О материалистическом подходе к явлениям языка - Борис Александрович Серебренников

языках тенденцию к упрощению и устранению аффрикат, а также наличие языков, в которых аффрикаты вообще отсутствуют. Звуки, имеющие дополнительную артикуляцию, обычно не устойчивы. К таким звукам относятся носовые гласные, придыхательные смычные, велярный k, заднеязычный n (ŋ), типичные для семитских языков эмфатические согласные, межзубные спиранты, палатализованные согласные.

Стремлением к облегчению произношения можно также объяснить многочисленные явления палатализации смычных и спирантов, а также случаи превращения смычных в аффрикаты перед гласными переднего ряда, соноризацию глухих смычных и спирантов в интервокальном положении.

Равномерность ударения и связанная с ним одинаковая долгота гласных также связана с повышением количества произносительных затрат. Поэтому образование редуцированных гласных также связано с действием тенденции к экономии.

«С тенденцией к экономии связаны некоторые специфические изменения щелевых гласных в имплозивной позиции или в конце закрытого слога. Наблюдается определенная тенденция к употреблению в имплозивной позиции согласных с ослабленной артикуляцией. Так, например, в португальском языке взрывные согласные типа b, d, g допускают в этой позиции лишь спирантизованные (т.е. артикуляционно ослабленные варианты). Смягченное палатальное l совершенно недопустимо в конце слова и в абсолютном исходе; в этой позиции возможно только велярное l, т.е. опять-таки согласный с менее напряженной артикуляцией»[308].

По-видимому, эти особенности не являются только отличительным свойством португальского консонантизма.

Веляризация l наблюдается в самых различных языках. Довольно часто наблюдается вокализация l и r. Часто вокализуется в имплозивной позиции γ.

От частого употребления в языке слова сокращается его объем и конец слова ослабляется. Язык, повинуясь тенденции к экономии физиологических затрат, перестает в нем нуждаться, что вызывает специфические явления, известные в лингвистике под названием «изменение конца слова». К этим явлениям принадлежат: оглушение конечных звонких согласных, редукция конечных гласных и их отпадение, сужение гласных конечного слога, стяжение дифтонгов в абсолютном конце слова, отпадение аслаутных согласных и т.п.

С тенденцией к облегчению произношения связаны в языке такие явления, как синкопа, эпентеза, устранение зияния, устранение концентрированных произносительных усилий, явления умлаута и сингармонизма.

Словарный состав языка, насчитывающий многие десятки тысяч слов, открывает широкие возможности для реализации в языке огромного количества звуков и их различных оттенков. В действительности каждый язык довольствуется сравнительно небольшим количеством звукотипов или фонем, достаточным для различения звуковых оболочек слов.

Можно априорно утверждать, что на земном шаре нет ни одного языка, в котором бы различалось 150 фонем. При наличии в языке очень длинных слов восприятие их ухудшается. Поэтому все языки мира стремятся не иметь слишком длинных слов. Отталкивание от омонимии представляет широко распространенное явление. Существует также тенденция к выражению одинаковых или близких значений одной формой. Эта тенденция находит проявление в ряде широко распространенных в различных языках мира явлений, которые обычно называют выравниванием форм по аналогии.

Слова типа конь, стол и сын в древнерусском языке имели специфические окончания дательного, винительного и предложного падежей мн. числа – дат. – столомъ, конемъ, сынъмъ, тв. – столы, кони, сынъми, предл. – столъхъ, конихъ, сынъхъ. В современном русском языке они имеют одно общее окончание – столам, столами, столах; коням, конями, конях; сынам, сынами, сынах. Эти общие окончания возникли в результате перенесения по аналогии соответствующих падежных окончаний имен существительных, представляющих старые основы на a, ja типа страна, земля и т.д.

С тенденцией к экономии так или иначе связаны процессы, облегчающие восприятие языковых единиц. Значение, выраженное особой формой, легче воспринимается, чем конгломерат значений, выраженный одной формой. Этим обусловливается в языке тенденция к выражению разных значений разными формами. Полисемантичные формы рано или поздно подвергаются преобразованиям. Имперфект в старом арабском языке мог иметь значение настоящего, будущего и прошедшего времени. Это коммуникативное неудобство потребовало создания дополнительных средств. Так, например, присоединение к формам перфекта частицы qad способствовало более четкому отграничению собственно перфекта, например qad kataba ʽон уже написалʼ. Присоединение префикса -sa к формам имперфекта, например sanaktubu ʽмы напишемʼ или ʽбудем писатьʼ дало возможность более четко выразить будущее время. Наконец, употребление форм перфекта от вспомогательного глагола kana ʽбытьʼ в соединении с формами имперфекта, например, kana jaktubu ʽон писалʼ дало возможность более четко выразить прошедшее длительное.

Необходимость экономить требует, чтобы на произношение и понимание слова затрачивался минимум времени. Отсюда различные сокращения, эллипсисы, усечения и т.п., которыми так богат разговорный язык. Для того чтобы ассоциации, связанные с определением слов, могли осуществляться с меньшим усилием памяти, необходимо, чтобы языковой знак не изменял своей формы или изменял ее незначительно при переходе от одной грамматической формы к другой.

Некоторые лингвисты полностью отрицают какое либо значение тенденции к экономии. Особенно показательным в этом отношении является высказывание Л. Зюттерлина:

«Разве Haus ʽдомʼ более удобно для произношения, чем hus, weit ʽширокийʼ удобнее, чем wit? Алеман и северный немец, говорящие на своих диалектах, все это могут оспаривать. Почему более старое laufen ʽбегатьʼ превращается в диалектах в lavfe, а более старое geiz ʽкозаʼ в Guss или Gaass? По сравнению с переходом wit > weit это еще более неудобно: Это привлечение удобства – ложный путь, вернее тупик, в который теперь уже не стоит попадать»[309].

«Прежние грамматисты, – замечает А. Доза, – утверждали, что латинское p в положении между гласными ослабло и дало b, затем оно дало v, поскольку v требует меньше труда, чем b. Но это ничем не доказано. Несомненно, губное давление у p больше, чем у v, но зато два последних звука связаны с дрожанием голосовых связок, которое отсутствует у p, v, в свою очередь требует более усиленного выдоха по сравнению с p, и по этой причине оно утомляет определенные мускулы»[310].

В специальной статье «Определяет ли принцип экономии развитие и функционирование языка?»[311] Р.А. Будагов пытается доказать, что этот принцип вообще не имеет никакого значения, приводя следующие аргументы: в языках не наблюдается процесса планомерного сокращения многосложных слов, поскольку наряду с сокращением появляются новые многосложные слова (см. с. 19). Возникновение новых дифференциальных признаков на любом уровне языка, в любой его сфере, приводит не к уменьшению, а к увеличению числа категорий форм слов, которыми оперирует язык (см. с. 21). Понятие экономии не может иметь единичного характера, не может свидетельствовать о лучшей или худшей организации системы языка. Предложение, короткое по длине и тем самым казалось бы более сложное и тем самым экономное, чем предложение длинное, но с не осложненной («ненапряженной») семантикой глагола. Короткое слово может выступать семантически и синтаксически «некоротким», многоплановым (см. с. 24, 25). Дифференциация слов способствует увеличению словаря,