Inferente. История одного письма (СИ) - Фадеева Варвара

— Мне непросто об этом говорить… Но теперь было бы нечестно скрывать от тебя прошлое, когда ты открыла мне своё, — сказала она, и вздохнула. — Я расскажу, что случилось, но не здесь. Пошли ко мне в каюту.

— Хорошо, — лаконично ответила я, и последовала за подругой. Внутри всё сжималось от предвкушения — что я сейчас узнаю? Насколько это испытает мою преданность подруге на прочность?

Мы молча прошли к каюте. Свободной там была только кровать Флейм, на которой мы и расположились. Всё остальное завалено инструментами, деталями, запчастями и мелкими драконами. Облокотившись спиной о стенку, я приготовилась слушать. Флейм сидела ближе к краю и перебирала руками плед, на котором мы сидели.

Я внимательно посмотрела на блондинку. Она выглядела так, словно готовилась прыгнуть в невероятно тёмный и опасный омут, из которого еле выбралась в прошлый раз. Подруга ненадолго посмотрела в иллюминатор, после чего начала свою историю.

Флейм помнила Луну столько же, сколько и саму себя. Тогда это была механическая собака — одна из последних живых механоидов.

Семья Флейм издавна владела секретом пересадки мозга животных в механические тела. Хранить его с каждым годом становилось всё сложнее: попытки выведать технологию и применить её на людях становились всё чаще. Но всякий раз, как кто–то проделывал подобное, разница в мышлении зверей и человека проявлялась чудовищным образом. Умершие, которых пытались таким образом вернуть к жизни, уже не могли стать собой. Они сходили с ума, и в своём безумии крушили всё вокруг.

Конечно, рано или поздно это должно было произойти, и технологией заинтересовались в военных целях. Чтобы уберечь человечество от разрушений, секрет технологии был уничтожен.

Это сделал дедушка Флейм — отличный механик и пацифист до мозга костей. Он сжёг все записи, оставив жить лишь свою горячо любимую собаку. К тому моменту она уже состарилась, и мозг был успешно пересажен в механическое тело. Но как — теперь не знал никто.

Луну любили и хранили не только как дорого питомца, но и как особую реликвию. А она, в свою очередь, проявляла удивительную преданность своим хозяевам. Но ни с кем у нее не было такой крепкой связи, как с Флейм.

Она сопровождала девочку практически с ее появления на свет. Играла с ней под присмотром родителей, а потом и сама. Пока Флейм была маленькой, Луна катала её на своей металлической спине, а позже они просто ходили вместе всюду, куда могли. Флейм тщательно мыла ей лапы после прогулок и спала с ней в обнимку несмотря на протесты родителей. Гладила её по искусственному белому меху, под которым были сенсоры, и делилась лакомствами. В те времена Луна могла чувствовать и вкус, и запах, и лёгкое дуновение ветра.

Постепенно взрослея, Флейм стала интересоваться, как же работает тело Луны и захотела сама научиться её ремонтировать. Таким образом, девочка увлеклась механизмами и вместе с питомицей проводила дни напролёт в мастерской.

Помимо неё, у Флейм не было друзей. Одноклассницы не понимали её стремления к механизмам, а одноклассники и вовсе смеялись. Порой девочку это огорчало до слёз, но тогда верная подруга прижималась к ней, разделяя грусть хозяйки и унимая боль. Она ждала её каждый день из школы и разделяла все забавы и задания, трудности и веселье. В её ярко–голубых глазах умещались столько преданности, любви и дружбы, сколько девушка не сыскала бы и в сотне своих сверстников.

Когда Флейм исполнилось шестнадцать, они с семьёй выбрались в путешествие на машине. Всего один день дороги, после которого их ждал арендованный домик в курортном городке. Говорят, там было очень красиво. Но Флейм туда так и не доехала.

Луна, тело которой ощущало всё не хуже биологического, регулярно вытягивала морду навстречу ветру, высунув язык.

Всё шло лучше некуда, пока машина не стала барахлить. Отец Флейм притормозил, и залез под капот с желанием разобраться в ситуации. Девочка, к тому моменту умевшая немало, решила присоединиться.

