Шпион на миллиард долларов. История самой дерзкой операции американских спецслужб в Советском Союзе - Дэвид Хоффман

Перед отъездом Ховард должен был пройти стандартную проверку на детекторе лжи. Он вспоминал, что после проведения теста (это было в апреле) экзаменатор пожал ему руку и пожелал удачи. Но в результатах теста обнаружились аномалии, которые привлекли внимание службы безопасности. Ховарда попросили пройти еще одну проверку на полиграфе. Ее результаты показали, что он солгал насчет какого-то преступления, совершенного в прошлом. Ховард признал, что однажды в самолете, будучи пьяным, стащил сорок долларов из косметички, оставленной на соседнем сиденье пассажиркой. Тогда от него потребовали пройти еще один тест, и он так разнервничался, что заранее выпил успокоительное, чем привел экзаменатора в бешенство. 29 апреля его попросили пройти четвертую проверку. Тесты один за другим показывали, что он обманывает экзаменаторов насчет какого-то уголовного проступка, а также в ответах на вопросы о злоупотреблении наркотиками и алкоголем. ЦРУ практически сразу же решило не отправлять Ховарда в Москву. Комиссия из высокопоставленных чиновников управления собралась, чтобы решить его судьбу. ЦРУ могло отправить его на должность, где бы не требовалось работать с секретными данными, но комиссия приняла решение о его немедленном увольнении. Дэвид Форден, в то время руководивший отделом ЦРУ по СССР и Восточной Европе, вспоминал, что комиссия (в ней состоял и сам Форден) приняла решение быстро. Форден охарактеризовал Ховарда как “неудачника”: “Я сказал: давайте избавимся от этого парня. Он бездельник”{313}.

3 мая Ховарду сообщили в штаб-квартире, что в Москву он не поедет. Ему поставили ультиматум: он или сам уйдет в отставку, или будет уволен. Причины увольнения не назывались. Его жена Мэри, которая тогда находилась в декретном отпуске, но оставалась сотрудницей ЦРУ, потребовала объяснений, но ЦРУ ничего объяснять не стало. Ховард сказал жене: “Они убеждены, что я врал”{314}. Так и было. ЦРУ считало, что нельзя доверять стажеру, только что провалившему четыре теста на полиграфе подряд, деликатнейшие операции в Советском Союзе. Директор ЦРУ мог своей властью снять с сотрудника все допуски, по сути, положив конец его работе в управлении. Ховард подписал документ об увольнении. Но до того, как его вывели из офиса, он снял копию со своего пропуска, где была его фотография и табельный номер, и скопировал еще кое-какие заметки{315}.

В ЦРУ сказали, что он будет получать зарплату еще полтора месяца, что ему следует сходить на прием к главному психиатру управления Бернарду Маллою, а также явиться на медицинский осмотр{316}. Управление подготовило резюме, которое он в дальнейшем мог использовать для трудоустройства. Там говорилось, что он в течение двух с половиной лет состоял на “внешнеполитической службе” в Госдепартаменте. ЦРУ никак не упоминалось{317}.

Ховард был “ошарашен”. Потом он вспоминал: “Я был ошеломлен — у меня внезапно выбили почву из-под ног — и разгневан тем, как бессердечно меня уволили и выкинули на улицу”{318}. Он решил вернуться в Нью-Мексико и устроился экономическим аналитиком в финансовом комитете законодательного собрания штата. На работе он занимался оценкой нефтегазовых доходов штата. Если его спрашивали о прошлом, Ховард отвечал, что в Госдепартаменте готовился к назначению в Москву, но передумал туда ехать с маленьким ребенком, поэтому уволился{319}. Он купил саманный фермерский дом по адресу: Верано-Луп, 108, в городке Эльдорадо, к югу от Санта-Фе, и намеревался “собраться с силами и начать новую жизнь”, вспоминала Мэри{320}.

Ховард подписывал бумагу, давая клятву о неразглашении государственной тайны. Предполагалось, что это клятва бессрочная, действительная и после увольнения из ЦРУ. ЦРУ могло его уволить, но не имело полномочий заниматься правоохранительной деятельностью в пределах Соединенных Штатов. Если Ховард представлял угрозу национальной безопасности, это был вопрос контрразведки, которой ведало ФБР. Но ЦРУ не проинформировало ФБР, что стажера, имевшего доступ к секретным оперативным материалам, вынудили уволиться. ЦРУ предпочитало не выносить сор из избы. Впрочем, даже если бы ЦРУ и предупредило ФБР, трудно сказать, предприняло бы что-то бюро или нет{321}.

