Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль

это Великое Существо «схлопнулось» с ним. В какой-то момент оригинал подошёл так близко к отражению, что зеркало его втянуло, – это как бы здешнее пространство так думает. Это хозяева и мэтры социума думают, что им теперь не нужен «мэтр снаружи», не нужно Великое Существо: теперь они во всей своей полноте и есть одновременно и Великое Существо, и его представители, – двойная такая функция. Бытие стало человеческим обществом, просто обществом.

Может, потому, что людей стало так много и так быстро разрослось информационное поле, ноосфера? И если раньше люди долго коммуницировали, то теперь они так близко друг к другу, так сильно друг на друга влияют, что подменяют этот Рок?

Здесь многое верно замечено, особенно в плане коммуникации. Но нужно понять и разобраться в главном: что такое кризис реальности, потому что общество превращается в Бытие, – и это продукт кризиса. Реальность входит в некую очень болезненную фазу. Но чтобы понять, что такое кризис реальности, нужно понять, что такое реальность вообще. Реальность – это эффект противостояния нас, как свидетелей, тому, что есть «не-Я».

Сложно. Давайте ещё раз.

Давайте так. Вот с самого начала, когда человек говорит «это реально» или «это реальность или это сон», он апеллирует к дихотомии «сон – реальность», он щиплет себя, чтобы проверить, реальность ли это; если он засыпает, он знает, что он уходит в некий внутренний мир, мир грёз.

Чем характеризуется этот мир грёз? В этом мире грёз он никому не противостоит, он уходит в домик своего физико-психического существа, в своё подсознание, в своё бессознательное, он отключается от внешнего и говорит: «Это – не реальность». Или он принимает наркотики и отключается от внешнего мира, уходит в некий внутренний субпродукт. Значит реальность – это то, что не является чем-то внутренним, не тем, что присуще ему, что он может найти, отключившись от всего остального. Реальность – это внешнее. Но какое внешнее? Внешнее – не то абстрактно «внешнее», а то внешнее, с которым он борется, которому он противостоит, где существуют силы действия-противодействия, противонаправленные силы. Допустим, некое давление – то, что является принуждающим фактором. Вот говорят: «Сила тяготения – это же реальность», «То, что ты стареешь – это же реальность». Ну, в своих снах я могу не стареть, в своих снах я могу молодеть или летать. Но реальность говорит: «ты стареешь», «ты не можешь летать». Это – реальность.

Теперь, если это реальность, то в чём заключается её кризис? Кризис заключается в том, что исчезает момент противостояния. Это значит, что с одной стороны есть некий вызов, который на тебя давит, а с другой стороны есть «Я-свидетель», который является достойным оппонентом, полюсом.

Протагонист и хор, как в древнегреческой трагедии.

Совершенно верно. «Да, я проигрываю, я, конечно, не могу не стареть. Я старею. Я не могу взлететь. Я обречён по закону тяготения. Но это применяется ко мне, и я являюсь достойным объектом, на который это воздействует, потому что армия реальности меня преследует. Разные физические, моральные, психические и прочие фундаментальные законы не дают мне спуску. И я их отталкиваю. Даже становясь преступником, я борюсь с этой реальностью, кидаю ей вызов, и в этом смысле я переступаю какие-то законы, какую-то черту».

Можно же сказать, что первые воздухоплаватели, братья Райт, были «преступниками», потому что они нарушили закон тяготения, переступили его.

Я бы сказал – чуть ли не богоотступники.

Они бросили вызов этому закону и переступили его, и тем самым они «технически» преступники. Но происходит странная вещь: исчезает противостояние. В какой-то момент оказывается, что внешнее, которое давит, – есть, а вот то внутреннее, которое сопротивлялось, на которое это внешнее давило, – его больше нет. Нет больше того субъекта, нет больше той точки, на которую со всех сторон шли эти стрелки давления, – человек исчез.

То есть нет условного Леонардо да Винчи, который противостоял силам природы, в каком-то смысле, пытался открыть новые механизмы, – это вы имеете в виду?

Нет больше человека, который ощущает себя чем-то отдельным и самостоятельным от общества. Существует огромное количество сделанных под копирку людей, которые не то что себя ощущают, – а для них нет вопроса «ощущать, не ощущать». Это их данность, как у кроликов, которая не обсуждаема: не обсуждаемо, что мы являемся винтиками общества, мы являемся частью общества.

Конечно, Аристотель говорил, что «человек – это животное общественное», конечно, Ленин говорил, что «нельзя жить в обществе и быть свободным от него». Но они, по-моему, не то имели в виду, когда это всё говорили. Современный человек, когда говорит о себе как о достойном члене общества, он просто предполагает, что его бытие, его личное бытие является функцией от социума, что он просто встроен в социум. Клетка же не может существовать сама по себе вне организма: если выделить эту микроскопическую клетку, то она просто умрёт, потому что она вписана в ткань, является структурным элементом ткани, а ткань организована в более сложный высокий порядок. Поэтому клетка не может мыслить о себе, как о чём-то, играющем собственную роль, «оппонирующем» организму, и так далее. Если она так думает, то это уже раковая опухоль, и её хирургически удаляют. Поэтому человек – как отдельный игрок, который противостоит обществу как некий антропологический полюс. Общество же – это не антропология. Социальная антропология появляется только сейчас, в результате того, что общество всё заполонило. А вообще антропология – это изучение человека, который, как вы помните, на рисунках того же да Винчи, – это макрокосм, человек стоит как пятиконечная звезда, и он является моделью всей реальности. Но такой человек исчез.

Кризис реальности – это исчезновение человека и поглощение его социумом.

Человек перестал быть самостоятельным. То есть если человек ещё несколько веков назад мог самодостаточно существовать, обрабатывать землю, охотиться, питаться, то теперь мы настолько все дифференцированы, что работник по установке пластиковых окон может делать только это – и ничего другого…

Это внешняя часть, потому что, теоретически говоря, можно поставить этого офисного работника в условия Робинзона, когда он будет вынужден, чтобы не сдохнуть, сеять какой-то хлеб или рубить какие-то дрова. Но дело не в этом, дело в том, что его внутреннее самоощущение является просто чистым забвением того, что он есть отдельное