Время жить. Пенталогия (СИ) - Виктор Тарнавский

- Готов! — твердо сказал Билон. — Когда надо будет начинать?

- Сегодня, сейчас! — Фремер поднялся из-за стола.

- Погодите! — запротестовал Билон. — Как это — так скоро?! Я сначала хочу спросить вас…

- Как Орна? — Фремер сел обратно на стул. — Простите. Да, конечно… С ней все в порядке, ее не тронули. Она у Кримела. Можно сказать, заменяет там вас. К сожалению, пообщаться вам с ней пока нельзя. Чтобы позвонить в Сухую Балку, надо заказывать разговор у телефониста, вас мгновенно засекут.

- Признаться, я об этом и не мечтал, — вздохнул Билон. — Я думал о записке.

- Нет, — покачал головой Фремер. — За ней следят.

- Тогда хотя бы маленький клочок! — взмолился Билон. — Я напишу без подписи и левой рукой. Я когда-то слышал, что когда правши пишут левой, их почерка очень похожи.

- Ладно, — улыбнувшись, Фремер выудил из груды папок на столе небольшой, размером с ладонь, листок тонкой бумаги. — Пишите. Но не много.

- Мне хватит и трех слов, — уверенно заявил Билон.

Прихватив со стола карандаш, он поудобнее прижал рукой клочок бумаги и старательно вывел на нем левой рукой: «Люблю. Целую. Надеюсь».

- Готово? — осведомился Фремер.

- Сейчас…

Нет, чего-то здесь не хватало. Трех слов все-таки было слишком мало. И Билон, так прочно сжав карандаш, что тот, казалось, вот-вот треснет в его руке, дописал еще одно — «Верю!».

Старинные четырех-пятиэтажные здания из красного и белого кирпича, соединенные между собой галереями и крытыми мостиками, утопали в зелени. Повсюду были люди, много людей — в белых медицинских халатах, в больничных пижамах и просто в обычной одежде. Они деловито шагали по широким асфальтированным дорожкам, прогуливались либо сидели на скамейках или в красивых беседках из потемневшего от времени резного дерева.

- Что это, больница? — почему-то шепотом спросил Билон у своего провожатого, того самого молчаливого молодого человека, что доставил его в Ойдевиз.

- Нет, — проводник слегка повернул голову, не сбавляя шага. — Это лечебно-оздоровительный центр Шарма. Самый известный курорт с минеральными источниками во всех северных дистриктах.

Произнеся эти несколько фраз, он снова замолчал, предоставляя Билону возможность самостоятельно догадываться и делать выводы.

Конечно, где еще заниматься шаманскими манипуляциями, как не в официальном медицинском учреждении? Особенно, если туда ежедневно приезжают десятки, если не сотни людей из разных уголков страны, среди которых без труда затеряется пара-тройка даже самых экзотических персонажей.

В пожилом заморце, встретившем их, не было решительно ничего экзотического. Невысокий, пожилой, чуть полноватый… Типичный успешный хозяин десятка магазинов и счастливый глава большой семьи. Даже глаза у него были самые обычные, чуть близоруко щурящиеся за стеклами обычных очков.

- Вы — Майдер? — деловито спросил он, когда провожатый вышел, и они остались одни. — Покажите, пожалуйста, медальон.

Билон расстегнул рубашку и, немного повозившись, осторожно вытащил наружу многоугольник из темной бронзы.

- Спасибо…

Заморец внимательно осмотрел медальон, не прикасаясь к нему, а затем его темные глаза сфокусировались на Билоне. Впечатление было неприятным: Билону вдруг показалось, будто его разглядывают в прицел или просвечивают мощным рентгеновским аппаратом.

- Хорошо, — заморец отвел взгляд. Он был явно чем-то удовлетворен. — Мы будем работать с вами. Пойдемте, встретитесь с вашей моделью.

- Моделью? — переспросил Билон.

- Может, я не совсем правильно выразился? По-моему, именно этим словом в вашем языке называют форму, по которой делают отливку.

- Выходит, я буду отливкой? — быстро сориентировался Билон. — А для этого меня не надо будет предварительно расплавить?

- Отриньте свой страх, — по смуглому лицу заморца пробежала тень улыбки. — Это бронзе нужен жар раскаленной печи. Человек более пластичный. И более выносливый.

В соседнем кабинете был еще один пожилой заморец, похожий на первого словно брат на брата (а может, так оно и было). Но сейчас Билона это не занимало. Его вниманием полностью завладел молодой человек, сидящий на жестком стуле у распахнутого окна. Он выглядел совершенно спокойным и расслабленным, и только постоянно сплетающиеся и расплетающиеся пальцы выдавали его волнение. Увидев Билона, он промедлил несколько секунд и только потом встал.