А Ховард был в бешенстве и жаждал мщения. Через несколько недель после увольнения он пришел в консульство СССР на улице Фелпс-плейс в вашингтонском районе Калорама и оставил у дежурного записку за подписью “Алекс”. В ней он упомянул, что готовился к отправке в московскую резидентуру и что у него есть информация, которую он хочет продать за 60 тысяч долларов. К записке прилагалась копия его пропуска из ЦРУ. Ховард оставил инструкции насчет следующей встречи, в Капитолии, и случайным образом выбранный цифровой код. Он сказал Мэри, что безопаснее было оставить записку в консульстве, чем в посольстве на 16-й улице, где у ФБР установлены камеры наблюдения{322}.

Ховард назначил встречу с советскими представителями в туалете на верхнем этаже Капитолия на 20 октября 1983 года. Во время учебы в ЦРУ он узнал, что ФБР запрещен вход в Капитолий, а значит, его не могли бы там заметить. Кроме того, в Капитолии было полно туристов. Ховард несколько часов просидел в парке напротив советского консульства, обдумывая дальнейшие действия, но в конце концов решил не ходить на встречу в Капитолий. Вернувшись домой, он сказал Мэри, что просто не смог этого сделать{323}. Виктор Черкашин, второй по старшинству офицер КГБ в Вашингтоне в то время, рассказывал, что в КГБ получили письмо Ховарда, но тоже решили не ходить в Капитолий, опасаясь, что это ловушка федералов{324}.

После этого Ховард начал делать странные звонки в Москву. Поздно вечером, часто уже сильно пьяный, он набирал телефонный номер, который узнал в ЦРУ, — специальный канал связи с московским посольством, по которому дипломаты могли звонить в США и принимать звонки оттуда в обход ненадежных советских телефонных сетей. Этот канал связи не был защищен, его, скорее всего, прослушивали в КГБ, и он использовался для личных разговоров и официальных звонков по мелким рабочим вопросам. Однажды вечером, когда в Москве уже начиналось утро следующего дня, Ховард позвонил в посольство. К телефону подошел охранник, морской пехотинец. Ховард скороговоркой зачитал записанную на листке серию цифр и повесил трубку{325}. В другой раз он представился и попросил передать шефу московской резидентуры сообщение, что он “не прибудет на медосмотр”. В этом не было никакого смысла, поскольку резидент и так уже знал, что Ховард не приедет. Шеф доложил о звонке в главное управление, те вызвали Ховарда и отчитали его.

На самом деле Ховард пытался с помощью этих звонков привлечь внимание КГБ. “Мой звонок в резидентуру ЦРУ насчет медосмотра, по сути, сообщал Советам, что мне предстояло выполнять роль глубоко законспирированного сотрудника ЦРУ”, — писал потом Ховард, пояснив, что “сделал тот звонок намеренно и потому что был сердит”{326}. В другой раз Ховард позвонил в Москву и попросил к телефону русскую сотрудницу Раю, высокую блондинку, которая занималась оформлением виз для дипломатов, их жильем и наймом советских сотрудников. Она рассказала о звонке руководству посольства и, без сомнения, КГБ. “Ему важно было дать о себе знать”, — пояснил сотрудник ЦРУ, который изучал запись. Ховард “в тактическом отношении был весьма изобретателен”.

Осенью 1983 года Ховард написал открытое письмо в советское консульство в Сан-Франциско. Казалось, это было банальное письмо от американского гражданина, выражавшего озабоченность отношениями США и СССР. Ховард подписался своим именем. Мэри он сказал, что сделал это, чтобы “подразнить” ЦРУ и ФБР; они увидят это письмо и будут недовольны его прямым контактом с советскими властями{327}.

Проблемы Ховарда с алкоголем усугублялись. 26 февраля 1984 года он сцепился с тремя парнями возле бара в Санта-Фе. У Ховарда имелось огнестрельное оружие и лицензия на его покупку и продажу. Под сиденьем джипа он держал револьвер Smith & Wesson 44 калибра. Он вошел в раж и нацелил пистолет на открытое окно их машины. Один из троих оттолкнул оружие, и пуля пробила крышу автомобиля. Ховарда скрутили и отняли пистолет. От стрельбы никто не пострадал, но Ховард был избит и провел ночь за решеткой. Потом он признал себя виновным по трем обвинениям в нападении с применением смертоносного оружия. Ему выписали штраф в 7500 долларов, направили к психиатру и условно осудили с пятилетним испытательным сроком{328}.

Его психическое состояние было явно неустойчивым. В Нью-Мексико он приехал с бодрым намерением начать все сначала и даже, возможно, пойти в политику и баллотироваться на какой-нибудь пост. Но, как вспоминала Мэри, после пьяной драки он расстался с этой надеждой.