Так уж случилось, что остановились они посреди трассы в поле, и на километры вокруг не было ни одной живой души.

Но юная механик была уверена в своих способностях. Более, чем стоило бы.

Применяя свои знания, она не учла один момент — тормозным колодкам срочно нужна была замена, и лучше было подождать на месте, чтобы кто–то отбуксировал их до ближайшей автомастерской. Ещё немного, и они бы совсем вышли из строя. Но Флейм не могла этого знать, а потому наскоро отремонтировала, и решила, что всё будет в порядке.

Машина продолжила движение по трассе.

Дорога была ровной, и автомобиль набрал скорость.

Ветер всё также приветливо залетал в окна, мотор гудел.

А потом произошло то, что должно было с самого начала — механизм дал сбой. Отец Флейм потерял управление, и машину занесло. Она сошла с дороги, несколько раз перевернулась, затормозила о столб со всего разгона и смялась сбоку.

Столб врезался в заднее сидение, со стороны Флейм, но Луна в последний момент интуитивно прыгнула между хозяйкой и стенкой, принимая удар на себя.

Вся семья потеряла сознание. Их нашли спустя несколько часов. Несмотря на травмы, и родители, и Флейм остались живы. В отличие от Луны.

Когда Флейм вытягивали из смятой машины, она очнулась и стала спрашивать, где Луна и что с ней. Но хватило одного взгляда, чтобы увидеть среди смятой груды металла родные голубые глаза, в которых еле–еле теплилась жизнь.

Она стала брыкаться и кричать, что без своей собаки никуда не пойдёт, пыталась вытащить её, но всё без толку. Медики настойчиво оттаскивали её, но достигли успеха не ранее, чем пообещали, что спасут и Луну тоже.

Флейм ввели успокоительное, но она всё равно протянула руку к питомице. Та подалась к ней в ответ, преданно глядя на хозяйку.

Кончики пальцев едва успели коснуться механической морды, когда отяжелевшие веки девушки снова сомкнулись. Это ощущение и два бледно–голубых огонька чётко отпечатались в гаснущем сознании.

Но слово медики сдержать не смогли.

Когда Флейм проснулась в больничной палате, рядом с ней стоял сундук с подключёнными проводами и системой жизнеобеспечения. В нём лежало всё, что удалось спасти и что каким–то чудом уцелело: мозг Луны.

Флейм винила себя и не верила родителям, которые утверждали обратное. Она искала давно утраченную технологию, но не могла ничего найти: все записи и чертежи были давным–давно уничтожены.

Тела обычных механических животных не подходили — там попросту не было места для чего–то биологического. Несмотря на это, она пыталась. И попытки успехом не увенчались.

Девушка больше не могла оставаться дома и смотреть в глаза родителям. Находиться в этих стенах и помнить, что произошло, было невыносимо.

Поэтому она собрала все сбережения и пошла учиться на бортмеханика в Государственный Почтовый Университет. В её душе теплилась надежда, что она сможет стать достаточно хорошим механиком, чтобы самой разгадать секретную технологию продления жизни животных в механических телах.

— За эти годы я перерыла все семейные архивы. Нашла всё, что только могла и пыталась воплотить в жизнь, — добавила Флейм. — Я помню каждую из сотен попыток. Каждое «озарение», когда мне казалось, что я всё поняла и вот теперь всё получится, и провал, следовавший за ним. Но что бы я ни делала, как бы ни старалась, она по–прежнему оставалась мёртвой, — сказав это, подруга уронила лицо в ладони. Луна примостила морду на коленях хозяйки, пытаясь утешить. — Я столько раз ошибалась и не могла уснуть ночью, думая, что не выложилась по полной, что могла бы лучше. Проходило немного времени, и всё начиналось заново: поиски, схемы, чертежи, попытки. И неудачи. Всякий раз, один и тот же результат, с которым я не могла ни явиться родителям на глаза, ни посмотреть в них самой себе в зеркале. Руки опускались, но я не могла сдаться. Я бы не простила себе этого, как и той аварии.