- Приве-ет, — сказал он, слегка растягивая гласные. — Я Лаган Чарнеш. А ты Майдер, парень, из которого будут делать моего двойника?

- Верно, — кивнул Билон.

Медленно приближаясь к Чарнешу, он разглядывал своего визави. Чарнеш был старше него, ему было, наверное, уже слегка за тридцать. Они были почти одинакового роста и имели волосы почти одного цвета, но на этом сходство заканчивалось. Чарнеш был заметно шире и как-то рыхлее Билона, его лицо было почти круглым, с еле заметным подбородком и коротким носом-пуговкой, словно кто-то стесал с его лица все лишнее. Это лицо не было неприятным или отталкивающим, оно даже было вполне симпатичным. Просто оно было совершенно чужим. Чарнеш выглядел — и, несомненно, был — гладким, благополучным обывателем. Рядом с поджарым крепким Билоном, закаленным суровой ветреной зимой на плато Пурона, Западным Краем и работой в поле с геологами, он смотрелся словно пудель по сравнению с бродячим псом.

Видно, Билон, хоть и молчал, как-то выразил свое сомнение, потому что заморец, приведший его, коротко засмеялся.

- Не беспокойтесь, мы будем работать, — произнес он и, открывая новую дверь, добавил: — Пройдемте с нами.

Следующее помещение, в которое они спустились по лестнице, выглядело как странная смесь бани с алхимической лабораторией. Один его угол занимал бассейн, над которым чуть клубился парок. Вдоль стен к нему протянулись два каменных желоба, по которым струилась вода, тонкими струйками лившаяся из многочисленных кранов. Возле бассейна стояли два топчана, крытых матерчатыми покрывалами, перед каждым из них был постелен квадратный резиновый коврик.

В то же время, угол, противоположный бассейну, занимал массивный стол, уставленный керамическими горшочками и кувшинчиками, стеклянными банками с притертыми крышками, деревянными ступками, каменными чашами для растирания и прочими подобными предметами. У стола колдовали несколько заморцев, что-то готовя на двух спиртовых горелках.

Внутри было жарко и влажно. От большой бронзовой курильницы, стоявшей прямо в центре помещения, вился легкий дымок, издававший незнакомый пряный аромат — такой насыщенный, что у Билона закружилась голова. Но продышаться и придти в себя ему так и не дали, тут же взяв в оборот.

По требованию старшего заморца они с Чарнешем сняли одежду, которую сразу же куда-то унесли молодые служители, окунулись в бассейн (вода была горячеватой, но терпимой), а затем прошлепали босыми ногами по приятно нагретому полу каждый к своему резиновому коврику. Там им пришлось делать множество непонятных вещей — приседать, бежать на месте, наклоняться, поднимать руки, подпрыгивать, смеяться и даже декламировать стихи.

Все это происходило под несмолкаемую болтовню Чарнеша, который, похоже, за потоком слов пытался скрыть свои страх и нервозность. Заморцы не препятствовали, а Билон был, скорее, даже благодарен своему нежданному товарищу по несчастью. Слушая Чарнеша, он сам загонял куда-то поглубже свои собственные опасения. К тому же, так Билон лучше узнавал человека, чью роль он должен был сыграть.

Чарнеш, как понял Билон, был политическим обозревателем какой-то крупной по местным меркам газеты — типичным журналистом-кондотьером, готовым писать хвалебные или ругательные статьи о ком или о чем угодно, лишь бы платили. Платили же, судя по всему, в последнее время не очень, поскольку солидная, но не запредельная сумма в десять тысяч брасов, а особенно, уже полученный и частично потраченный пятитысячный аванс занимали главное место в его монологе.

Впрочем, при всем при этом Чарнеш был вполне обаятельным, не занудным и не вызывал к себе антипатии. Да и журналистом он, похоже, был неплохим, раз был выбран освещать церемонию — единственным из всего дистрикта Ойдевиз.

Билон совершенно потерял счет времени. Он не знал, сколько его прошло, — полчаса или три. Он просто механически выполнял то, что от него требовали. Даже непрестанный словесный поток, по-прежнему льющийся из Чарнеша, перестал им восприниматься. Он просто слушал текущие мимо слова, не вдумываясь в их смысл. Что интересно, команды пожилого заморца он различал хорошо и исполнял их четко и быстро.

Наконец, Билону разрешили лечь навзничь на топчан, и сразу несколько заморцев начали заниматься с ним чем-то непонятным, обмеряя его тело во всех местах портновскими сантиметрами и обмазывая его какими-то мазями. Потом прямо перед ним появились серьезные внимательные глаза старшего заморца. Они становились все больше, больше, больше… пока Билон не утонул в них целиком.