Родник Олафа - Олег Николаевич Ермаков

в роднике была ледяная. Хорт за ним прошел по бревну и на середине толкнул его. Мальчик ухнулся в ледяную ту купель и дна под ногами не обрел, ушел с головой, дернулся вверх, вынырнул, разинув рот и выпучив глаза.

– Молви! – воскликнул Хорт.

Но мальчик снова погрузился в воду с головой, снова вынырнул и ухватился за бревно. Он лишь разевал рот, да ни звука не изронил разумного, а только сипение задавленное. И сильные руки подхватили его. Хорт заглянул ему в лицо.

– Ну?!

Но мальчик лишь хлопал посинелыми губами и таращился на лицо Хорта. Тот пошел прочь. Мальчик за ним по бревну. Хорт вынул из мешка, принесенного дедом, другую одёжу.

– Облачись.

Мальчик, дрожа всем телом и стуча зубами, натягивал чистую белую рубаху, чистые порты. И порты были впору почти, ну, чуть маловаты, а рубаха, наоборот, великовата. Хорт дал ему и чистые онучи.

А у берез уже горел большой костер и горько пахло горелыми тряпками, то Мухояр сжигал старую одёжу мальчика.

– Каково веление Рода? – вопросил старик, взирая на них своими возведенными, как у слепого, под верхние веки светлыми глазами.

– Молчание, – отвечал Хорт. – Жертве и быть. Того боги жедают.

Мухояр перевел глаза на мальчика и ничего не молвил более.

Все догорело, Хорт влил из котелка варево в кожаную фляжку, прицепил ее к поясу, и они пошли.

Вернулись к лесу. Сперва к опушке с редкими деревь-ями. Деревья вставали ближе друг к дружке, и вот Хорт с мальчиком и дедом вошли под гнутые своды Перунова леса. Дубы над черной глубокой дорогой смыкались своими оперенными дланями. Где-то впереди была весь, но они не к ней пошли, а сторонней дорогой. И лишь брех собак приближался, но скоро отдалился. Они уже шли опушкой. Здесь было светло, на лужайках белели и желтели цветы. Над ними гудели шмели, летали бабочки и пчелы. С ветки на ветку метнулась белка. За нею другая. Ветки качались. Дятел черный сидел на дереве и долбил крепким клювом кору. И весь лес перестукивался, перекликался птичьими голосами, стрекотал кузнечиками.

В таком-то лесу и обрести речь, коли в том роднике не получилось…

Но что свершилось? Чего боги жедают? Сычонок не ведал. А коли заговорил бы? Судьба в другую сторону повернула б его?

Вдруг сильно пахнуло зверем. Хорт приостановился, раздувая ноздри и осматриваясь. Но зверь так и не появился, и они двинулись дальше. А может, то был один из зверей, званных Хортом.

Они снова вошли в сумрачный пахучий лес. Сильно несло прошлогодними дубовыми листьями. По плечам деда, Хорта и мальчика порхали бабочками солнечные блики. Мальчик чувствовал, как голова отуманилась с того питья. И ему слышались тихие голоса то ли людей каких, то ли зверей. И по сторонам чьи-то тени и мелькали. Но ему не было страшно.

Вдруг прямо посреди дороги они и увидели оленя. На нем тоже светлели солнечные бабочки, рога переливались, а глаза огромно чернели.

Вот точно! То и был зверь званый. Хорт и Мухояр остановились. Мальчик же не останавливался, шел дальше, к оленю, вытягивал руку… Да олень не дозволил к себе касаться, передернул всей шкурой, вскинул рога, напружинился и метнулся прочь, зашуршал прошлогодней листвой, затрещал кустами и скрылся в зарослях. Мальчик растерянно оглянулся на деда с Хортом. По лицу его блуждала улыбка.

– А ты ба яво призвал, подманил, – молвил дед. – На место себе подмену.

– Ни! – воскликнул Хорт. – Уж бо ничего не содеешь.

Дед покачал головой, огладил свою литую бороду потрескавшимися пальцами, пробормотал неясно:

– Оно и сице, да вдруг и по-иному…

Они шли дальше и увидели среди молодых березок и осин старуху в темном платке, она что-то собирала в корзинку.

– Колосовики пошли, – сказал дед, наблюдая за старухой.

Старуха не замечала их, продолжала зорко оглядывать траву среди березок и осинок, иногда наклоняться и срывать гриб, класть его в корзинку. Да вдруг и увидела, застыла, рот разиня. Опомнилась, разглядев, кто на дороге, поклонилась. Хорт махнул ей.

И они пошли далее.

И Сычонку страшно захотелось жарёнки грибной, как это умел делать отец, зажаривал грибы до хруста, с луком, поливал потом сметаной, мама Василиса так и не умела. Еще батька отменно варил уху.

…И у Сычонка снова возникло необыкновенное чувство приближения к отцу. Он покосился на Хорта и Мухояра в высоких рыжих нарядных шапках и подумал, что они-то к батьке его и ведут. И на самом деле он затем и проделал весь этот путь с речки Каспли, чтобы встретиться с батькой и его товарищами, Страшко Ощерой и Зазыбой Тумаком. Они его ждали, ждали уже где-то совсем рядом.

С гнезда на старом дереве спикировали крупные птенцы бурой раскраски. Они сильно били крылами, неловко взлетали к молодым березкам и пытались усесться, уцепиться скрюченными когтями, даже большими загнутыми клювами. Березки клонились под их весом, и птенцы срывались и снова пытались взлететь.

– Слетки, – сказал дед.

Над лесом послышался клекот орлов.

– Мы их не забижаем! – крикнул Мухояр ввысь. – Тща клекочете прещение[295]!

Хорт смотрел ввысь из-под ладони, потом обернулся к мальчику и сказал:

– Орлы под утро дадут тобе позорути и лес, и горы, и Днепр до самого Смоленску.

И мальчик засмеялся. Он хотел этого.

– И ты и сам такожде заклекочешь, – сказал Хорт.

Дорога вышла снова на окраину леса и скоро привела их к невысокой горе в соснах и зацветающем иван-чае. Дальше простиралось хлебное поле. Хорт остановился и отвесил поклон. За ним поклонился и Мухояр, глянул на мальчика, и тот последовал его примеру.

– Гора Перуна! – звучно молвил своим берестяным гласом Хорт.

И снова поклонился. И дед, и мальчик тоже.

И они пошли вверх по тропинке между сосен, среди трав и цветов.

Наверху была ровная площадка с давним кострищем посредине, огороженная камнями, большими и малыми. На сучьях висели целые корчаги, а на одной сосне – тележное колесо с облупившейся краской. С площадки можно было видеть на все три стороны – до окоемов, дух захватывающих своей синей далью. И лишь позади громоздился лес. Леса темнели и зеленели и по правую руку, взбирающиеся на возвышенность, но и они вдали сливались под небом в синюю волну. Но прямо и налево можно было парить бесконечно взглядами, уходящие к небесам леса уже мнились озерами и синими морями.

Мальчик не мог глаз отвести. Такого простора он не ведал в Вержавске.

И вверху, над горой, высоко в синеве кружили два орла. Хорт и Мухояр тоже глядели и молчали.

10

Мухояр велел мальчику спуститься вниз и наломать веток, только поодаль от горы. Мальчик то и содеял, вернулся. Мухояр связал ветки жгутом травным и принялся мести площадку. Хорт где-то внизу рубил деревья. Мальчик снова погрузился в смотрение далей. Задрал голову. Орлы все кружили.

Хорт принес охапку дров, сгрузил у кострища. Посмотрел на мальчика, сидевшего на