Верь только мне (СИ) - Тори Мэй

—Аааа, зеркало! Это ты не по адресу, но могу сказать одно: выглядишь ты прям хреново, — он оглядывается по сторонам.—О!

Длинный придурок встает и снимает со стены зеркало в полный рост. Затем поворачивает его горизонтально и тащит ко кушетке.

—Любуйся, красавчик!

Видок, конечно, так себе, но мне не к разбитой физиономии не привыкать: стесанный подбородок и щека, под глазами залегли глубокие желто-фиолетовые синяки.

Один глаз заплыл кровью, но не страшно. А вот брови и ресницы, да, подпалил, торчат клоками. Каким-то чудом я не лысый, это радует.

Блять, это, получается, парик меня спас?

Начинаю сдавленно беззвучно ржать над этим фактом, но от боли сразу бросаю эту затею. Видела бы меня сейчас Виолетта.

Хотя, наверное, видела.

—Виолетта? — спрашиваю у Макса.

—С ней все нормально, — говорит, возвращая зеркало на место, —Только головой ударилась, но не как ты, конечно. Только она в шоке, кажется. Рыдает.

Бедная моя девочка, стресс за стрессом. Вот тебе и приличное место работы.

—Летта Санна все дни здесь была, с тобой. Наверное, скоро приедет. Ее тоже забирали в участок, узнавали насчет поджога, машины, и в каких она отношениях с Романом и с тобой. Хорошо, батяня твой насчет адвокатов подсуетился сразу, разрулил и с Виолеттой, и со мной, и с девчонками. Так что, нас обещали больше не таскать, по крайней мере, пока судебный процесс не начнется. Мне кажется, Ромчик уже вряд ли испугом отделается, посадят его.

—Не вряд ли, а точно, — послышался голос отца. —Если бы не такая огласка, вообще бы по-тихому все решили за пару дней. Однако, формальности нужно соблюдать. Ты бы, Максимиллиан, прогулялся. И ты, Миля, тоже, — он взглядом остановил снова рвущуюся в палату тётю.

—Все-все, не мешаю! Завтра приеду, Вил, — на выходе Макс обнимает за плечо тетю, выводя ее из палаты. —Теть Миля, Вы с каждым годом все краше и краше! Пойдемте кофе на первом этаже выпьем, а мальчики поговорят.

Или помолчат.

Отец присаживается на место Макса, глубоко вздыхает, и, грустно глядя на меня, выдает:

—Сынок, есть разговор.

Глава 42. Виолетта

Нервно нажимаю кнопку, но дурацкий лифт в этой клинике постоянно занят. Максимиллиан написал, что Вил очнулся, и я ругала себя на чем свет стоит, что уехала. Нужно было забрать документы из ВУЗа.

Сначала мне заявили, что я буду отрабатывать положенный по закону срок, и я, в принципе, ничего не имела против, учитывая, что Лисицына там больше нет. Он обвиняется в умышленном поджоге, покушении на убийство, и, кажется, в том, что обманным путем вовлек Милену в преступную деятельность. По крайней мере, так мне сказал адвокат отца Альберта Карловича. Он, кстати, и позаботился о том, чтобы мне не пришлось отрабатывать.

—Придержите, пожалуйста, лифт, — меня окликает пожилой мужчина.

—Да, конечно. Его здесь не дождешься, — выставляю руку вперед, не давая дверям сомкнуться.

—Благодарю Вас.

—Мне на пятый.

—И мне тоже, — отвечает старец.

Почему-то хочется назвать его именно старцем: крепкий и невысокий, седые волосы и седая борода на смуглом лице, нос с горбинкой и очень спокойный умудренный жизнью взгляд.

В коридоре пятого этажа снуют медсестры, — рабочий день в самом разгаре.

—Отец пациента попросил не беспокоить их некоторое время, — сообщает мне одна из них. —Они там уже почти час, думаю, скоро закончат.

За неделю это место стало мне уже родным, мы перезнакомились со всем персоналом.

Опускаюсь в кресло в зоны ожидания и замечаю, что старец тоже занимает одно из мест и неспеша разворачивает большую газету. А я как ни пытаюсь отвлечься и полистать ленту социальных сетей, волнение перед долгожданной встречей не дает сконцентрироваться.

Убираю телефон в сумку и залипаю в висящий на стене экран, по которому беззвучно крутится реклама клиники. Неделю ждала и еще подожду, пусть поговорят с отцом как следует.

