа, Эраст Петрович понял, почему он до сих пор еще жив.

Но едва прозвучит ответ на вопрос, имеющий для белоглазого такое значение, как немедленно грянет выстрел.

Тут не упустить бы миг, когда палец чуть шевельнется на спусковом крючке, начав движение. Имея дело с безоружным, вооруженный неминуемо приглушает свои инстинкты, ощущая себя в безопасности, чересчур полагается на бездушный металл. Реакции такого человека замедленны — это азбука искусства «крадущихся».

Правильно угадать момент — главное. Первый рывок вперед и влево, пуля пройдет правее. Потом броситься под ноги — вторая пуля пройдет над головой. И тогда подсечку.

Рискованно. Восемь шагов — многовато. А если объект догадается чуть отступить назад, то вообще пиши пропало.

Но выбора не было.

И тут белоглазый впервые совершил оплошность — на секунду прикрыл глаза.

Этого было достаточно. Эраст Петрович не стал рисковать, бросаясь под пули, а вместо этого прямо с места пружинисто прыгнул в окно.

Локтями вышиб раму, вылетел в вихре стеклянных осколков, перевернулся в воздухе и благополучно приземлился на корточки. Даже не порезался.

В ушах звенело — видимо, белоглазый все же успел выстрелить. Но, разумеется, не попал.

Фандорин побежал вдоль стены. Рванул из брючного кармана свисток и подал условный сигнал для начала операции.

Никогда еще Ахимас не видел, чтобы человек двигался с такой быстротой. Только что стоял на месте, и вот лаковые штиблеты с белыми гамашами уже исчезли за окном. Он выстрелил, но на долю секунды позже, чем следовало.

Не задумываясь, перескочил через засыпанный стеклом подоконник. Упал на четвереньки.

Сыщик бежал и отчаянно дул в свисток. Ахимасу даже стало его немного жаль — бедняга рассчитывал на подмогу.

Легкий, как мальчишка, Фандорин уже сворачивал за угол. Ахимас выстрелил с бедра — от стены брызнула штукатурка. Нехорошо.

Но внешний двор побольше внутреннего. До ворот объекту не добежать.

Вон они, ворота — с деревянным навесом, с резными столбами. Исконно русские, допетровской конструкции, а зовутся почему-то «свейскими». Видно, в незапамятные времена научились москвитяне этой плотницкой премудрости у какого-нибудь шведского купца.

Посреди двора застыл с метлой в руках дворник, разинув щербатый рот. Тот, что изображал пьяного, так и сидел на скамейке, пялился на бегущего коллежского асессора. К стенке испуганно жалась давешняя бабенка в ковровом платке и балахоне. Эраст Петрович вдруг понял — это не агенты! Просто дворник, просто забулдыга, просто побирушка.

Сзади звук бегущих шагов.

Фандорин сделал зигзаг в сторону — и вовремя: плечо обожгло горячим. Ерунда, по касательной.

За воротами виднелась золотая от солнца улица. Вроде бы близко, а не успеть.

Эраст Петрович остановился, развернулся. Какой смысл пулю в спину получать?

Остановился и белоглазый. Было три выстрела, значит, в «баярде» еще три пули. Более чем достаточно, чтобы прекратить земной путь господина Фандорина, двадцати шести лет от роду, родственников не имеющего.

Расстояние — пятнадцать шагов. Слишком много, чтобы пытаться что-то предпринять. Где Караченцев? Где его люди? Думать об этом было некогда.

Под манжетом была стрела, вряд ли действенная на таком отдалении. Тем не менее Эраст Петрович поднял руку, готовясь резко согнуть ее в локте.

Белоглазый тоже неспешно нацелил ему в грудь.

У коллежского асессора возникла мимолетная ассоциация: сцена дуэли из оперы «Евгений Онегин». Сейчас белоглазый запоет: «Паду ли я, стрелой пронзенный».

Две пули в грудь. Потом подойти и третью в голову.

На выстрелы никто не прибежит. В этих местах городового днем с огнем не сыщешь. Можно не торопиться.

Тут, угловым зрением, Ахимас уловил какое-то быстрое движение. Стремительная приземистая тень метнулась от стены.