Warhammer: Битвы в Мире Фэнтези. Омнибус. Том I - Гэв Торп

Ход мыслей Павла был слишком абстрактен для Каспара, и он просто кивнул, неуверенный в том, что именно хотел сказать его друг. Однако от раздумий его оторвал вопрос Павла:

— Ты ожидаешь посетителей?

— Нет, — ответил Каспар, поднимаясь с кресла под гул сердитых голосов, доносившихся с улицы.

Он проснулся и не смог открыть рта.

Он вцепился ногтями в губы, отдирая от лица маску из мертвой кожи, и с отвращением швырнул ее на пол. С расширенными от ужаса глазами он рывком сел. Лучи низкого солнца пронзали грязную стеклянную крышу, тускло освещая бревенчатую мансарду; в воздухе плясали тучи пылинок. Вокруг него жужжали мухи, облепляя губы и руки там, где на них запеклись пятна крови и присохли бурые лохмотья.

Что-то свисало с крюка за его спиной, но он пока не хотел оглядываться.

Он резко поднялся, и жуткая тошнота тут же скрутила желудок; запах чердака проник в него: душок разложения и гнилостная вонь бальзамировочных жидкостей, украденных из здания чекистов.

Просыпаясь здесь, он понимал, что та тварь, существо внутри него, называющее себя его истинным «я», истинной сутью, снова убило, хотя он и не помнил, кого оно сожрало на этот раз. Все, в чем можно было быть уверенным, — это что еще одна жизнь оборвалась, исчезнув с лица земли в воплях невыносимой боли, и что оно — он — в ответе за это. Он упал на колени, содрогаясь в спазмах рвоты, ощущая во рту вкус сырого мяса. Всепоглощающая вина заставила его проплакать целый час, он ревел, точно новорожденный младенец, скорчившись в позе зародыша, пока не вспомнил о медальоне, не открыл со щелчком крышку и не уставился на портрет внутри. Вьющийся локон золотисто-каштановых волос покоился там, как в гнездышке, и он прижал его к лицу, вдыхая ее густой аромат.

Хлюпанья и дрожь стихли настолько, что он смог подняться на колени. Томительное эхо истинного «я» покинуло сознание, когда он подобрал широкий красный пояс, вроде тех, что носят кислевские бояре, и вытер лицо, чувствуя, как по мере очищения сила и индивидуальность возвращаются к нему.

На цыпочках он подошел к чердачному люку и прислушался, не шумит ли кто внизу. Он всегда тщательно заботился о том, чтобы скрывать от других деятельность своего иного «я»; люди не поняли бы боли, которая мучает его, когда он разрывается между двумя сущностями.

Удостоверившись, что продовольственный склад этажом ниже пуст, он откинул крышку люка и спустился на холодный деревянный пол. Он чуял, что, кроме лошадей в стойлах, в здании больше никого нет, но все же поторопился добраться до своего жилья, находящегося в соседнем доме. Здесь он нашел свежую одежду, льняное полотенце и брусок душистого мыла, после чего вышел во двор, на тренировочную площадку.

Поработав ручным насосом и наполнив конские поилки перед стойлами ледяной водой, он тщательно намылил все тело. Когда все до единого пятна крови сошли с кожи, он принялся повторять мантру спокойствия, с каждым разом ощущая себя все уравновешеннее, все сильнее и все целеустремленнее. Истинное «я», конечно же, никуда не делось, но он чувствовал, что оно с каждым вдохом отступает все дальше в глубины сознания. Он не знал, кого оно убило, но догадывался, что кто бы это ни был, его постигла по-настоящему мучительная смерть. Но он же не в ответе за это, не так ли? Когда приходят сны и истинная суть берет верх, он не в силах противиться. Вместе с мыслью об истинном «я» последний фрагмент его иной личности всплыл на поверхность.

Истинное «я» думало о медальоне, чувствуя, как физически возбуждается его второе «я» от мысли о ней. Ее прикосновение, ее кожа, ее запах, ее долгие поцелуи.

Только ради нее он делает все это. Истинное «я» вспомнило о безглазой голове, висящей на крюке на чердаке, и улыбнулось.

Истинное «я» было уверено, что она будет довольна.

— Именем Сигмара, что происходит там внизу? — воскликнул Каспар, наблюдая за несколькими десятками вопящих людей, заполнивших двор перед посольством. Около сотни человек напирали на железную ограду, честя на все корки само здание и Рыцарей Пантеры, благоразумно отступивших за ворота, поспешно заперев их.

Толпа собралась вокруг воющей женщины, закутанной с головы до ног в накидку из черной козьей шерсти; ее жалобные рыдания не могли не тронуть душу.

Каспар отвернулся от окна, накинул плащ и завернулся в него, предварительно пристегнув к бедру, пару кремневых пистолетов.

— Ты уверен, что это разумно? — спросил Павел.

— Будь я проклят, если предстану перед толпой без оружия.

Павел пожал плечами и последовал за другом в коридор; Курт Бремен и Валдаас уже спускались по лестнице в вестибюль. Увидев вышедшего из покоев посла, Бремен остановился и обратился к нему:

— Вы должны оставаться в помещении. Мы сами управимся.

— Нет, Курт. Я не привык, чтобы другие дрались за меня.

— Герр фон Велтен, — терпеливо объяснил Бремен, — это наша работа.

Каспар начал было возражать, но понял, что Бремен прав.

— Отлично, идите со мной. Только держитесь сзади.

Бремен кивнул, заметив под плащом посла пистолеты.

— Павел, — обратился Каспар к другу, перепрыгивая через две ступеньки разом. — Женщина в черном, что с ней?

— Не знаю. Одежда на ней траурная, но я с ней незнаком.

— Что ж, значит, кто-то умер и по каким-то причинам они злятся на меня. Надеюсь, никто из наших никого не убил, не признавшись мне?

— Нет, посол, — в один голос ответили Павел и Бремен.

— Отлично, тогда посмотрим, что происходит, — решил Каспар и толчком распахнул дверь.

Гортанные вопли и брань наполнили воздух, слившись с рыданиями женщины, соскользнувшей на землю по железным прутьям ворот, горестно раскинув руки. Она кричала и плакала, совершенно потеряв контроль над собой. Три молодых человека, с лицами, горящими праведным гневом, трясли решетку ворот, выкрикивая имя Каспара.

— Что они говорят? — спросил посол, внезапно осознавший силу ярости толпы.

Павел показал на рыдающую женщину:

— Они говорят, что ее муж мертв.

— А какое отношение это имеет ко мне?

— Они говорят, ты его убил.

— Что? Почему?

— Ну, не совсем. Трудно понять смысл того, что они кричат.

Павел угрюмо приблизился к воротам. Шестеро Рыцарей Пантеры сдерживали напор, пока он кричал что-то людям, размахивая руками и показывая на женщину и Каспара. После нескольких минут перебранки он вернулся к Каспару, став еще мрачнее.

— Плохо, — произнес он.