Альберт Карлович места себе не находил, что сильно удивило меня. Судя по рассказам Вила, отец у него изверг. Энергетика у него действительно очень тяжелая и малоприятная. Под его ледяным взглядом хочется сжаться до размеров атома.

Нет, я не думала, что он станет радоваться увечьям сына, но никак не ожидала, что он будет каждый день ночевать в палате и дрожащим голосом говорить с врачами. Вил рассказывал, что отец пережил смерть мамы довольно безразлично. А тут… Мужчина не на шутку переволновался. Как и мы все.

—Это я виноват, что не воспринял все всерьез. Вилли говорил мне, что возникли проблемы с Лисицыным, но я был в ярости из-за командировки, и не услышал его, — невольно, но в один из дней в больнице я подслушала его разговор с врачом.

Я не специально, просто у них голоса громкие.

—Такого никто не мог предположить, Альберт Карлович. Ваш сын сильный молодой человек, он восстановится, —успокаивал его лысый доктор. —Да, какое-то время ему понадобится уход, но все могло быть гораздо-гораздо лучше, не спаси его девушка.

Тут они оба развернулись и уставились на меня, а я готова была провалиться сквозь землю. Мне очень не нравится, что меня выставляют героиней. Не отправь Роман то злосчастное брызжащее желчью сообщение, которое очень пригодилось следствию, возможно, я бы опоздала. Возможно, он надеялся, что телефон сгинет вместе с Вилом во взрыве. Думаю об этом, и слезы снова подступают.

Пока я замешкалась, вытаскивая из сумочки салфетку, мимо меня пронеслась и бесцеремонно ворвалась в палату тетя Вила. Мы со старцем провожаем ее спину и коротко переглядываемся. Что ж, ее можно понять, она тоже тревожилась, так что я терпеливо жду своей очереди.

Однако, вскоре тон общения тети и отца за дверью палаты переходит на повышенный настолько, что туда сбегается и медперсонал. Нашли место отношения выяснять! Они друг друга терпеть не могут, но здесь речь не о них, а о Вилли!

Медбрат выпроваживает злющих родственников из палаты, а я пользуюсь моментом, и, пока никто не смотрит, проскальзываю внутрь.

Вил лежит с закрытыми глазами, как и все предыдущие дни. Тихо опускаюсь рядом на кушетку, и, как только мягко касаюсь его руки, он распахивает глаза.

—Оленёнок, — хрипит с еле заметной улыбкой.

И от этого Олененка меня пробивает. Слёзы сами собой льются, хотя я обещала себе собраться.

—Да, милый, да! — глажу его выше по руке, поднимаясь по плечу и шее до разбитого подбородка. —Прости, что меня не было, я… я документы забирала. Я больше никуда не уйду, — шмыгаю.

—Как ты?

Нервный хохот вырывается из-под моих слезо-соплей. Что мои царапины по сравнению с тем, как ему досталось? Голова еще ноет, но мне уже гораздо лучше. И я просто киваю, продолжая бережно поглаживать его лицо.

—Спасла меня, — выдыхает Вил.

—Перестань! — хлюпаю носом, тоже переходя на шепот. —Я вообще не должна была тебя туда отпускать. Это был его план с самого начала, Вил, — расквитаться с тобой. Ты просто вовремя уехал в командировку, и ему пришлось выкуривать тебя. Он… он убить тебя хотел. Я должна была это понять, почувствовать. Должна!

—Нет, — он берет меня за руку, хотя движения даются ему пока сложно, и прикладывает мою ладонь к губам.

—Я чуть с ума не сошла, Вилли! Мы все! Я так рада, что все обошлось. Врач говорит, что ты быстро поправишься!

В ответ он осторожно притягивает меня, показывая, чтобы я легла рядом. Благо, кушетки в этой клинике позволяют, хоть бочком, но расположиться вместе. Скидываю обувь и послушно забираюсь к нему, стараясь касаться только руки.

Мы молчим, и я слышу только равномерное гудение больничной техники. А затем и глубокое спокойное дыхание Вила. Он засыпает. Мальчик мой, измучился.

—Виолетта, можно тебя? — в дверь заглядывает тетя Эмилия.

Мягко отлипаю от теплого Вила, и выхожу в коридор вслед за ней. Мы присаживаемся в зоне ожидания и она протягивает мне стаканчик кофейного кипятка из автомата.

—Дорогая, — сладко начинает она, —Мы все очень рады, что мой племянник пришел в себя. Благодаря, в том числе, и тебе, — нехотя признает она. —Но ему сейчас нужен покой. Никаких волнений.