Деспот - Арина Арская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мирон вытягивает из моего рта обслюнявленный платок и улыбается. Неужели он не понимает, что творит дикую дичь? Когда на кухне он говорил, что его нельзя дразнить, потому что он человек мстительный, то ему стоило предупредить, что мстить он будет через свадьбу.
— Ты совершаешь ошибку, — судорожно шепчу я. — Поиграли и хватит. Серьезно, Мирон. Услышь меня.
Машина подъезжает к кованым воротам, тихо шурша по асфальту. Мы за МКАДом посреди жуткой березовой рощи. Нет, возможно, днем здесь очень красиво и романтично, но не ночью в компании с заведенным до предела мужчиной.
— Ты, главное, будь собой, Софушка. Мои родители чувствуют притворство за версту.
— Мирон. Твои родители не будут мне рады.
Из будки у ворот выходит приземистый, широкоплечий мужчина в черной форме и тяжелых ботинках. Виталий тушит фары, и охранник подсвечивает фонарем номер. Поднимает мрачный взгляд и кивает.
— Мы, что, в тюрьму какую-то приехали? — нервно хихикаю я.
Охранник возвращается в будку, и ворота медленно отворяются. Машина трогается с места, и меня потряхивает от паники.
— Виталий, — шепчу я. — Скажите своему боссу, что он сошел с ума.
— От любви? — уточняет он и хитро смотрит в зеркало заднего вида. — Мирон Львович, Софья просила передать, что вы сошли с ума.
— Да какая же это любовь? — охаю я и, всплеснув рукой на Мирона, клокочу. — Он, что, меня любит? Нет!
— Так, ладно, — он мнет платок в руках и тянется ко мне. — Рот открой.
— Все! Я молчу! — неуклюже отползаю от Мирона. — И руки развяжи. Что у тебя за нездоровая тяга к связыванию?
— Ты молчишь или как?
— Молчу.
— Вот и молчи.
Сумасшедший. Это уже не заигрывания и совращение влюбленной секретарши, а… Да я даже не знаю, как назвать сложившеюся абсурдную ситуацию. Как ему в голову пришло привезти меня домой к родителям?
Машина паркуется у крыльца белого особняка: панорамные окна, мраморная широкая лестница с массивными перилами, терраса с балюстрадами, а вокруг стриженный газон и каменные вазоны с цветущими кустами. Если это и тюрьма, то очень пафосная.
Мирон развязывает мои руки, и я обиженно тру запястья, глядя на него:
— Может, не надо?
— Выпрыгивай.
Да к черту. Если ему так хочется, то я, конечно, познакомлюсь с его родителями. Пусть посмотрят, к чему привело их воспитание. Выползаю из машины, и к Мирону по ступеням бежит полная пожилая седовласая женщина в темном строгом платье и милом белом переднике:
— Мирон! Ты ли это?
— Я, — он позволяет себя обнять и вежливо просит, — разбуди маму с папой.
— Бегу, мой золотой, — семенит к крыльцу, а потом оглядывается на меня. — Бегу!
— Беги, Анна, — приказывает Мирон, и женщинами с охами скрывается за двойными дверями.
Нерешительно топчусь на месте босыми ногами, и Мирон теперь приказывает мне:
— Идем.
А я как-то уже и не хочу никуда идти, и меня буквально тащат за собой со злым бурчанием:
— Софушка, ножками активнее работай.
Через минуту слабого сопротивления я сижу в просторной гостиной на софе, скромно сложив ручки на коленях. Тут красиво. Как во дворце: зеркала, белое дерево, позолота, парча, лепнина и резные витиеватые поверхности.
— Расслабься, — Мирон широко расставляет ноги и откидывается назад.
— А я без трусов, — краснею, сведя вместе колени.
— Об этом не обязательно знать моим родителям.
— И выгляжу я отвратно. У меня ноги грязные. И блузка в крови.
— Это ты сама виновата. Кусаешься, убегаешь, дерешься.
В гостиную вплывает статная женщина в вышитом золотом и длинном, до пола, халате благородного цвета бордо. Темные волосы наспех собраны в пучок, глаза немного опухшие, но это не портит зрелую и аристократичную красоту. За ней шагает заспанный хмурый мужчина с легкой седой щетиной и всклокоченными волосами. И тоже в халате, но черном и без вычурной вышивки.
— Мироша, — охает женщина.
Мироша встает, заключает мать в объятия и терпеливо принимает ее поцелуи.
— Три часа ночи, — а вот глава семейства не пышет радостью и зевает, прикрывая рот ладонью. — Совести у тебя никакой.
— Три с половиной, — Мирон сверяется с часами и поднимает взгляд на него.
— Это все, конечно, меняет, — тот хмыкает и как-то слишком официально пожимает сыну руку. — Вечно ты то неделями не появляешься, то…
— Софья, — грубо и невоспитанно перебивает отца Мирон и указывает на меня, — женюсь.
И довольный присаживается рядом.
— Ох, — говорит его мать и опускается на краешек кресла напротив. — Неожиданно.
— Опять? — отец вскидывает бровь и скрещивает руки на груди, глядя на меня.
— В смысле опять? — Мирон усмехается. — Мы не вспоминаем о старых ошибках.
Гостиная тонет в молчании. Родители Мирона не торопятся представлять по имени и, уставившись на меня, медленно моргают. Я помятая, сонная и уставшая.
— Он меня украл, — наконец говорю я.
— Так, — мать поправляет ворот халата.
— Я его секретарша.
Отец Мирона поперхнувшись, откашливается, и его брови ползут на лоб.
— И знакомы мы с ним всего несколько дней. Я в него влюбилась, а он нет, но зачем-то принуждает к браку, — спокойно продолжаю я, а в душе рыдаю от отчаяния.
— Влюбилась, но замуж не хочешь? — уточняет мать. — Почему?
— Не любит он меня, а потом еще и бросит. Найдет другую секретаршу, — пожимаю плечами. — И все. Развод. А я что? Разведенкой не хочу быть.
— А, — отец подносит пальцы к подбородку в задумчивом жесте и переводит взгляд на Мирона, — а зачем тебе женится на секретарше?
— Хочу.
— Кто из нас виноват, дорогая? Я или ты?
— Ты про что конкретно? — потенциальная свекровь смотрит на мужа.
— Про то, что наш сын ворует босых секретарш, — устало отвечает тот. — Мог бы хотя бы ей туфли купить.
— Он купил, но я пока от него убегала, забыла обуться, — едва слышно оправдываюсь я.
