Деспот - Арина Арская

Эпилог

— Сава! — вскрикиваю я, когда младший из двойняшек с хохотом забегает в пруд по пояс в желании поймать испуганную утку, что отплыла к противоположному берегу. — Стой! Стой, Сава!

Ему и его брату Богдану четыре. Только если младший спокойный, рассудительный, то старший шкодничает, везде лезет и закатывает грандиозные истерики, от которых трясутся стекла на окнах. И как астрологи объяснят, что у двух мальчиков, рожденных в один день такие разные характеры? Они только внешне походят друг на друга: оба чернявые и бледнолицые.

Вот и в этот раз отвлеклась на порхающую желтую бабочку, как он в мгновение ока оказался в воде. С громким восторгом хохочет. Сколько раз я его вытаскивала из воды? Раз десять.

На детский бассейн, что стоит в нескольких метрах от пруда, Савелию и дела нет. Куда интереснее поплескаться в грязной и мутной воде. Дети удивляют своей нелогичностью.

— Сава! — ковыляю к пруду, придерживая раздутый живот, в котором ждут своей очереди еще две крошки, — пожалей маму.

Богдан сидит на ступеньке беседки и флегматично наблюдает за братом, который собирает в ладошки воду и выплескивает ее веером радужных брызг в сторону утки, которой очень повезло быть единственно выжившей после нападения дикой лисы. Хвостатая мерзавка год назад ночью передушила четырех птиц в птичнике, а пятая отделалась шоком и вырванными перьями из правого крыла.

— Кыс-кыс-кыс, — Сава тянет руки к настороженной птице. — Иди сюда.

Если он спаслась от лисы, то точно не купится на подозрительное “кыс-кыс-кыс”, которое и кошку напугает. Голос у Савелия повелительный и низкий. Уже сейчас можно сказать, что он будет пугать людей басом, когда вырастет.

— Савочка, сладкий, — вывожу его из пруда, — маму надо слушаться.

Но у нас в семье слушают папу, а маму любят. Стоит попросить Мирона, чтобы он провел воспитательную беседу, что в пруду купаться нельзя, а утки не откликаются на “кыс-кыс-кыс”. Задумываюсь над тем, а на что отзываются утки?

— У него штаны мокрые, — резюмирует Богдан и подпирает ладошками лицо.

По дорожке к нам бежит няня Дарья, которая отошла на несколько минут переговорить с дочерью по телефону. Приятная и добрая женщина, которая во многом мне помогает. Без нее бы точно свихнулась. Материнство — сложная наука и я ее только постигаю. Очень стараюсь быть хорошей мамой, но когда Савелий игнорирует мои просьбы не лезть в пруд, я начинаю сомневаться в своей компетенции.

А когда швыряется едой, льет на голову компот и отказывается от каши я хочу плакать С ним, кстати, попытки сыграть в соревнование, кто быстрее съест ужин, не сработают. В принципе, как и с Богданом, который слишком серьезен для подобного невинного обмана.

— Опять?! — она смотрит на насупленного и мокрого насквозь Савелия.

Дарья тоже устала от вечно мокрого и грязного Савочки.

— На секунду отвернулась, — тяжело вздыхаю я.

Раздумываю над тем, чтобы закопать пруд или огородить его высоким забором до того момента, пока Савелий не подрастет и не потеряет к нему интерес. Нет. Я и Мирон летними ночами сидим в беседке и наслаждаемся умиротворенностью, урчанием жаб и кряканьем утки, которая, похоже, и не спит вовсе.

— Второй идет! — охает Дарья. — Богдан! А ты чего?

Оглядываюсь. Богдан стоит у кромки пруда и серьезно смотрит на меня, а потом опускает носочек воду и тут же отходит.

— Мокро. Фу, — трясет ногой.

И не поспоришь. Это он в меня такой разумный вышел. Хотя ладно, я и в истериках Савочки узнаю себя. Они у него, ух какие, отчаянные. Прямо как у мамочки, когда ее накрывает гормональный перепад.

Дарья берет Савелия за ладошку и ведет к дому. Опомнившись через секунду, он рявкает:

— Мама! — и тянет руку ко мне. — Богдан!

Без мамы и Богдана он против того, чтобы ему сменили мокрые штанишки на сухие. Переглядываюсь со старшеньким, который вздыхает и шагает за братом. Прижимаю руку к животу, когда меня изнутри требовательно пинают. Как я справлюсь с четырьмя?

— Когда папа приедет? — спрашивает Савелий, когда я натягиваю на него чистые штаны в зеленую полоску. — Когда?

— Скоро, — успокаивает его Богдан, раскручивая колесо игрушечной машины.

А папа явится через два часа. И по обыкновению с охапкой цветов. В день, когда я с криками дала жизнь его сыновьям, он решил, что теперь его святая обязанность закидывать меня пышными и шикарными букетами, которые меня каждый раз радуют.

Представьте эту картину: из машины выскакивает с роковой улыбкой красавец с букетом пионов, которые он вручает с ласковым поцелуем, и шепчет на ухо жуткие пошлости. Боже, поскорее бы он уже приехал. Я соскучилась по его незаметным игривым щипкам, поглаживаниям и нежностям.

Моя сказка закончилась “жили долго и счастливо”. И Мирон очень для этого постарался. Даже на место личной секретарши нанял матерую пожилую тетку из родственниц Марии Ивановны, чтобы я не взревновала его ненароком. Понятное дело, что периодически меня терзали нехорошие мысли, когда он задерживался на встречах, но реальных поводов для скандалов и истерик не давал.

Пусть с Ингой мы не стали близкими подругами: у нас ложились тихие и уважительные отношения без несправедливых претензий и обид, но она внезапно нашла родственную душу в моей маме. Их сблизила тяга к эзотерике. Именно она активно выступила за то, чтобы мои родители прекратили упрямиться и переехали в Москву поближе к внукам. И к ней. В общем, дружат, чаи гоняют и картишки раскидывают на будущее, пока папа и свёкор сидят в другой комнате и ведут чисто мужские разговоры за стаканчиком виски или бренди. Иногда к ним присоединяется Мирон.

Зато с кем я близко подружилась, так это с Елизаветой. Она мне очень помогла с Богданом и Савелием: во время беременности поддерживала, успокаивала и заверяла, что с двумя не так сложно и присутствовала на родах. Она же и няню подыскала и учила, как правильно кормить грудью, убаюкивать и держать на руках. Можно сказать, что она стала мне старшей сестрой, а не просто золовкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